쉽게 잊어질거라 생각 안했지만 너에게 난 그랬음 좋겠다면 이기적일까 (Не рассчитывал, что забыть будет просто, Но если бы я желал тебе одиночества, разве не было бы это эгоизмом?) (с) JUST ONE DAY
***
Иногда жизнь удивительная штука. Ким Намджун знал это, как никто другой. Несколько лет назад он бы даже вообразить себе не смог, что объездит десятки стран, выучит английский, французский, греческий и некоторые другие языки, в том числе давно мёртвые и, в принципе, мало кому вообще нужные. Ему нравилось переводить, окунаться в атмосферу других народов и культур. Он гордился своими возможностями и знаниями, но даже на другом конце земного шара ему чего-то недоставало. И он вернулся в Корею. А когда приехал, недолго думая, открыл свою языковую школу. – Всем добрый вечер! – он зашёл в аудиторию, где сидело человек 7 от силы. Стандартная ситуация для урока греческого языка. То ли дело английский – там люди из других классов стулья несут, чтобы хоть как-то вместиться. – Чон Хосок, – обратился он к одному из своих студентов, больно уж у того был вид потерянный, и перешёл на греческий. – Как твоя неделя? Хоби смотрел на Намджуна, и глаза у него становились большие, как два блюдца. Видимо, не стоило пропускать прошлое занятие. Да и с похмелья на курсы ходить – тоже ну такое. Он поднял большой палец вверх, рассчитывая, что жест – это тоже ответ. – Эх, ты, – засмеялся Ким, – пропустил занятие и даже не переписал ничего. Он не сердился, но подначивал студентов хотя бы с помощью стыда не сидеть на заднице ровно и учить язык, раз уж они пришли на эти курсы. Это же им самим надо. Смысл лениться? – Простите, – извинился Хоби на ломанном греческом. – Неплохая попытка, – улыбнулся учитель, – подкорректируем речь в конце занятия! После этого Намджун задал несколько вопросов другим студентам и перешёл к новой теме. Хосок, сколько ни пытался сосредоточиться, не мог выкинуть из головы слова Чимина. Он знал Чонгука, и они всегда прекрасно ладили на работе. Это очень ответственный и целеустремлённый парень, которого даже по походке всегда было видно издалека. А сейчас он действительно будто исчез. Чим-Чим так и не сказал, зачем ему переводчик, но дал фразу, которую нужно перевести. Хосок любил загадки, и тут он хотел стать одним из тех, кто поможет докопаться до истины. А ещё он бы очень хотел помочь Чонгуку. Но не знал, может ли он это сделать хоть как-то и есть ли в этом необходимость. По факту, это не его дело. Но ему было очень жаль парня. – Чон Хосок, – позвал Намджун, – я задал вопрос. – Чёрт, простите, – Хоби неловко почесал в затылке. Когда он вообще прекратил слушать? Учитель Ким сузил глаза то ли от недовольства, то ли от немого вопроса, возникшего у него в голове. – Внимательнее, пожалуйста. Для Чона это занятие было бесконечным. Он не улавливал, что ему пытаются объяснить, и думал только о том, как подойдёт к учителю и задаст ему вопрос о фразе Чим-Чима. Психолог предположил, что это может быть латынь, но точно не был в этом уверен. Намджун, периодически поглядывавший на Хосока, обычно активного и ответственного студента, не понимал, что происходит. Судя по помятому виду – банальное похмелье. С кем не бывает. Но карие глаза выдавали что-то намного серьёзнее. Ким попросил Хосока задержаться после занятия. Когда все покинули класс, Хоби подошёл к Намджуну, собирающему свои вещи в сумку-портфель. – Простите, я сегодня немного не в форме, – сразу извинился он. – Возможно, это далеко не моё дело, но вид у вас очень встревоженный. Ничего не случилось? – Оу, – Хосок отпрял от неожиданности. – Нет, что вы, всё нормально, просто сложная неделя, – он улыбнулся так широко, как всегда делал, когда за него беспокоились. – Я хотел задать вам один вопрос. Мой друг наткнулся на фразу и не может её перевести. Вы не могли бы помочь? Намджун сдвинул брови, но кивнул. Хосок вытащил из рюкзака книгу, а из неё – записку Чимина. – Ого, – удивлённый Ким посмотрел на студента, – ко мне сто лет не обращались с просьбой перевести что-то с латыни. – Так это всё-таки латынь, – Чон удивлённо приподнял брови и приоткрыл рот. Откуда бы этой фразе вообще взяться у Чим-Чима? Может, он решился податься в писатели и ему это нужно для творчества? Но причём тут тогда Чонгук? Он окончательно и бесповоротно запутался. Мозг вскипел. – Да. Это точно, – подтвердил преподаватель. – И здесь написано «Любовь побеждает всё», – он неловко усмехнулся. – Довольно мило. Ваш друг знает интересные подходы в сердечных делах. Хосок застыл, не в силах ответить что-то более длинное и адекватное, кроме как «Чо?». Мысленно Намджун ударил себя по лбу. Более неловкого положения у него давно не было. – Не-не-не! – Хосок затряс руками. – Это не подкат! Мы не пара, или ещё чего! – Простите, – Ким поспешил прекратить эту неловкую ситуацию. – Я всё не так понял. Больше нет вопросов? – Нет, спасибо большое, – он спешно засунул бумажку и книгу в рюкзак и, на ходу его застёгивая, поспешил покинуть кабинет, – до свидания! – До встречи, – откликнулся учитель. Едва Хосок скрылся за дверью, Намджун стукнул себя по лбу уже в реальности. «Ну ты и дурачина, Ким Намджун, догадался, о чём вообще подумать», – ругал он себя и продолжал фейспалмить.***
Сокджин в это воскресенье был не менее загруженным, чем Чимин, Хосок и Юнги вместе взятые. Ночёвка у Чонгука далась ему непросто. Гукки не кричал, не пинался, не плакал во сне, но утром его снова пришлось откачивать едва ли не от панической атаки. Джин видел людей в истерике, в панике, и у его младшего было что-то около того. На этот раз Чон отказался говорить о сне сразу. И не рассказал даже, когда Ким уже засобирался в сторону дома. Зная Чонгука, если он не хочет о чём-то говорить, ты из него это клешнями не вытащишь. Постепенно Джину начинало казаться, что он скоро и сам обратится к Чимину за помощью. С Гукки он пробыл всю ночь и практически весь день. Солнце уже почти скрылось, и на Сеул опускалась темнота. Как младший переночует сегодня один? Хён постоянно думал об этом, по пути домой. Сокджин проскользнул вниз по лестнице, ведущей в метро, миновал турникет и остановился в ожидании своего поезда. Ему тоже нужно отдохнуть и как следует отоспаться. Несмотря на то, как сильно он хотел поддержать Гукки и как старался ему помочь, эта ночь изрядно вымотала его. Сам Джин шутил, что он уже просто старый. Приятный женский голос оповестил о скором прибытии поезда. «Отлично, – подумал Ким устало, – приготовлю себе дома что-нибудь вкусное и просто лягу спать». Он зашёл в вагон, сразу приметив себе свободное место у противоположной двери. Людей было не очень много, но сидячих мест в вагоне уже не осталось. Несколько старичков сидели и тихо обсуждали свои дела насущные, в другой стороне сидели молодой человек с девушкой в парной одежде и держались за руки, а через место от них – несколько школьниц, они хихикали и что-то показывали друг другу в телефонах. Джин улыбнулся, глядя на них, облокотился о закрытую дверь вагона и тоже достал телефон. На следующей станции зашло достаточно много людей, вагон как-то подозрительно быстро превратился в заполненную банку с консервами. Сокджина неожиданно пихнул появившийся парень в кепке. – Простите, пожалуйста, – вежливо извинился он после того, как телефон Джина чуть не полетел на пол. – Всё норма… – он посмотрел на незнакомца. Кепка немного съехала, показались светлые пряди и необычные, запоминающиеся черты лица. Ох, Джин бы точно такие не смог забыть. Его лицо изменило выражение с недовольного, но вежливого на шокированное. Он прекрасно помнил всё. – Намджун? – Сокджин, – выдал тот не менее удивлённым тоном. – Привет, – его губы вытянулись в тонкую линию, наверное, это самая неловкая улыбка в мире. – Ты что это, вернулся в Корею? – Как видишь. – И давно? Намджуна от этого вопроса кольнула совесть. Приехал, но даже не написал. Ким прекрасно знал, что именно об этом и думает Джин. И, конечно, о том, чтобы отвесить полиглоту пинка посильнее. – Ну, время так быстро летит, сложно сказать, – отшутился он. Сокджин попытался выдавить улыбку, но из него всё равно получился какой-то Джокер. Народа и так до дури, а между этими двумя ещё и напряжение ужасное. «Мог бы и позвонить», – подумал он. И Намджун определённо увидел это в его глазах. – Как у тебя дела? – спросил он у Джина. Тот помолчал некоторое время, а затем ответил, что нормально. Разговор не клеился, и отшучиваться у путешественника уже не получалось. – Прости, что не написал. Сокджин кивнул. – Рад, что у тебя всё хорошо. С возвращением, – он улыбнулся, стараясь хоть как-то переступить через собственную обиду. Вот говнюк, а, реально ведь мог и сообщить, что вернулся. Он его ждал вообще-то. Где-то в глубине души Ким Сокджин это понимал, и от этого осознания ему становилось тошно. Пошёл этот Намджун к чёрту. – Я пойду, моя станция. – До встречи, – ответил он на автомате, как говорит своим студентам. И его самого передёрнуло от этой фразы. Джина, наверное, тоже. Тот, протискиваясь, через толпу, подошёл к двери и выскользнул из поезда с одной единственной мыслью «Не дай бог». Ещё таких встреч Киму только и не хватало. Было бы замечательно, если бы это была его станция, но он соврал, лишь бы просто скрыться от Намджуна нахрен. Вот сейчас Джин бы точно не отказался выпить с Чонгуком. «Чёрт побери, да что за стрёмный день такой», – думал Намджун по пути домой. И их мысли с Сокджином определённо совпали.***
– А ты шустрый. Голос прозвучал будто над самым ухом, но одновременно с этим – совсем далеко. Он хитрый, бодрый, будто даже весёлый какой-то. Неуместно оптимистичный тон. Чонгук стоял по щиколотку в ледяной воде и не шевелился. – Тэхён? Блондин оказался у него за спиной и положил голову на плечо Чона. – Ты быстро их нашёл. – Что? – он чуть повернул голову к Тэ, ощущая дыхание того на своей шее. Чонгук не понимал, кого он нашёл и как умудрился, ведь они снова были здесь одни. Та же чёрная жижа под ногами, тот же холод, та же пустота и мрак. Пройти чуть подальше, и появится трёхголовый пёс. – Ты ещё сам не понял, но двое уже найдены. Один прямо под боком, – он почти прошептал это ему на ухо, и по телу Гукки пробежали мурашки. Тэ отстранился и подошёл к Чону вплотную. Так, чтобы смотреть тому прямо в глаза. Долго и пронзительно. – Ты уже понял, о ком я говорю, не так ли? – на его лице появилась улыбка. Блондин облизнул пересохшие губы и продолжил: – Можешь не верить, но это действительно он. А для второго у меня есть маленькое объявление. «Не проси партнёра всегда говорить тебе правду, если у самого тёмный секрет в шкафу». – О ком ты говоришь? – он смотрел на Тэхёна и не узнавал его. Что за секрет, что это за люди? Точнее, кто второй? – Я говорил с ними лично? – О да, – довольно закивал блондин. – И не один раз. – А если мне не поверят? – Скажи, чтобы в следующий раз он принёс красную бандану на вашу встречу. Я приму её обратно. Мозг Гукки как будто заледенел. Он пытался сфокусировать всё своё внимание на фразах Тэ, пыталась запомнить всё слово в слово, но это давалось ему крайне сложно. Парень почти не чувствовал ног. Заметив, как у Чонгука трясутся губы, Тэхён обхватил руками его плечи, притянул к себе и нежно поцеловал. Чон ощутил, как вода будто отступила от ног, по телу разлилось тепло. И хоть его тело перестало трясти от холода, он не мог отделаться от ощущения, что по нему пустили электрический ток. – Смотри, – Тэ оторвался от него и повернул голову в сторону. Чонгук окинул всё вокруг взглядом: воды не было, темнота слегка отступила и стало чуть светлее. Кажется, он даже разглядел, что вокруг есть стены, а не бесконечная тьма. – Ты приближаешься к нашей цели, и тут становится сноснее. Это всё благодаря тебе. Теперь ты всегда будешь попадать в эту комнату, сухую, без воды и мрака. – А предыдущая? Она разве не как точка отсчёта? – Уже нет, – он просиял в улыбке и прикоснулся к щеке Чонгука. – Она канула в небытие. А ты стал ближе ко мне. Скоро мы снова будем вместе.***
Когда Гукки проснулся, то не смог сделать нормально элементарный вздох. Он помнил каждую деталь, каждое ощущение, каждое слово, встреченное им во сне. И его снова трясло изнутри. Джин, оставшийся в ту ночь с ним, в панике пытался привести друга в чувство. И когда у него это получилось, младший понял ещё кое-что. «Один прямо под боком», – буквально. Джин лежал рядом. Это он один из тех, кого нужно привести к Тэ. Осталось только 2 вопроса. Кто второй? И как же Гукки пережить следующую ночь в одиночестве?