Память

Ума не приложу, как свыкнуться с той мыслью. Незаменимых нет – твердят друзья неистово. Незаменимых нет – пошлейшая из поговорок. Незаменимых нет – кто близок, тот и дорог. М. Влади „Памяти Высоцкого“

Первой мыслью было – отправиться следом, аппарировать в Дурмштранг. Но ее появление там только помешало бы Северусу, ведь она должна находиться как можно дальше от того места. По крайней мере так сказал Дамблдор, и как бы Гермиона на него ни злилась, верить она ему верила. Стоило Гермионе вспомнить о Дамблдоре, как руки непроизвольно сжались в кулаки. Как он мог столько лет знать Северуса, поручать ему такие вещи, а теперь бросаться обвинениями, даже не задумавшись ни на секунду, что Северус может быть невиновен?! Как старик посмел смотреть на него с таким презрением и неприязнью, как смотрел тридцать лет назад, когда не знал о Северусе ровным счетом ничего?! Как он смел обвинять в трусости и подлости? Как... Когда она вернулась в кабинет директора, внутри нее все бурлило от гнева и возмущения, но выплеснуть злость на ее виновника не удалось – портрет Дамблдора был пуст. Минерва обняла ее, успокаивая то ли Гермиону, то ли саму себя: - Все будет хорошо. Северус справится. Он и не с таким справлялся. Я верю, что он не хотел причинить тебе вреда. И что эти несколько дней были ему действительно нужны. Если бы я знала, что все это так опасно для тебя, я бы нашла способ сообщить это ему и тебе. Не понимаю, почему Альбус рассказал мне правду только сегодня утром, за несколько минут до вашего появления... - она расстроенно покачала головой, - и не понимаю, почему он вдруг набросился на Северуса, хотя сам никому ничего не сказал толком, а ограничился лишь туманными фразами - „мне нужно поговорить с Северусом, это очень важно“. Конечно, он обиделся, что Северус не хотел с ним беседовать и советоваться, что не пришел по его просьбе сразу же, но... Альбус не прав. Нельзя было так набрасываться на Северуса, даже если он и поступил не очень вежливо. Ему и так многое выпало за последние годы жизни. А уж когда и жить осталось всего несколько часов... - Он называл эти дни „каникулами от смерти“, - вздохнула Гермиона. Она хотела бы рассказать Минерве о многом, но слова застревали в горле, и она замолчала, чтобы не расплакаться. - Мне очень жаль, что его удалось вернуть мир живых лишь ненадолго. Он заслуживал гораздо большего. И уж точно не отповеди, которую ему устроил Альбус. Но думаю, Альбусу сейчас и самому стыдно за свои слова - когда ты вышла, чтобы проводить Северуса, Альбус тут же ушел с картины. Понимает, что я буду возмущаться. Причем, в отличие от него, не на ровном месте. - Лучше бы ему было стыдно до того, как он набросился на Северуса, - буркнула Гермиона. - Стыдно Дамблдору или нет – это ничего не изменит. Северус пришел сюда спокойным, едва ли не умиротворенным, а уходил... Я пыталась убедить его, что он действительно ни в чем не виноват, но не уверена, что он что-то услышал. Слова старого маразматика для него значили слишком много. Минерва чуть смущенно кашлянула, но одергивать Гермиону не стала. В конце концов, Дамблдор повел себя именно как старый маразматик, как ни неприятно было это признавать. - Альбус сказал, что братья Бругг свяжутся с нами, когда будет ясно хоть что-то. Но мне кажется, что все должно пройти хорошо – Альбус говорил, что тут главное, чтобы нейтрализующий обряд был начат, когда Северус еще вменяем... - А когда все закончится? - спросила Гермиона глухо. - Когда я смогу забрать тело, чтобы... чтобы похоронить? Мы не говорили об этом с Северусом, но я уверена, что он хотел бы быть похороненым на границе Запретного леса. Там красиво. И тихо. Минерва вздохнула и отвела взгляд: - Все зависит от того, как пройдет обряд. Братья Бругг сказали, что если у них ничего не выйдет, то лучше бы не переносить тело, уничтожить его на месте, сжечь, а пепел развеять по ветру. Хотя они сказали, что начинать такой обряд в понедельник – хорошо, так что это может помочь как-то уравновесить случившееся... Но и в самом оптимистичном варианте... Гермиона, они сказали, чтобы мы ничего не планировали до вечера четверга. Самое позднее, через четыре-пять дней они сообщат результаты. Гермиона молча кивнула. Значит, даже могилы может не остаться. Только та, в которой тело Северуса хоронили после Битвы. Пустая. Ненастоящая. Словно и не было его на свете. Она скомканно попрощалась с Минервой, кинула в камин дымолетный порошок и отправилась домой. В тишину. Подальше от портрета бывшего директора, который хотелось испепелить на месте. А пепел развеять по ветру. Дома все было так, словно Северус никуда и не уходил. Кожаная куртка на вешалке в прихожей. Его вещи в шкафу. Оставленная в кухонной мойке чашка с недопитым кофе. Недочитанная книга на столике рядом с креслом. АйПод с записями песен Джонни Кэша. Все как вчера. Только без Северуса. И неизвестно, что сейчас с ним проиходит. Наверное, он еще жив – иначе бы братья Бругг сообщили. Наверное. Но думать о том, в чем же заключается тот самый обряд, нейтрализующий последствия темномагического, было страшно. Дамблдор обвинял Северуса в трусости, обвинял несправедливо, и простить ему эти обвинения Гермиона не могла, но сейчас ее в тех словах пугало другое – что же будут творить с Северусом в Дурмштранге, если Дамблдор допускал мысль, что Северус мог бы испугаться и не поехать?.. Только бы все поскорее закончилось, чтобы Северус не жалел, что за две недели нормальной жизни пришлось расплачиваться такой смертью. Гермиона просидела в кресле до самого вечера. Вставать и делать хоть что-то не было ни сил, ни желания, но нужно было покормить Дымку – кошка уж точно не виновата в случившемся. Она и так пыталась успокоить Гермиону как могла – гладилась, ласкалась, тихо мурлыкала что-то утешающее. Без нее в пустой квартире было бы совсем тошно. Понедельник. Хороший день для начинаний. Но не для начала конца. Потом будут такие же пустые вторник и среда, заполненные лишь ожиданием вестей о том, можно ли будет похоронить Северуса по-человечески. К вечеру четверга все прояснится. В воскресенье она встретится с родителями, сходит с ними в азиатский ресторанчик и они вместе помянут Северуса. А со следующей недели начнется новая жизнь, в которой он будет лишь воспоминанием. Памятью. Той самой памятью, с которой не захочешь расстаться ни в один момент жизни. И как бы ни хотелось большего, но... У Гермионы вдруг появилась надежда, слабая и зыбкая, но она становилась все сильнее пока Гермиона не вернулась из аптеки и не сделала тест на беременность. Нет, ребенка от Северуса у нее тоже не будет. Только воспоминания. Минерва связалась с Гермионой ближе к вечеру, сказала, что обряд удалось начать вовремя и пока что прогнозы братьев Бругг благоприятные, и что Гермионе ничего не угрожает, осталась одна рутина, в которой братья точно не ошибутся, но раньше вечера четверга ничего более конкретного они сказать не смогут. И Гермиона решила заблокировать камин на пару суток – ей не хотелось говорить даже с друзьями. Хотелось впасть в спячку, уснуть и не думать о том, что сейчас происходит с Северусом. Выпить зелье сна без сновидений и спать, вставая лишь для того, чтобы покормить кошку и съесть что-нибудь самой. Так она и поступила. Утро четверга было хмурым и пасмурным, дождь то прекращался, то снова моросил, никак не набирая полную силу. Гермиона долго стояла под горячим душем, пытаясь согнать с себя оцепенение прошлых дней. Горячая вода успокаивала, хлесткие струи напоминали о том, что все продолжается и что было бы гораздо хуже, если бы у нее с Северусом вовсе не было тех двух недель. Две недели лучше, чем ничего, но... Но, открывая шкаф, она каждый раз наталкивалась взглядом на рубашки Северуса. А убрать их рука не поднималась. Трель дверного звонка разорвала сонную тишину и заставила Гермиону поморщиться – видеть никого не хотелось. Открыть все равно придется: если почтальон, то он уйдет тут же, если друзья... тоже уйдут, когда убедятся, что с ней все в порядке. И когда она попросит оставить ее в покое в ближайшие дни. Звонок повторился, и Гермиона поспешила распахнуть дверь. Она думала, что хуже смерти Северуса ничего быть не может. Оказалось иначе. Может. То, что ей самой придется дать ему яд. Самой. Ему. Северус стоял у входа, придерживаясь рукой за стену. Взгляд у него был остекленевший, под запавшими глазами черные круги, в лице ни кровинки. Перед отъездом в Хогвартс он сказал, что у него странное предчувствие. И попросил убить его, если что-то пойдет не так и он не успеет выпить яд сам. „Сам я тогда не буду думать ни о чем, кроме того, что мне нужно быть рядом стобой. Я не смогу мыслить здраво и уже не сумею выпить свое зелье, чтобы уйти из жизни как человек, а не как... Очень тебя прошу, не тяни до того, пока я не стану вести себя как невменяемое животное. Из твоих рук в том состоянии я приму все что угодно, тебе не придется делать это силой, если ты в тот момент будешь рядом.“ Склянка с ядом лежит в спальне, в комоде. Дать Северусу выпить ее содержимое – дело пары минут. Это просто. Это правильно. Она обещала ему... Но можно же подождать хоть немного. Побыть с ним рядом еще хотя бы несколько часов. Даже если он сейчас в полувменяемом состоянии, это все равно он. Живой. Настоящий. Северус. Она попятилась назад, чтобы пропустить его в квартиру. Она не решалась оторвать взгляд от Северуса ни на секунду. Очень хотелось взять его за руку, но она помнила – от этого могут исчезнуть остатки его разума, останется только желание быть рядом с нею. Но, может, это не так и плохо? Если он будет рядом. Еще хоть сколько-то. Хоть немного. Хоть... Но внутрь он не вошел. Какое-то время смотрел пустым взглядом на Гермиону, а потом усмехнулся, кривя серые потрескавшиеся губы: – Извини. Не хотел напугать. Просто не понял. Ты хотела быть со мной. Те две недели. А не больше. Я решил... Неважно. Извини. Голос у него был охрипший и уставший, говорил Северус нервно и отрывисто, словно выдавливал слова с огромным усилием, смысла в его речи тоже не было. Гермона уже собиралась взять его за руку, чтобы хоть как-то успокоить и хоть как-то облегчить его состояние, но Северус внезапно развернулся и пошел вниз по лестнице, тяжело опираясь рукой о стену. Гермиона ошарашено смотрела ему в спину, не зная, что и думать. Но он физически не может уйти! В его состоянии он может только стремиться быть как можно ближе к ней. Если уж он сбежал из Дурмштранга, так и не закончив... Ох, Мерлин! Гермиона кинулась следом за Северусом. Она нагнала его уже на улице и тут же схватила за руку: – Постой! Он замер, словно в нем внезапно кончилась энергия, и Гермиона испугалась, что все же ошиблась в своих надеждах. Несколько мгновений они стояли молча, потом он медленно высвободил руку. – Ты ничего не должна. Не гриффиндорствуй. Иди домой. И спасибо за те недели. – Северус... – Извини. Наверное они не передали. Тебе ничего не угрожает. Мне тоже. Иди домой. – Северус, пойдем домой, я... – Ты ничего не должна. Я понимаю. Одно дело – пара недель. Другое – так. – Северус, ты о чем? Пойдем домой, я... – Тебе страшно и неприятно. Видеть меня. Но ты ничего не должна. Все в порядке. – Северус! – Гермиона повысила голос. – Прекрати! Ты говоришь какую-то ерунду. Ну конечно же, я рада, что ты жив и... – Я видел. Как ты на меня смотрела. С ужасом. Он шагнул в сторону, чтобы обойти Гермиону, она испугалась, что он может попытаться аппарировать, и схватила его за руку. – Северус, не надо. Пожалуйста. Не уходи. Я действительно испугалась – что ты вернулся в невменяемом состоянии и что я должна выполнить то, что обещала. Но я... Мне не хватило бы духу дать тебе яд. Я бы тянула до последнего. Я не... Гермиона не договорила, шагнула вплотную к Северусу и обняла его, крепко вцепившись пальцами в его плечи. Живой. Мимо прошла соседка, ворчливая сплетница. Она окинула Северуса брезгливым взглядом, выплюнула: „Только наркоманов в нашем доме и не хватало,“ – и поспешила по своим делам. – Извини. Наверное, я действительно похож на наркомана. Или на невменяемого. Но все в порядке. Тебе незачем... – Северус, пойдем домой. Ты отдохнешь, примешь душ, придешь в себя... и перестанешь нести околесицу. Ну вспомни, как хорошо нам было вместе! Ну же! Помнишь?! Он пожал плечами: – Помню, но... Гермиона взяла его под руку и потащила обратно в дом. Северус не сопротивлялся, только шел очень медленно, и его начало пошатывать. – Ты точно в порядке? – спросила она уже в квартире. – Да. Просто усталость. Пройдет. Сделаешь чай? Северус опустился на стул и уставился невидящим вглядом в окно. Пока закипала вода и настаивался чай, Гермиона накрыла на стол и сделала Северусу несколько бутербродов. Сосредоточиться на самых простых действиях выходило с трудом, все время хотелось поднять глаза на Северуса, дотронуться до него, убедиться, что все происходит на самом деле. Он отпил из чашки несколько глотков, снова уставился в окно и, кажется, задремал – чашка у него выскользнула и упала на пол. Северус вздрогнул и очнулся. Руки у него мелко дрожали, а взгляд был полон паники, словно произошло нечто непоправимое. Гермиона бросилась к нему и обняла за плечи: – Северус, успокойся. Все хорошо. Это просто чашка. Ее можно восстановить Репаро. Он дернулся и замер. Несколько мгновений не шевелился, а потом выдавил: – Понятно. – Давай налью тебе чай в другую чашку? Северус покачал головой: – Лучше лягу. Все равно засыпаю. Гермиона помогла ему дойти до спальни и раздеться, а потом устроилась рядом. Завтракать не хотелось – она была слишком взбудоражена от радости, зато хотелось прижаться щекой к его плечу и слушать дыханье. Дымка сонно дремала на подоконнике, а через какое-то время задремала и Гермиона. Не прошло и часа, как Северус проснулся. Он рывком сел, словно вырываясь из сна, и выглядел в этот момент загнанным зверем, который в панике не знает, что ему делать. Гермиона осторожно погладила его по спине и приобняла: – Северус, это был просто плохой сон. Ты дома, все хорошо, все закончилось... – К-какой сегодня день? – спросил он хриплым шепотом. – Четверг, пятнадцатое июля, – Гермиона обняла его крепче и добавила: – две тысячи десятого года. – Я... я давно вернулся из Дурмштранга? – Часа полтора-два назад. Мы поговорили, ты выпил пару глотков чая и лег спать. Он медленно выдохнул и прикрыл глаза, Гермиона потянула его назад на кровать и снова легла рядом. Северус постепенно расслабился и уснул, но опять ненадолго. И все повторилось. Резкое пробуждение, порыв тут же вскочить и куда-то кинуться, сбитое от паники дыхание. – Северус, все хорошо. Тебе просто что-то приснилось. Ты дома, ты уже несколько часов как вернулся из Дурмштранга, все закончилось... – тихо шептала Гермиона, обнимая его за напряженные как камень плечи. – Хочешь я принесу воды или сделаю чай? – Спасибо. Лучше просто воды. Гермиона поцеловала его в подрагивающую жилку на виске и пошла на кухню, но когда она вернулась с чашкой, Северус уже спал. Вода пригодилась часа через полтора, когда все повторилось снова. Северус просыпался часто, и с каждым разом Гермионе становилось все больше не по себе. Она, как могла, успокаивала его, говорила, что все закончилось, что он у нее дома, и все хорошо. И он затихал, забывался сном, чтобы через какое-то время вскочить. Ей было страшно оставить его одного в комнате даже на пару минут – а вдруг именно в этот момент он снова проснется, не понимая, где он и что происходит? Думать о том, что же сделали с ним в Дурмштранге, было тошно, а спрашивать об этом его самого – жутко. Днем она все же встала ненадолго, чтобы приготовить еду и пообедать с Северусом, когда тот проснется в следующий раз, но он только выпил горячий сладкий чай и снова лег спать. Сон его стал спокойнее, просыпался он уже не так часто, и Гермиона немного успокоилась – значит, ничего страшного, просто переутомление. Много сна и покоя – и все наладится. Главное, что он выжил. А сон и покой у него будут. И никаких старых маразматиков-директоров. За ужином Северус едва вдавил в себя несколько ложек. Он по-прежнему буквально спал на ходу, но вид у него был уже более живой, хотя все еще растерянный и напряженный. – Послушай, может мне лучше лечь в гостиной? – спросил он неожиданно. Гермиона опешила. – Но почему?! – Я же тебе всю ночь спать не дам. И тебе неприятно видеть меня таким. Со временем это пройдет и... – Северус, мне не неприятно. Мне страшно, что с тобой происходит. И страшно представить, что творилось в Дурмштранге. – Со мной все в порядке. Просто устал. Ничего страшного там не было. Не волнуйся. Постели мне в гостиной. Только свет гасить не надо. Чтобы я сразу понял, где нахожусь. – Хорошо, свет я гасить не буду. Но ляжешь ты в спальне. Можешь считать, что мне так спокойнее – когда ты рядом. Тогда я хотя бы чувствую, что ты действительно живой. Он покачал головой, но спорить не стал. Ночь прошла спокойнее, чем ожидала Гермиона, а когда она проснулась утром, поняла, что Северус нормально проспал уже часов пять. Похоже, что все закончилось. Только будить его не нужно – вот когда проснется, тогда можно будет сходить в булочную за свежими хлебцами и позавтракать вдвоем, а пока нужно разблокировать камин и сообщить Минерве, что с Северусом все в порядке, чтобы не волновалась – Минерва не Дамблдор, для нее Северус не отслужившая свой срок деталь, а живой человек... Она осторожно встала, оделась и вышла в гостиную, тихо прикрыв за собой дверь. Минерва была в своем в кабинете, словно ждала, не свяжется ли с ней Гермиона по каминной связи. – Гермиона, милая, все в порядке? – спросила она вместо приветствия. Вид у нее был немного встревоженный. – Спасибо, все прекрасно, – улыбнулась Гермиона счастливо. – Я должна была сообщить вам еще вчера, но... Северус вернулся вчера утром, очень уставший. – Он нормально добрался? – спросила Минерва с неподдельным волнением. – Камин у тебя был заблокирован, братья Бругг сказали, что Северус решил аппарировать. – Да, все хорошо. Он еще спит, а я решила не откладывать разговор, чтобы вы не волновались, – ответила Гермиона пристыженно. Она должна была улучить пару минут для этого разговора еще вчера! Но что сделано, то сделано. Минерва чуть суховато кивнула: – Так даже лучше, что он еще спит. Братья Бругг передали мне думосброс с их воспоминаниями об обряде. Они считают, что тебе тоже непременно следует их посмотреть. Для полноты картины. Думаю, они правы. Она протянула Гермионе сковозь зеленый огонь чашу думосброса с клубящимися в ней серебристыми нитями и распрощалась до завтра. Гермиона отнесла думосброс на кухонный стол и вернулась к спальне, осторожно заглянула в нее – Северус крепко спал. Самое время, чтобы последовать совету Минервы и посмотреть то, что передали ей дурмштрангские волшебники. Нырять в воспоминания на этот раз не менее страшно, чем когда она решилась просмотреть воспоминания Северуса. Гермиона глубоко вздохнула и опустила лицо в думосброс.