하늘이 파래서 햇살이 빛나서 내 눈물이 더 잘 보이나 봐 (Небеса голубые, и светит солнце И от этого мои слёзы ещё более заметны) (c) I NEED U
***
Каждый день Чонгук просыпается в холодном поту. Его трясёт изнутри так, словно он провёл на морозе без одежды около часа, руки дрожат, и парень судорожно хватает ртом воздух, как рыба, выкинутая на берег. Только минуты через 4 глубоких вздохов он немного успокаивается. На часах 2:58. Как вчера, позавчера и неделю назад. Он просыпается так уже полторы недели примерно в это время от одного и того же сна. Казалось бы, довольно долгий срок? К любому кошмару можно привыкнуть. Но разве привыкнешь видеть во сне человека, которого любишь и которого уже потерял? – Помоги мне, – Тэхён прикасается к лицу Чонгука. – Пожалуйста, Гукки, забери меня отсюда, пожалуйста, помоги мне! – он почти плачет. Они оба почти плачут. – Тэ, – говорит Чонгук, но слова застревают где-то поперёк горла. – Где ты? Как тебя найти? Куда мне идти? Правильные вопросы рождаются слишком поздно. Тэхён рыдает, и его руки растворяются прямо на лице Чонгука. Он не успевает даже прикоснуться к ним, хоть и понимает, что сон – его последняя возможность. И в реальности его Тэ уже нет несколько месяцев, Чонгук не может больше коснуться его рук, погладить по волосам и щелкнуть по носу. На его глазах Тэхён превращается в пыль. Снова. И снова. И снова. Парень дотягивается до своего телефона. Он бесконечно ненавидит причинять другим неудобства, но ещё немного и он, кажется, точно свихнётся. В трубке слышится сонный голос Джина: – Чонгук? Что случилось? Ты в порядке? – Да, – на автомате выпаливает он, но осекается. – То есть, нет. Извини, что так поздно, но ты можешь приехать?***
Джин никогда не мог отказать Чонгуку. И особенно он не смог бы после того, что случилось с Тэхёном. Ким Сокджин, конечно же, понимал, что Чон ненавидит жалость, подачки и всё в этом духе, но глядя на убитого горем Чонгука, Джин ощущал, как у него разрывалось сердце. Младший почти не просил помощи, и это была ещё одна из причин, почему Джин просто не мог не приехать в это утро. Когда старший был на месте, Чонгук выдавил из себя подобие улыбки: максимум, на который он был способен, несмотря на то, что Чон действительно был очень рад видеть Сокджина. – Не надо, – тихо сказал хён вместо приветствия. – Я всё равно вижу, что на тебе лица нет. Что случилось? – разувшись, он прошёл в кухню, сел за стол и выжидающе посмотрел на Чонгука, который облокотился о дверной косяк. Джин принюхался. – Ты что, курил? – Казалось, что, если не закурю, свихнусь к чёртовой матери, – выдохнул он в ответ и сел напротив Джина, не сразу продолжая говорить. – Возможно, ты подумаешь, что это бред сумасшедшего. И мне даже говорить неловко, хён. Но я правда не могу, мне кажется, что я схожу с ума, – карие глаза Чонгука внимательно смотрели на Сокджина, в поисках то ли подтверждения «Да, чёрт возьми, ты с ума сошёл», то ли осуждения «И ты меня из-за этого дерьма выдернул в три утра?». Но тот лишь молчал, ожидая продолжения. – Он мне снится. Каждую ночь, хён. Джину будто физически поплохело от этих слов. Он сильно переживал за своего маленького Чонгука, и особенно – в последние месяцы. Тем не менее, Сокджин только и слышал «Я в норме, справляюсь», что было просто откровеннейшей ложью. Конечно же, он не был ни в какой норме, но разве Джин мог это доказать Чонгуку, думающему о себе в последнюю очередь? То, что Чон вообще попросил Джина приехать в такой час – настоящее чудо. – И все эти сны, они похожи друг на друга. Я всегда ищу его во тьме, он зовёт меня, плачет. А потом мы встречаемся, и он умоляет найти его и спасти, – у Чонгука предательски дрогнул голос. Ему в принципе было сложно говорить о том, что Тэхёна – не какого-то там, а его Ким Тэхёна, у которого всегда пригорала яичница, но получался идеальный кофе по утрам, его Тэхёна, который показал Чонгуку все свои любимые бургерные и всегда стремился затащить того на фильмы Marvel, его Тэ, который очень стеснялся и краснел от комплиментов, – больше нет. Джин помолчал, не решаясь что-либо ответить, но затем выразительно посмотрел на друга. – Гукки, – мягко начал он и прикоснулся к плечу Чона. – Тэхёна больше нет. Он не вернётся. Это сон, прости. Чонгук молчал. Какая-то его часть ожидала такой ответ. Скорее, он даже почти не рассчитывал услышать что-то другое, но это всё равно, что сказать: «Да, Гукки, ты сходишь с ума. Определённо». Он и сам так думал, но искал хоть какой-то помощи, за которой не надо обращаться к врачам. – Чонгук, – продолжил Джин снисходительным тоном. Он старался поддержать мелкого, но понимал, что у него плохо получается: постоянно кусал губы, а в горле образовался комок. – Ты скучаешь по нему. Все скучают по нему. Но он не вернётся. К сожалению, когда кто-то уходит, мир не собирается останавливаться. Солнце всё ещё светит, а небо такое же голубое. И ничего с этим не поделать. Это внутри тебя, и, мне кажется, тебе стоит ещё раз постараться его отпустить. Соболезную твоей утрате. У Гука защипало в глазах. Он протёр их тыльной стороной ладони до того, как слёзы покатились по щекам. – И что мне делать? – Помнишь, в первый месяц тебе снились похороны? Ты просил приходить к тебе почаще, сидел на успокоительных или пил что-нибудь крепкое перед сном. Может, стоит воспользоваться этой тактикой снова? За окном уже светало. Чонгуку захотелось закурить опять. – Проблема в том, Джин, что я не прекращал пользоваться этой тактикой, просто старался не напрягать других людей. Но, пожалуйста, сможешь привезти мне то успокоительное? – Значит, самое время записаться к психологу. Его работа – помогать людям, и уж психологов определённо стоит напрягать. Я рядом, Гукки, и привезу тебе этот грёбанный препарат, но, пожалуйста, послушай меня и обратись к специалисту. И Чонгук понимал, что Джин точно прав. И что он, Чон Чонгук определённо не сможет продержаться с такими снами ещё хотя бы пару недель. – У тебя нет знакомых психологов?