Lifetime Love

Я не умру, пока ты со мной Скреплю обещание страстным поцелуем Когда ты появился в моей жизни, Мне казалось, что мы уже встречались В этом было какое-то таинство Видишь ли ты красную нить судьбы? Я оберну ее вокруг своего мизинца Так что ничто не сможет нас разделить

      2015. Хиросима Бунка Гакуен Холл.       Текст последней сыгранной песни все еще крутился в голове, отдаваясь приятной усталостью во всем теле. Я умылся и открыл баночку холодного пива, Коноске пошел вызывать такси до отеля. В гримерку вбежал, нет, даже впорхнул Тошихико, все еще излучающий тот свет, в которым купаются фанаты на лайвах, чуть взъерошенный и мокрый от пота, такой счастливый, но при этом заметно уставший. И все еще в юбке. Пиджак был тут же отброшен в сторону, а рубашка расстегнута, он плюхнулся на диван рядом со мной, выхватил банку из рук и отхлебнул.       Банка снова оказалась в моих руках, и в голове промелькнула глупая мысль о бесконтактном поцелуе через нее. Такамизава будто бы подумал о том же и засмеялся, прижимаясь ближе, и положил голову мне на плечо.       Запах его волос, пота, какого-то парфюма, все такое близкое и родное, как будто мы знакомы уже сотню лет. Хотя, почти полвека — это уже немало, так ведь? Удивительно, но мое восхищение им не утихало с тех пор, когда мы только познакомились, еще в старшей школе. Порой казалось, что Тошихико был выше времени, ведь для меня он всегда был юным, даже ребенком, хоть и старше меня почти на год, но о нем хотелось заботиться. Однако, все чаще я стал замечать, что скакать по сцене ему становится сложнее, а вечеринкам и гулянкам он предпочитал тихие вечера вдвоем или втроем. Все мы уже давно не мальчики.       Он умиротворенно вздохнул, когда я погладил его по голове. Эти косички были моей навязчивой идеей уже давно, с тех пор, как я увидел его с хвостиками в образе послушницы, и наконец-то мы нашли повод воплотить в реальность мою мечту. Взгляд опустился ниже, из-под сбившейся юбки виднелись гладкие бедра, и хоть я видел его раздетым сотни раз, так я смотрел на них впервые. Я боялся признаться даже себе, как сильно я хотел увидеть его в школьной форме. Когда я пытался дарить ему подобную одежду, он смеялся и называл меня извращенцем и выжившим из ума дедулей, мол, какой нормальный человек будет мечтать увидеть шестидесятилетнего мужика в короткой юбке. Но я мечтал.       Рука сама опустилась на его бедро, и огрубевшие от игры на гитаре пальцы погладили нежную кожу. «Ну, ты чего…» — шепнул он мне в ухо, но отталкивать меня не стал. Тогда, в молодости, в 80-х, он бы засмущался, да и вообще вряд ли надел бы подобный костюм, но сейчас все иначе. Япония другая, общество другое, мы другие.       Я продолжал оглаживать его бедра, его пальцы сжались на моем колене. Венка на обнаженной шее пульсировала, я запустил руку повыше и коснулся ее губами. «Не здесь же…» — шептал Такамизава, а губы сами потянулись к моим. Стало жарко. Я надавил на него, повалив на диван, а сам навис сверху. Уставший после концерта, он не сопротивлялся, и я, упершись коленом ему между ног, продолжал гладить его бедра, он обнимал меня за шею и тяжело дышал в губы.       Целовать его можно было бесконечно. С тех пор, как мы поцеловались впервые, почти сорок лет назад, и по сей день, мое сердце замирало каждый раз, когда я касался его губ.       Я забрался рукой под юбку и потянул за резинку трусов. Надо же, они соответствовали остальному наряду, розовые девичьи трусики в сердечко. Почему-то эта деталь наряда возбудила меня даже больше, с трудом оторвавшись от его губ, я опустился вниз и поцеловал его бедро. Такамизава простонал что-то нечленораздельное и попытался натянуть спущенные трусы обратно, я отбросил его руку и спустил их до колен. Небольшой член уже полностью стоял, приподнимая юбку. Я подлез головой так, что юбка лежала на мне, и взял его в рот.       Тошихико дернулся, и, судя по звукам, зажал себе рот рукой, когда я заглотил его член до конца. Одна его рука упиралась в мою голову, но усилие было слишком маленьким, чтобы я поверил, что он правда хочет оттолкнуть меня. Я продолжил двигать головой и гладить его ноги, когда услышал, что дверь в гримерку открылась. Такамизава жалобно пискнул и все-таки вытолкнул меня из-под юбки.       Первым, что я увидел, было его красное лицо, которое он попытался спрятать за руками, попутно одергивая юбку и прикрывая стояк. В дверях стоял Саказаки и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.       — Я все думаю, когда же мы станем достаточно старыми, чтобы я перестал ловить вас за горяченьким, но, видимо, до этого еще далеко.       Он не выдержал и все-таки засмеялся, и мне тоже стало смешно, что это уже даже не дежавю, а какая-то привычка. Такамизава что-то бурчал и попытался меня стукнуть, но я успел увернуться, и он завалился на меня. Теперь мы хохотали уже втроем. В голове отдавалось эхом слово «семья».