The Beloved One

І

Он видит Стефано со всех ракурсов в буквальном смысле, насколько бы иронично подобное утверждение не звучало. Видит, как после неминуемых кошмаров — никуда не подеться, от себя не сбежать; замкнутый круг, чёрная пропасть — особо взъерошивающих пепел былых воспоминаний, фотограф сидит на каменных ступеньках, невзирая на лёгко играющий в бережно уложенных волосах ветер — однако, тот же самый обманчиво мягкий ветерок может пробирать до дрожи даже сквозь одежду, Себастьян знает. Иногда в подобные мгновения Валентини даже зажигает сигарету, хоть и явно пытается ограничить подобные случаи. Обскура как-то по-щенячьи наивно накренивает свою голову-камеру вбок, линзой объектива отражая силуэт человека рядом, будто так и норовя спросить «что случилось?». Мужчина никогда не делится собственными мыслями вслух, даже с этим дивным существом, изобретённым им же самим; молчаливо прикладывает свободную от сигареты ладонь к камере, словно ластит к себе самого обыкновенного домашнего питомца, а затем вновь опускает взгляд куда-то вдаль, посреди хаотично расположенных кусков Юниона — есть нечто в этом беспорядке особенное, обладающее своей личной атмосферой, как и всё в доме Стефано и его работах. Как и он сам; пробуждает самые чертовски разные по своей природе ощущения где-то внутри. В один из подобных случаев, Кастелланос всё же садится рядом с фотографом — не решается ничего спросить, ничего сказать; предубеждение, словно любое произнесённое сейчас лишь отдалит, заставит замкнуться в себе только больше. Детектив пытается заглянуть в необычайно светлую радужку, затуманенную ёдкой дымкой воспоминаний, смешавшихся с задумчивостью. Из-за мутного, полупрозрачного оттёнка, создаётся впечатление, словно Валентини слеп, но в самом деле, он знает — слепы здесь абсолютно все, но точно не «художник». Удивительно. Лёгкое безумие играет посреди зрачка, расползается тонкими, едва ли уловимыми языками невидимого пламени на радужку. Безумие в чистом виде, никаких сомнений — самое настоящее, наверняка опасное и обжигающее, но столь чертовски родное. Его личное безумие.