В Баровии не бывает солнечно. #writober2019

      — Когда это ты научилась читать по губам, Ирина? Она пристально разглядывает собеседницу и неловко усмехается дроу прямо в лицо, простодушно пожимая плечами. Кажется, это было год назад? Или, или, Ирина дает себе пару минут, чтобы вспомнить.       — Семнадцатый? Снова? Девушка расплывается в улыбке и оборачивается к окну, пытаясь выцепить знакомый силуэт в темноте, глядящейся на нее карими глазами. Тишину нарушает лишь стук корешка книги о полку и треск раздвигаемых ставней. — Она моя любимая. Я ничего не могу с собой поделать. Ирину обдает холодом, когда она подходит ближе и слегка высовывается наружу — он мягко ловит ее лицо в свои ладони, целуя в лоб. Девушка расплывается в улыбке, нежно касаясь губами пальцев его рук и прикрывает глаза, прежде чем начать говорить: —…Уходи. — Почему ты не спишь? — Они вернулись из Валлахии раньше, чем обещали. На какое-то время между ними повисает молчание, а затем он легко перелезает сквозь оконную раму, бесшумно соскакивая с подоконника рядом, и стряхивает с плеча несуществующие пылинки. Глаза Ирины округляются в легком ужасе; голос подводит ее, когда она, испуганно повисая на его плече, шепчет: — Прошу, нет, меня убьют, если услышат- — Услышат? Он насмешливо улыбается, легко поднимая девушку на руки — та не сдерживает тихого вскрика, что тут же тонет в абсолютной тишине, когда он подносит палец к губам. Ей кажется, что она оглохла, и какое-то время Ирина не может пошевелиться, не сопротивляясь ласковым поцелуям на виске и скулах, почти не дергается, чувствуя шелковую текстуру простыней своей кровати. «Читай по губам. Смотри на меня.» От абсолютной тишины пульсирует в висках: не стучит, она больше не слышит стука, даже собственного дыхания. Просто чувствует глухие удары в голове и горле, когда тонкие длинные пальцы касаются ее ключиц. Холодно. Она завороженно следит за каждым движением губ, невольно проговаривая слог за слогом: «Не закрывай глаза». Ирина не слышит, но словно чувствует чужой голос и сдавленно кивает, безмолвно выдыхая, когда холод чужой ладони спускается ниже, к ее груди, обжигая сквозь тонкую ткань. А затем приподнимается на локтях, как-то бестолково тыкаясь носом в его скулу, и целует. Она слегка прикрывает глаза: Ирина не слышит свой голос, но чувствует замерший стон где-то в горле, и чуть ли не кожей чувствует низкое голодное рычание в его груди. Она не целовалась раньше, от волнения забывая все книжные наставления о том, куда люди делают носы и как они ими дышат, и это его забавляет: девушка чувствует эту улыбку на языке после того, как он отстраняется, давая ей короткий тайм-аут. Ирина дышит прерывисто, резко, чувствуя как жжение в легких доходит куда-то в горло: не давая ей прийти в себя, он, нависая над ней, спускается ниже, какое-то время лишь слушая ее сердцебиение. Она опускает руки, проводя пальцами по иссине-черным волосам и закусывает губы, когда ее легко хватают за запястья. Когти едва-едва царапают ее кожу, заставляя дернуться вновь — она чувствует, как напрягаются его мышцы и вены едва заметно ходят под кожей, когда он чувствует запах крови, медленно разливающийся тяжелыми волнами, кружащими голову. Слишком острыми для ее обоняния, душащие в этой абсолютной тишине. Она широко распахивает глаза, чувствуя холод ребрами — ее ночная рубашка рвется под напором когтей второй руки. Кажется, какое-то время ей просто любуются, словно хорошей картиной или скульптурой. Она не была против. Кому не нравится восхищение? Он касается губами ее запястий, разжимая хватку, и улыбается, видя, как дрожат ее ресницы. «Страд-… " «Смотри на меня.» Она послушно распахивает глаза и их взгляды снова встречаются, прежде чем Ирина сдавленно всхлипывает в пустоту и утыкается носом в подушку, вновь хватая его за плечи; чужие губы мягко касаются ее ребер, опускаясь ниже и ниже, и у нее начинает кружиться голова — отрезвляет лишь жуткий холод. Ирина изо всех сил прикусывает язык, забывая, что ее стоны останутся с ней, застревая в горле, и в какой-то момент беспомощно обмякает, позволяя закинуть свою ногу на чужое плечо. Он оказывается совсем близко, проводя ладонью от кончиков пальцев ступни до бедра, где она смыкается в замок, едва-едва царапая тонкую кожу, под которой пульсируют вены. «Т-Ты-… Умоляю, хватит уже, я хочу- Ай!» Резинка чулок больно, беззвучно щелкает по ноге, оставляя красные следы. Ирина смаргивает слезинку-другую и вновь послушно устанавливает зрительный контакт, переставая ерзать и дергаться. «Волшебное слово.» Ирина беспомощно открывает и закрывает рот, чувствуя, как тяжелая и жилистая рука с длинными пальцами скользит по ее бедру вверх-вниз, словно в ожидании. «Ну же.» «Пожалуйста!» Хватка на ее бедрах становится чуть крепче — Ирина чувствует, как слегка сползает вниз, в чужие руки, и пытается расслабиться, запуская руки в его черные волосы. Волшебное слово и правда работает — ее перестают дразнить. «Хорошая девочка.» В какой-то момент она чувствует лишь боль и беззвучно вскрикивает, когда его клыки прикусывают ее кожу, оставляя следы от зубов. Он входит глубже, и на пару секунд девушка беспомощно замирает, чувствуя каждый жадный глоток. Первый, второй, третий — каждый раз, когда длинный, горячий язык проходит по ее коже, слизывая капли крови, замаравшей простыни, ее тело сводит резкой приятной судорогой. В какой-то момент, в глазах начинает темнеть. Эта сладкая дрожь в теле становилась все более слабой, уступая место абсолютной пустоте, а биение сердца, становилось все более спазматически тяжелым: маленькая смерть грозила закончится большой, окончательной. В какой-то момент она не чувствует ничего, а затем волна боли прокатывается по всему ее телу, когда он поднимает голову. Ирина не успевает сжать хватку на его волосах как следует, не давая повернуть головы — он отстраняется, удовлетворенно разглядывая раскрасневшийся след укуса. На месте двух аккуратных отметин от клыков завтра точно будет синяк, с тонкими прожилками шрамов: хорошее напоминание, куда менее вульгарное, чем клеймо. «Не оставляй меня так! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста-…» Она цепляется за его рубашку, судорожно сжимая ткань между побелевшими от напряжения пальцами, пока он промакивает губы и подбородок, залитые кровью. «Ты не можешь. Пожалуйста, Страд… Ты не станешь!» «Смотри на меня.» Он щелкает пальцами и звуки, все разом, выливаются на Ирину диссонансным оглушающим хором, заставляя зажмуриться и закрыть уши. А когда шум перестает быть невыносимым и Ирина открывает глаза, беспомощно глядя в открытое окно, никого уже нет. Только она, разворошенные простыни, открытая дверь.       — …Ирина?       — Ирина! Она вздрагивает, видя ладонь перед своим лицом и неловко смеется. А вот Сильри уже не так смешно: — Ты… В порядке? — В полном. Честно. Ты о чем-то спрашивала? —… Все же, когда ты еще и этому научилась? — Да так. В свободное от занятий время.