Nobody Loves Me Like You

      Всё закончилось тем, что Исак стал сдержанным. Они отмечали День Рождения Эдварда тортом, и все ребяты были в праздничных шляпах. Старику в последнее время нужно было ложиться в постель ещё раньше, поэтому они все вместе немного посидели в доме Эвы.       Они пили, курили и отпускали самые дурацкие шутки, и Исак вздохнул, когда Крис позволила ему свернуться калачиком рядом с ней. Это заняло у него около четырёх шотов, но он всё же извинился перед ней. Он никогда не говорил этого, но Вальтерсен втайне надеялся, что она простила его, когда во время вечеринки кидала на него неоднозначные взгляды.       Мутта присоединился к ним. Он немного нервничал, когда сел рядом, и Исак откинулся назад, чтобы посмотреть, как хорошо Эвен справляется.       И он был прав. Они действительно поладили. Мутта задержался всего на несколько минут, прежде чем Адам позвал его из соседней комнаты, но Исак успел заметить, что с Крис он был более настоящим, чем с кем-либо из компании.       — Итак, Мутта, ха, — в конце концов выдал Исак в открытую, стараясь не показаться грубым.       — Что насчёт Мутты? — Крис моргнула, и её уверенная улыбка снова появилась на лице.       — Я знаю тебя, девочка, — прищурился Исак, заставляя её помахать рукой перед его лицом.       — Я собираюсь пойти и пошутить про члены с людьми, которые ценят их сейчас.       .       Исак в конце концов нашёл Эвена, и его стыд за воспоминания о прошлом годе таял вместе с алкоголем в его организме. Он был так наивен; так полон надежд, отчаянно цепляясь за Эвена, шепча ему на ухо: «Я люблю тебя, я люблю тебя, Эвен», — и задерживая дыхание. Он скажет это в ответ. Он скажет это в ответ.       Это было действительно позорно.       — Наступил конец света, и на планете остались только два парня - Адам и Магнус. Кого бы ты выбрала? — спросил Элиас у Сони.       Исак не был уверен, что они делают, но ему казалось, что он только что вступил в какую-то гипотетическую игру.       — Я лучше умру, — выдавила из себя Соня.       — Это пиздец, — нахмурился Микаэль, и она тут же посмотрела на Эвена и извинилась.       — Я, очевидно, не это имела в виду, — добавила она.       — Всё в порядке, Соня, — Эвен улыбнулся своей доброй улыбкой.       — Эвен! — вмешался Адам, невнятно выговаривая слова. Он был в стельку пьян. — Наступил конец грёбаного мира. На Земле остались только Соня и Исак. Кого ты выбираешь?       Исак был пьян, но он всё ещё задерживал дыхание. Это была глупая игра, и она ничего не значила, но он всё равно затаил дыхание.       — В плане быстрого перепихона или как? — спросила Крис, заставив всех застонать, а сама она разразилась смехом.       — Нет. В том плане, что это на целую вечность, — сказал Адам. — Это же конец света!       Исак затаил дыхание.       — Ну, если человеческая раса уничтожена, то мне нужно позаботиться о том, чтобы нас стало больше, поэтому мне придётся выбрать Соню, — пожал плечами Эвен. — Деторождение и всё такое.       Пошёл ты.       И всё же Исак улыбнулся. Он был пьян, и слова Эвена немного ранили, но не так сильно, как это было бы год назад. Они были друзьями; они были приятелями. Всё было круто. Они даже не целовались в Новый год, и он больше не был влюблён в Эвена.       — Я думаю, что Земля будет в полном дерьме, если это зависело бы от меня или какого-то другого гея, — фыркнул Исак, пытаясь рассмеяться.       — Но я бы точно трахнул Соню, — ответил Микаэль, невнятно произнося слова, и заработал себе удар подушкой от Адама.       — Не смей так говорить о ней!       .       Исак снова проводил Эвена домой, но на этот раз молча. Он держал обе руки в карманах и смотрел в землю.       «Я бы выбрал Соню. Я бы выбрал Соню. Я бы выбрал Соню».       — О чём ты думаешь? — спросил Эвен в середине их прогулки. Его щёки порозовели, а волосы растрепались. Он был пьян.       — Мне нравится, что ты пансексуал, — ответил Исак, снова опустив глаза. — Мне нравится, что ты любишь и парней и девушек.       — Эм. Окей.       — Но иногда это полный отстой.       — Окей, — снова выдохнул Эвен, но в его голосе не было боли. — Хм. Могу я спросить, почему?       — Двойная боль в сердце, — пожал плечами Исак, прекрасно понимая, к чему приведёт его признание.       Парни, девушки. Двойная боль. Двойное соревнование.       — Для кого же? — спросил Эвен, как будто ему было недостаточно ясно.       — Для меня, — ответил Исак.       — И для меня.       .       Исак проводил Эвена до дома. Затем, когда тот открыл дверь, Вальтерсен каким-то образом последовал за ним без приглашения. Он не осознавал, что находится в комнате Эвена, пока за ним не закрылась дверь.       Почему я здесь?       — Мне пора, — пробормотал он.       Вальтерсен добрался до входной двери и повернулся, потому что был пьян и чувствовал себя глупо, а также потому, что не хотел засыпать с этим грузом на душе и сердце. Он не хотел усваивать эти чувства, чтобы они стали уродливыми. Он действительно не знал.       — Исак..       Но Исак прервал его, прижав к столу и сжав обеими руками бёдра.       «Ты становишься всё более доминирующим в наших отношениях».       Зрачки Эвена были расширены, и он выглядел запыхавшимся. И на мгновение Исак понял, что достаточно одного прикосновения, чтобы застать его врасплох и превратить в это. Возмутительно прекрасный беспорядок.       — Наступил конец света, — выдохнул Исак, а его глаза сверлили Эвена, потому что к чёрту всё это. Его глаза, возможно, не были такими зелёными и красивыми, как у Германа, но он сомневался, что тот мог превратить Эвена в кашу. — Земля раскалывается, море бушует, реки разливаются, небо ломается, звёзды падают. Всё потеряно; всё находится в хаосе. Это же конец грёбаного мира, Эвен!       Он ещё крепче сжал бёдра Насхайма, их животы теперь соприкасались, а пах был прижат к паху. Рот Эвена приоткрылся, а его потрескавшиеся губы почти умоляли.       — Исак..       — Это конец проклятой Вселенной, Эвен, — повторил Исак, потому что он чувствовал себя драматично, и его пальцы крепче сжали его бёдра. — Кого ты выбираешь? — он сделал паузу, и Эвен рухнул на свой собственный стол. И всё это было делом рук Исака.       Он наклонился вперёд, пока они не стали дышать одним и тем же неглубоким воздухом, пока не услышал, как у Эвена перехватило дыхание, когда он схватился обеими руками за стол. Их носы соприкасались; он почти ощущал его вкус на своем языке.       — Соня или я?       — Чёрт возьми, Исак! — руки Эвена взлетели к лицу Вальтерсена, сжимая его с настойчивостью и отчаянием. — Конечно, это ты, конечно, чёрт возьми!       — А как же человеческая раса? — Исак тяжело дышал, потому что ему была ненавистна мысль, что Эвен станет эгоистом из-за него.       — Я просто хочу тебя.       Они стояли так, пока оба не отдышались, и Исак пытался осмыслить эти последние четыре слова. Я просто хочу тебя. Эвен никогда не говорил ему ничего подобного, никогда; никогда ещё он не казался Вальтерсену таким отчаянным и потерянным.       Иисусе.       Тогда Исак вспомнил, как он разбил его год назад, и сделал шаг назад.       — С Днём Рождения, Эвен, — пробормотал он, всё ещё задыхаясь, только теперь его руки покинули бёдра Насхайма. — Увидимся завтра.       .       Он увидел его завтра, а затем послезавтра и так далее. Они были неразлучны, но теперь Исак уже не пытался угнаться за большими шагами Эвена. Он больше не смотрел на него снизу вверх, как будто тот хранил тайны вселенных (Мутта на самом деле утверждал обратное). И Исак уже начинал это чувствовать — этот сдвиг в равновесии; он больше не был так скошен в одну сторону. Казалось, теперь они были почти на равных уровнях. Эвен заставляет Исака извиваться от желания, и Исак его тоже; Эвен заставляет сердце Исака биться чаще, и Исак в ответ тоже.       Он был уравновешен. Это было прекрасно.       Эвен начал встречаться с парнем по имени Адриан, и Исаку пришлось физически сдержаться, чтобы не упасть на пол и не расхохотаться. Но это его не беспокоило, серьёзно. Плевать.       Исак двигался дальше. Его сердце не горело; ему всё ещё хотелось время от времени наклоняться и целовать его, но ожога от отказа больше не было. Он больше не винил Эвена во всех своих бедах, несмотря на всю свою сердечную боль. Всё было замечательно. И возможно, так было бы всегда, если бы они не спускались в кроличью нору поцелуев, когда пили. Возможно.       Мутта сказал, что он беспокоится, потому что Исак замкнулся в себе, подавляя свои чувства и отказываясь смотреть им в лицо, но он ошибался. Эти чувства просто больше не были такими сильными.       .       — Окей. Какого чёрта? — Микаэль моргнул в третий раз за этот вечер. — Что?       Исак был так же смущён, если быть честным.       — Я знаю, что это звучит безумно. Но я на 200% уверен, что она его внучка, — сказал Эвен, а его светлые волосы были такими пушистыми.       — Эм. Ты уверен в этом, потому что..? — Исак поморщился.       — Я же тебе говорил. Я проверил сообщения одной свадебной компании, для которой иногда делаю фотосессии, и увидел имя невесты, её зовут Леа. Её мать заполнила анкету, там было фото, и её полное имя — Джулия Альбертсен. Это фамилия Эдварда. Хельга сказала мне, что одну из его дочерей зовут Джулия. И я попытался проверить, даже не сказав Эдварду, чем я занимаюсь, и да, возраст совпадает, как и её платёжный адрес.       Эвен казался слишком нетерпеливым; слишком возбуждённым, будто он был под манией. Но, возможно, он был просто взволнован, потому что наконец разгадал тайну происхождения Эдварда. Кто бы мог подумать.       — И ты хочешь взяться за эту работу, — сказал Микаэль.       — Да.       — И взять с собой Эдварда и нас с Исаком.       — Да.       Исак вздохнул. Дискомфорт явно пробирал его до костей. Ему не нравилась идея того, что они собираются проникнуть в личную жизнь Эдварда. Старик очень скрывал это по какой-то причине, и Исак не хотел, чтобы тот чувствовал себя неловко.       — Значит, ты хочешь, чтобы мы сорвали свадьбу гипотетической внучки Эдварда, — подытожил Исак.       — Да.       — В грёбаном Тромсё, который находится примерно в 16 часах езды, — добавил Исак.       — Мы могли бы полететь туда. Мне за это заплатят.       — Эвен, о чём ты говоришь?       Исаку даже не хотелось доводить эту мысль до сведения Эдварда. А что, если это его расстроит? Он предполагал, что старика даже не пригласили. Кому захочется идти на свадьбу без приглашения? А что, если это повлияет на него и оставит плохое послевкусие?       .       Исак понятия не имел, как всё это произошло на самом деле. Часть его была убеждена, что этого не случится, поэтому он был ошеломлён, когда всё встало на свои места.       Эдвард согласился — хотя Исак не успел увидеть эту часть, потому что, по-видимому, Микаэль выпалил всё сам — Хельга перешла от жесткого «нет» к «хорошо»; врачи Эдварда были настроены скептично, а затем согласились, что он может отправиться в путешествие с условием того, что они полетят туда и что медицинский специалист поможет старику во время транзитного периода. Всё произошло так быстро, что Исак едва успел что-то обдумать, прежде чем Эдвард заказал все билеты через турагента.       — Зачем тебе за это платить? — пожаловался Исак.       — Потому что мы срываем свадьбу для меня, — ответил Эдвард, и это напомнило Исаку о его единственном условии: они должны были сорвать свадьбу с ним. Также они не могли никому сказать, что он был дедушкой Леа. Эвен утверждал, что члены его семьи всё равно узнают старика, но Эдвард отмахнулся и сказал, что они, вероятно, забыли, как он выглядит.       — Кроме того, зачем с нами летит Микаэль? Зачем тратить на него деньги? Мы с Эвеном можем позаботиться о тебе.       — Ага, но ты забыл о том, что кто-то должен быть рядом с Эдвардом, когда вы с Эвеном будете заняты блудом, — огрызнулся Микаэль.       — Отвали, Микаэль! — Исак закатил глаза. — И.. блудом? Серьёзно?       — Я просто слежу за своим языком рядом с Эдвардом, понятно? — пожал плечами Микаэль.       .       Шли недели, и он не успел оглянуться, как уже наступило 28 мая. Они были в аэропорту с электрической инвалидной коляской, несколькими костюмами и девяностодвухлетним мужчиной.       Полёт был довольно коротким: всего пара часов, и Эдвард, казалось, не испытывал особого дискомфорта. По крайней мере, не с Микаэлем, развлекающим его и показывающим эпизод «Райского Острова» на своём планшете.       Исак всё ещё был встревожен и взволнован. Он просто ничего не мог с собой поделать. Возможно, потому, что он всегда был связан со сложной семейной ситуацией Эдварда и знал, что сам никогда не сделает ничего подобного. Возможно.       — Вот, — прервал его размышления Эвен, вставляя один из своих наушников в ухо Исака. — Посмотри со мной кино. Перестань волноваться.       — Я вовсе не волнуюсь.       — Да, это так.       .       Они смотрели какой-то фильм под названием «До встречи с тобой», и глаза Исака расширились, когда Эвен указал на него в своём ноутбуке. Вальтерсен понятия не имел, о чём идёт речь, но чувствовал себя так, словно Насхайм пытался ему что-то сказать.       Был ли этот фильм о том, что кто-то наконец поставил себя на первое место? Может быть, речь идёт о ком-то, кто перестал вращать свою жизнь вокруг чьей-то ещё? Может быть, Эвен пытался сказать Исаку, что заметил, что тот уже не так без ума от него, как раньше?       Исак ошибался. И только когда фильм закончился, он понял, что означает «я перед тобой», хотя это было самое очевидное значение.       Я, ещё до встречи с тобой. Я, ещё до того, как ты появился.       Эти слова никак не укладывались у него в голове. Но с другой стороны, он был совершенно потрясён, когда понял, что главный герой, Уилл, оставшийся парализованным после ужасного несчастного случая, хотел покончить с собой, несмотря на то, что нашёл любовь с абсолютно раздражающей и жизнерадостной Луизой. Исак просто не мог разобраться в этой идее; она пролетела над его головой. Он был потрясён, зол и опечален, но не мог оторвать взгляда от экрана, до самого конца надеясь, что герой фильма передумает.       Как ты мог сдаться? Это ненормально! Как они все с этим справятся? Это — ассистированное самоубийство. Это же безумие!       Исак сдерживался, но в то же время всё-таки плакал — был интересный контраст с Эвеном, который просто плакал. Самолёт приземлился, и Насхайма попросили убрать ноутбук, так что некоторое время они оба просто смотрели на свои руки, обрабатывая информацию.       — Какого хрена? — простонал Исак. — Кто придумал этот фильм? И что это должно означать?! Это ещё хуже, чем тот фильм «Искупление»!       Эвен молчал рядом с ним, дыша глубоко и медленно. Он выглядел ещё более потрясённым, чем Исак, и когда Вальтерсен на секунду задумался, то понял почему. Эвен, вероятно, чувствовал себя в некотором смысле ближе к Уиллу. Он не был парализован, но большую часть времени также чувствовал себя обузой. И эти мысли..       — Эвен, — неуверенно позвал его Исак и сжал его руку. Он не мог вспомнить, когда они в последний раз держались за руки.       — Чёрт, это было мрачно, — усмехнулся Эвен. — На сайте это было в разделе «Девчачье кино». Какого хрена?       Исак тоже засмеялся. Но он чувствовал напряжение; всё так и было.       — Ты в порядке? — спросил он, проведя большим пальцем по тыльной стороне ладони Эвена, чтобы погладить его там.       — Да, всё хорошо. Я просто чувствую себя странно. Извини, — снова усмехнулся он.       — Тебе не нужно отмахиваться от этого. Всё нормально. Я всё понимаю.       Исак мог только догадываться, но Эвен, вероятно, почувствовал, что его спровоцировали. Для этого было своё слово, и Крис Берг научила его этому. Фильм не рассказывал историю Эвена. Нисколько. Эвен не попал в аварию, которая лишила его прежней жизни и лишила способности ходить, бегать, сидеть, кормить себя и трахать красивых женщин. Нет. У Эвена было диагностировано биполярное расстройство, и до и после этого диагноза было ясно, что всё это не было концом света.       .       Отель был не чем иным, как невероятным. Казалось, Эдварда совершенно не волновало, куда пойдут его деньги, если не считать того, что они забронировали всего два номера. В одном из них стояли две кровати, и там могла поместиться инвалидная коляска. И другой с одной большой двуспальной кроватью.       — Это что, шутка такая? — Исак нахмурился.       — Наверное, мне надо поговорить с моим турагентом, — с улыбкой пожал плечами Эдвард.       Агрх!       — Очевидно, я живу в одном номере с Эдвардом, — ухмыльнулся Микаэль.       .       — Почему ты улыбаешься? — спросил Исак Эвена, стоя перед большим окном от пола до потолка.       — Солнце.       — И что?       — В это время года оно не садится, — он повернулся и улыбнулся Исаку. — Разве это не удивительно?       — Да.       Для меня оно тоже не садится. Вот только это происходит каждый год.       .       Проснувшись, Исак обнаружил пустую кровать и записку. Они даже не прикасались друг к другу всю ночь и не обнимались; кровать была достаточно большой, чтобы вместить их обоих. Исак действительно заснул ещё до того, как Эвен вышел из душа. Он провёл там целую вечность, почти заставляя Вальтерсена волноваться. Просто что ты там делаешь?

________________________________________

Исс. Я направляюсь к месту проведения свадьбы, чтобы установить своё оборудование и поговорить с остальной командой. Увидимся за завтраком. — Эвен

________________________________________

      Исак закатил глаза. Почему Эвен решил оставить ему записку? Вальтерсен знал, что тот уедет рано утром; он сообщил ему об этом накануне вечером.       .       Исак не видел Эвена за завтраком, потому что утром Эдвард почувствовал себя ужасно. В отеле им заказали такси, и все они поехали в больницу с беспокойством, пляшущим в глазах. Исак действительно был на грани слёз, но усилием воли прогнал комок в горле. Пришло время быть сильным.       К счастью, Эдвард восстановил часть своей энергии к началу дня с помощью инъекции гиподермоклиза, и все они вернулись в отель вовремя, чтобы начать собираться.       .       Свадебная церемония была захватывающей. Она была ещё великолепнее, чем та, которую они сорвали в прошлый раз. Однако Исак не мог по-настоящему наслаждаться, потому что его сердце подпрыгивало к горлу всякий раз, когда кто-то приближался к ним или бросал на Эдварда довольно долгий взгляд.       Исак боялся, что что-то случится и испортит Эдварду весь день. Он боялся, что у старика внезапно остановится сердце из-за эмоционального шока. Исак был очень драматичен, окей.       .       Леа была очень красива, и даже думать об этом имени было больно. Она выглядела именно так, как он представлял себе сегодня свою Леа. Она была высокой, держалась грациозно, и улыбка у неё была добрая. Исак не мог оторвать от неё взгляда, почти не обращая внимания на жениха.       Исак был загипнотизирован ею, Леа.       Что, если в другой Вселенной ты жива, здорова и сегодня выходишь замуж? Что, если в другой Вселенной я сейчас на твоей свадьбе?       — Она такая красивая, — выдавил из себя Исак, и его голова тут же опустилась на плечо Эдварда. Он чувствовал поражение.       — Так и есть.       Исак плакал. В этом не было никакого смысла, но он плакал при мысли о том, что его сестра всё ещё жива, сегодня, прямо сейчас, прямо здесь, с ним. Леа, его лучшая подруга; его защитница, его щит и доспехи. Леа, которая закрывала ему уши обеими руками всякий раз, когда их родители ссорились; которая взбунтовалась в возрасте десяти лет и взяла его за руку, чтобы вывести их на улицу без разрешения, просто чтобы заглушить шум. Леа, которая дралась с мальчиками, которые смеялись над длинными волосами Исака; которая сжимала его в объятиях, когда он не мог заснуть; которая говорила ему, что он красив; которая делала всё таким теплым и таким совершенным всё время. Леа. Его сестра. Его семья. А может быть, он просто идеализировал её в своей голове. Возможно, он слишком сильно давил на свои воспоминания. Но Исак всё ещё желал; всё ещё закрывал глаза и представлял её в подвенечном платье, танцующей с отцом, и, хлопающую в ладоши, мать на заднем плане с самой широкой улыбкой.       Исак не выдержал.       И, возможно, именно этого он и боялся всё это время — не того, что Эдвард сломается; не того, что Эдвард ввяжется в ссору со старыми членами семьи. Нет. Это он, наконец, позволил себе почувствовать, как одно только имя — Леа — заставляет его задыхаться и желать, чтобы пол поглотил его целиком.       У скорби нет срока.       Эдвард утешал его, как только мог, и Исак чувствовал себя эгоистом за то, что отнял у него этот момент; за то, что сломался и требовал внимания, в то время как его внучка буквально выходила замуж. Но Эдварду, похоже, было всё равно.       Эдвард ухаживал за ним в первую очередь.       Исак понятия не имел, что он сделал, чтобы ему так повезло.       .       Алкоголь. Он очень помогал. Эвен вернулся после того, как записал церемонию. Вечеринку же он оставил для другого члена команды. Умный парень.       Исак особенно любил выпивку на свадьбах. Она никогда не была низкокачественной, и это заставляло его пьянеть сильно и быстро. Так что Исак выпил. Он пил, чтобы забыть и танцевать.       Он был в такой эйфории, что вытащил Эдварда на его инвалидном кресле на середину танцпола и заставил его крутиться с помощью пульта дистанционного управления. В конце концов он остановился, когда Микаэль сказал, что может убить старика, но он остался на танцполе в своём чёрном облегающем костюме. Вальтерсен обожал этот чёртов костюм; он заставляло его чувствовать себя таким сексуальным.       Мысли Исака не имели никакого смысла.       — Привет, — выдохнул Эвен в его сторону, и Исак почувствовал, как у него подогнулись колени.       Отлично.       Возможно, чувствовать что-то одно означало чувствовать ещё кучу всего; возможно, Мутта всё-таки был прав; возможно, в последние месяцы Исак замкнулся в себе, отказываясь чувствовать и признавать свои ощущения, потому что вся его нервная система только что отреагировала на голос Эвена. Все нервные окончания отозвались.       — Эвен, — улыбнулся Исак, а его руки нашли талию парня и легли на неё.       — Как ты?       — Я в порядке.       Они немного покачались в объятиях друг друга, и руки Эвена поднялись, чтобы обхватить щеки Исака, которые всего час назад были такими влажными. Он был почти благодарен, что Насхайм работал во время его срыва.       — Малыш, ты плакал? — Эвен произнёс эти слова мягко, слишком мягко. Исак почувствовал, как у него снова подогнулись колени. Я больше не влюблён в тебя. Что это?       Исак кивнул, потому что его мозг не мог сосредоточиться ни на одной мысли.       — Она напомнила мне нашу Леа, Эвен, — надулся он, шмыгнув носом. Плевать. Исак понятия не имел, что он делает.       — Она тоже напомнила мне нашу Леа.       Они наткнулись на какого-то старика и извинились, стараясь не привлекать к себе слишком много внимания.       — Вы друзья Леа или её мужа? — спросил он.       — Леа, — ответил Эвен.       — Ох, как чудесно, — улыбнулся мужчина. — Я её дедушка, Альберт.       — Ох! Со стороны её отца? — спросил Исак.       — Нет, её матери. Я отец Джулии.       .       Это было довольно отрезвляюще. Исак и Эвен вышли на улицу покурить и оценить обстановку. Было странно, что солнце всё ещё светит так поздно вечером.       — Может, стоит ему сказать? — спросил Исак.       — Сказать ему что?       — Что он ошибся; что мы всё испортили или что она не его внучка.       Эвен задумался, слишком долго затягиваясь сигаретой.       — А нам обязательно это делать? Я имею в виду, что нам ещё завтра лететь домой и что, если это расстроит его?       — Чёрт, — вздохнул Исак. — Просто пиздец! Это полный отстой! Он будет так смущён!       — Нет, если мы ему не скажем.       — А что, если её дедушка схватит микрофон и произнесёт речь прямо сейчас? Он может узнать об этом в любую минуту. Будет ещё хуже, если он узнает от кого-то другого.       — Чёрт, — пробормотал Эвен.       Он докурил свою сигарету и вытащил другую, которую они на этот раз разделили вместе.       — Ты же ненавидишь сигареты.       — Я многое ненавижу.       — Давай позовём Микаэля, — предложил Эвен. — Я схожу за ним.       — И оставим Эдварда там совсем одного?       — Он развлекал каких-то детей. Это займёт всего несколько минут.       — Окей.       .       Микаэль уставился на них обоих широко раскрытыми глазами, а его волосы торчали во все стороны. Он выглядел немного запыхавшимся, и щёки его раскраснелись от всех этих танцев. Исак подумал, что Мика выглядит хорошо.       — Я чувствую себя самым большим мудаком в мире, — вздохнул Эвен. — Не могу поверить, что втянул вас всех в это дерьмо! Нахуй меня! Просто блять!       — Эй, — Исак положил руку ему на плечо. — Это не твоя вина. Дерьмо случается. Мы ничего не можем с этим поделать, но, по крайней мере, Эдвард счастлив. Разве нет?       Эвен положил свою руку поверх руки Исака и слабо кивнул.       — В любом случае, я начинаю думать, что мы должны просто вернуться и, возможно, сказать ему об этом завтра или когда вернёмся в Осло.       — Эм, что?! — наконец заговорил Микаэль. — Вечеринка только началась.       Исак и Эвен обменялись озадаченными взглядами.       — Микаэль, ты меня слушаешь, чувак? — Эвен моргнул. — Всё это дело — сплошная неудача. Она ему не внучка. Это даже не его семья вообще, что объясняет, почему именно никто, казалось, не узнал его. Хотя, более хреново то, что он, кажется, не заметил, что они не его семья. Подождите. Думаете, он начал терять память? Блять..       Эвен остановился, потому что Исак сжал его плечо. Но это не было нежное сжатие. Таким образом он пытался привлечь его внимание, потому что лицо Микаэля поникло.       — Микаэль?       — Блять, ребята! — он драматически вздохнул, поднося обе руки к лицу и проводя ими по волосам.       — Эм?! Что, чёрт возьми, происходит? — Исак нахмурился.       — Пообещайте мне, что не убьёте меня нахрен.       — Микаэль?! — настала очередь Эвена взбеситься. — Тебе лучше сказать сейчас.       — Дерьмо. Блять. Хорошо, чёрт возьми!       — Ну же?! — простонал Исак, нервно постукивая ногой по земле.       — Эдвард знает.       .       Эдвард с самого начала знал, что эта семья — не его, что эта Леа — не его внучка, что всё это было ненастоящим. Эдвард знал это с самого начала.       — Но в этом нет никакого смысла?! — почти закричал Исак. — Что?!       — Эвен был так взволнован, и это звучало так мило для него, понимаешь? Приехать сюда и сорвать свадьбу каких-то людей, которым на него насрать. Я не знаю, — пробормотал Микаэль.       — О боже! — Эвен повернулся, упёрся обеими руками в стену и опустил голову. — Это всё моя грёбаная вина.       — Я вовсе не это имел в виду! Во всяком случае, это все благодаря тебе. Ты знаешь, как он сейчас счастлив? Он так чертовски счастлив, что может умереть прямо сейчас, — с такой силой произнёс Микаэль. Исак никогда не видел его таким, Мика почти дрожал.       — Зачем ему было лгать нам? Я, блять, ничего не понимаю? — прошипел Исак. — Если бы он просто хотел потратить кучу дерьмовых денег и сорвать дурацкую свадьбу, он мог бы просто сказать это. К чему всё это дерьмо?! К чему все эти игры? Почему он это сказал тебе, а не мне? Я ничего не понимаю!       — Потому что её зовут Леа.       И это было больно. Он действительно сказал это. Вот почему Эдвард так старательно поддерживал его там, подставляя плечо, чтобы поплакать, когда Исак сломался. Теперь всё это имело смысл. Эта поездка была не для того, чтобы он увидел свою внучку; это было для Исака и Эвена. Это было для них. Это был подарок.       — Да пошёл он! — почти рявкнул Исак, а его сердце разрывалось от осознания того, что его так грубо разыграли.       — Не говори так, — вздохнул Эвен.       — Я, конечно, не это имел в виду. Но какого чёрта?! Весь этот маскарад был устроен для того, чтобы я мог смотреть, как девушка по имени Леа идёт к алтарю, и вспоминать о своей собственной мёртвой сестре? Что ещё?! — Исак недоверчиво моргнул. — Я пойду туда, и я собираюсь поговорить с ним!       — Чёрта с два ты это сделаешь, — оборвал его Микаэль, бросаясь всем телом перед Исаком.       — Прошу прощения?       — Ты сейчас успокоишься. Вы оба. Потратьте ещё пять-десять минут. Он всё равно думает, что вы трахаетесь в кустах. Затем, когда вы перестанете вести себя как глупые дети, то вернётесь на вечеринку с улыбками и выпивкой; будете смеяться вместе с Эдвардом и притворяться, что всё в порядке.       — Микаэль, ты сейчас серьёзно.. — Эвен выхватил слова прямо из уст Исака.       — Да, — ответил он. — И знаете почему? Потому что этот старпёр может и умный, и хитрый, а ещё он может манипулировать, но у него золотое сердце, ясно? Он же грёбаный единорог. Он позвонил в полицию, когда мой отец появился в его доме, потому что думал, что тот заставит меня вернуться в дом и будет пытаться перевоспитать меня, чтобы заставить меня исправиться. Он позвонил этим чёртовым копам в девяносто лет; он велел моему отцу отвалить и вызвал полицию. Кто ещё мог бы сделать это? Конечно, мой отец буквально хотел извиниться и поговорить со мной. Но все же.. Эдвард никогда не осуждал меня, ни разу. Он смеётся над моими шутками, слушает мою скучную чушь и понимает меня, даже если мы по большей части не сходимся во мнениях. Он оплатил твой семестр в Дании и даже вышел из своей странной эмо-фазы после того, как ты уехал. Он оплатил ремонт дома Хельги и даже даёт её детям деньги. Он открывает свой дом для всех наших друзей и позволяет Сигве проводить ночь, когда у него возникают проблемы с отцом. Он делает всё, что в его силах, чёрт возьми. Когда ему даже рассказали о свадьбе, он заколебался, потому что знал, что всё это чушь собачья, но потом, когда я рассказал ему о Леа, он сразу же начал звонить своим врачам, туристическим агентам и тому подобному. Он буквально грёбаный ангел! Ты не можешь забрать это у него. Я тебе не позволю!       Исак взглянул на Эвена и почувствовал странное утешение от того, что его глаза тоже были полны слёз.       — Микаэль..       — И ты знаешь, почему я подыгрывал тебе?! Ты хочешь знать? Потому что я знаю, что он, возможно, больше не сможет путешествовать. Он ведь чуть не умер прямо перед твоим возвращением. У него случился инсульт, и я был так напуган, но он взял с меня обещание никому не говорить, потому что не хочет обременять твои мысли и беспокоить тебя. Так что да, ты был прав. Он не просто мёрз в больнице в течение двух недель; он очень старался не умереть. Он буквально ничего не хочет, кроме грёбаной жизни. Он даже не хочет жалости или сочувствия. Но да, иди, вперёд, и разозлись на него, потому что он пытается нянчиться с тобой и защищать тебя, как будто ты собираешься сломаться. Боже! Хоть раз вытащи свою голову из задницы! Не всё же связано с твоей грёбаной любовной историей, чёрт побери!       Исак никогда не думал, что Микаэль заставит их с Эвеном плакать в долбаном Тромсё во время свадьбы. Он никогда не думал, что этот парень, которого он так долго ненавидел, несёт в своём сердце столько сострадания, заботы и любви. Это даже не приходило ему в голову. Поэтому, когда он перестал истерить — потому что был чёртовым ребёнком — и направился обратно на вечеринку, Исак остался тяжело дышать у стены.       — Какого хрена?       — Чёрт, — пробормотал Эвен.       — У нас есть ещё шесть минут, — сказал Исак.       .       Всё произошло именно так, как и предсказывал Микаэль. Они вернулись в дом с налитыми кровью глазами и растрёпанными волосами; они остановились у бара и выпили по шоту, а потом отнесли ещё несколько к столику Эдварда. Они пошутили, что Эвен никогда не носит галстуки, а потом Исак потащил Эдварда на танцпол, чтобы ещё раз покружиться.       Микаэль плакал в какой-то момент, потому что он был Микаэлем, и когда Эвен подошёл к нему, чтобы крепко обнять, Исак даже не почувствовал намека на ревность.       Потом, когда Эвен пригласил его на танец, Исак даже не возражал, с радостью предлагая ему своё тело и впитывая в себя всё утешение, какое только мог получить. Так они покачивались в объятиях друг друга в такт песне Эда Ширана, звучавшей на этот раз, пока Эвен не зарылся пальцами в волосы Исака.       — Всё это перешло на новый уровень, — прошептал он ему на ухо.       — Так оно и есть.       — Всё ещё сидишь на своём диктоксе? — Эвен удивлённо поднял брови.       — Я буквально плакал на улице пять минут назад, — засмеялся Исак. — Дай мне передохнуть.       .       — Пожалуй, мне пора возвращаться в отель, — сказал Эдвард, пока Исак изо всех сил пытался удержаться на ногах. — Но вы все должны остаться.       — Я отвезу тебя, — ответил Микаэль. — Я всё равно устал и уверен, что они скоро начнут целоваться.       У Исака даже не было сил закатить глаза.       — Я заказываю такси, но они не могут вместить инвалидное кресло, — сказал Микаэль. — Вы не могли бы принести его обратно в отель?       Это было бесчувственно и грубо, и если бы речь шла о его свадьбе, Исак вышвырнул бы их обоих вон. Но они оба были пьяны и чувствовали себя четырнадцатилетними подростками. Поэтому, когда Эвен сел на инвалидное кресло и усадил его к себе на колени, Вальтерсен почти ничего не сделал, чтобы остановить его.       — Хочешь покрутиться? — Эвен улыбнулся.       — Дерьмо. Это похоже на тот дурацкий фильм, который ты заставил меня смотреть в самолёте, — засмеялся Исак, повернувшись на бок лицом к Эвену.       — Он не дурацкий.       — Да, но тебе стало грустно. И ещё: почему я Луиза, а ты Уилл? Мне это не нравится.       — Мы не Луиза и Уилл. Мы — Исак и Эвен.       — Да, это так.       После этого их пьяный разговор перешёл в нечто совершенно непонятное. Ни один из них не был в нормальном состоянии, чтобы поддерживать ход мыслей, поэтому они закружились на инвалидном кресле Эдварда, и Исак рассмеялся, когда Эвен схватил его за задницу.       — Ты сошёл с ума, — фыркнул он, отмахиваясь рукой.       — Твой диктокс закончился, Исак. Я могу буквально зарыться пальцами в твои волосы.       — Но это не значит, что ты получишь всё и сразу!       — Но Я Просто. Хочу. Прикоснуться. К. Тебе.       И ладно. Возможно, Эвен был гораздо более пьян, чем Исак, потому что находился на грани. И всё же Исак не сводил с него глаз. Он сидел у него на коленях, чувствуя, как тот твердеет под ним, смотря на него.       Что мы собираемся делать? Ты и я.       Потом заиграла какая-то песня, которую Эвен, по-видимому, очень любил, и теперь они оба стояли.       Сейчас играет: Troye Sivan — My My My!

Shine on, diamond Сияй, бриллиант Don’t make me wait another day Не заставляй меня ждать ещё один день ‘Cause passion is passion Потому что я не могу противостоять страсти You know it just as well as me Ты знаешь это также хорошо, как и я

      Эвен поднял руки вверх и просто танцевал, сколько душе угодно. У него вообще не было никаких забот. Ни одной. И он выглядел чертовски красивым.       Поэтому Исак сделал шаг и обхватил себя за талию руками Насхайма.

Now let’s stop running from love А теперь перестанем убегать от любви Running from love Убегать от любви Let’s stop, my baby Давай остановимся, милый Let’s stop running from us Давай перестанем убегать от себя самих Running from us От себя самих Let’s stop, my baby Давай остановимся, милый

      Голова кружилась от желания и просто счастья. Сердце Исака готово было взорваться.       Что мы собираемся делать? Ты и я?       .       Они по очереди толкали коляску и Эвен останавливался каждые несколько минут, чтобы сфотографировать небо и повторить, что он не может поверить, что сейчас день посреди ночи. Он явно был всё ещё пьян, поэтому Исак смотрел на него с одной лишь нежностью. Завтра они смогут вернуться к нормальной жизни, но сегодня он сможет смотреть на него так, словно любит его.       — Это так красиво, — восхищался Эвен, стоя рядом с ним и щурясь на небо. Его белая рубашка была расстёгнута на вороте, светлые волосы были непослушными и мягкими, а сам он был таким красивым и совершенным.       — Что именно?       — Солнце. Оно никогда не заходит.       Вот как это ощущается для меня. Ты моё солнце, а моё солнце никогда не заходит.       — Вот как я к тебе отношусь, — выпалил Исак, положив обе руки на ручки инвалидной коляски, а затем обняв Эвена за шею.       Исак не знал, кто заставил его ноги двигаться первыми, но, возможно, они оба, цепляясь друг за друга, как будто они умрут без трения.       Они целовались, как влюблённые: со стонами и головокружительными прикосновениями. Исак почувствовал, как его губы разрываются между зубами Эвена; под языком Эвена; напротив губ Эвена. Эвен, который целовал его так, словно уже не знал, как это сделать иначе. Это было неуклюже, отчаянно и так мило, когда Насхайм прерывал поцелуй, чтобы поменять положение головы каждые несколько секунд, как будто он не мог принять решение; как будто он хотел сделать это идеально, но забыл, как использовать свои губы. Это было так честно и восхитительно, что Исаку пришлось прервать поцелуй, чтобы посмотреть ему в глаза.       — Дыши, малыш, — поддразнил он его, удивляясь, как он вообще способен ещё это делать. Затем он обхватил ладонями лицо Насхайма и медленно, осторожно возвращая его на землю. — Поцелуй меня медленно, Эвен.       Он медленно поцеловал его. Они целовались медленно и идеально, пока Исак не прижал его к стене, чтобы он мог ещё больше потеряться в нём. Они были пьяны; они были неряшливы: они были в бреду. Но сегодня вечером Исак целовал солнце. Своё солнце, которое никогда не садилось.       Оно никогда не садилось.       .       Они ввалились в свою комнату, оставив инвалидное кресло снаружи, потому что оно не могло пролезть в дверь, и Исак удивился, как им вообще удалось дотащить его сюда.       Они задернули шторы, пока не стало совсем темно, а потом Исак перекатился через Эвена, пока тот не оказался верхом на кровати.       Они целовались глубоко и крепко. Эвен отчаянно ласкал язык Исака, а его руки поглаживали его тело. И они были пьяны. Конечно же. Но Исак лежал в постели с солнцем.       — Прекрати это говорить, — рассмеялся Эвен, заставив его на секунду прикрыть рот рукой, потому что он не осознавал, что говорит это вслух.       — Может быть, нам стоит остановиться, — предложил Исак, пока Эвен водил руками вверх и вниз по бёдрам Вальтерсена, оценивая их. — Мы пьяны.       Эвен поцеловал его, и на этот раз Исак ласкал его язык, прижав обе руки к щекам, просто пытаясь быть ближе.       — Ты просто убиваешь меня, мать твою, — выдохнул он, возвращая его к реальности.       — Нам надо поспать, — продолжал Исак, а его губы теперь обводили подбородок Эвена.       — Да, твой диктокс.       — Заткнись.       Исак перевернулся на другой бок, хваля себя за силу воли и самообладание в таких обстоятельствах. Затем он застонал, когда руки Эвена нашли его талию. Насхайм перекатился, сев на него сверху и давя почти всем весом на его тело, прижав парня к матрасу.       — Чёрт возьми, Эвен.       — Позволь мне отсосать у тебя, — попросил Эвен с такой нежностью в голосе, что Исаку показалось, что он сейчас осыплет его поцелуями.       — Эвен.       — Пожалуйста. Мне просто нужно почувствовать тебя.       Дай мне сил.       Исак снова поцеловал его, на этот раз вздыхая и напевая в ответ, как будто это была его любимая песня.       — Я пойду переоденусь, — сказал он, когда Эвен ослабел настолько, что Исак смог скатить его с себя.       .       Когда Исак вернулся в комнату и скользнул под одеяло, он надеялся, что Эвен спит, что он не заставит его снова отказаться от своих предложений.       Но Эвен не только не спал, но и лежал голый под одеялом.       — Эвен. О боже мой.       Но Эвен не произнёс ни слова. Он просто лежал совершенно неподвижно на своей стороне кровати, тяжело и глубоко дыша, как будто его грудь вот-вот разорвётся.       — Эвен, — снова попытался заговорить Исак. Напрасно.       Они оставались там в полном молчании. Исак в своей пижаме с динозаврами, которую Эдвард подарил ему на Рождество, и Эвен — совершенно голый.       Что мы делаем? Что мы делаем?       Исак попытался, но Эвен не говорил ему, чего он хочет; это было почти так же, как если бы он хотел, чтобы Вальтерсен сам принял решение; это было почти так же, как если бы похоть пожирала его изнутри.       Исак наклонился и поцеловал его в губы, стараясь не касаться его там, не тереться о него. Вальтерсен был осторожен. Но Эвен был жесток, он был в отчаянии и сдавался.       — Исак!       — Чего ты хочешь? — спросил он, протягивая руки к собственным штанам, чтобы стянуть их. Он не собирался доставлять Эвену удовольствие в тех штанах, которые подарил ему Эдвард.       — Исак.       Он мысленно искал ответы на свои вопросы. Хочет ли он орального секса? Мои руки справятся? Простит ли он меня за это, когда протрезвеет? Смогу ли я простить себя? Значит ли это вообще что-нибудь? Неужели это просто секс? Секс с его любимой звездой — солнцем. Что это такое? Каковы были эти границы? Были ли они вообще?       — Ты помнишь мой День Рождения, когда я всё испортил? — Эвен вздохнул, а его губы покрывали крошечными поцелуями всё лицо Исака. Теперь они оба были обнажены. Он был голым и твёрдым.       — Да.       — Ты помнишь, как я просил тебя трахнуть меня?       — Да, — ответил Исак, задыхаясь, и сердце его слегка сжалось при этом воспоминании. Он не хотел думать об этом прямо сейчас.       — Я действительно хотел, чтобы ты меня трахнул.       Мозг Исака таял от этих слов, пытаясь придать им смысл, не погружаясь слишком глубоко в эти воспоминания. Он действительно не знал, что делать, поэтому он схватил Эвена за волосы и потянул их.       — Что?       — Да, — простонал Эвен. — Я хочу этого. Я хочу знать, каково это — чувствовать тебя внутри себя. Со мной. Ты даже не представляешь, насколько сильно. И я вовсе не пьян, Исак. Я не пьян.       Блять.       Возможно, Исак слишком остро отреагировал в ту ночь. А может быть, Исак хотел любви в ту ночь, когда Эвен хотел секса.       Возможно, это было их общим делом с самого начала: Исак жаждал любви, ласки и внимания, потому что всю свою жизнь был изголодавшимся по прикосновениям и нелюбимым, а Эвен жаждал его тела, его запаха, его пота и его плоти, потому что он был полон страсти и желания к нему.       Возможно, именно по этой причине Эвен так отреагировал тогда, когда Исак дотронулся до него, но едва ли вздрогнул, когда Вальтерсен сказал, что любит его; возможно, он всё неправильно понял. Все эти поцелуи, и секс, и объятия, и то, как тело Эвена реагировало на него так бесспорно; возможно, эта часть была на самом деле вполне реальной; возможно, сердце Насхайма просто не слушалось его.       Возможно.       Я перед тобой. Ты передо мной. Теперь эти слова потеряли всякий смысл.       — Трахни меня, Исак.       И Исак трахнул его.