Extreme BUSTober_2019

      Никто и никогда не догадывается, сколь чертовски трудна жизнь одного из Охотников.       Обычно, глядя на него, никто даже и не догадывается, насколько тяжело ему приходится.       Да-да, «безразмерный желудок», «гранитная челюсть», «стальные колёса» и прочие «ум-честь-совесть-чувство юмора» всех Охотников за Привидениями, Гарретт Миллер, тоже был простым смертным человеком.       Но разве люди виноваты, что они видят лишь то, что хотят, оставаясь при этом слепее кротов?       — Привет, Гарретт! — приветливо машет рукой дежуривший ночью Роланд. — Слушай, тут курьер приехал, посылку тебе привёз, но, по-моему, какая-то ошибка произошла…       Они видят неунывающего «инвалида», способного дать фору иным «полноценным» гражданам.       — Да? и почему же? — изгибает он бровь в ответ.       — Ну-у… как бы… — мнётся Роланд.       — Она слишком лёгкая для тебя! — рубит с плеча подошедший Эдуардо.       И не догадываются, скольких усилий ему стоило привести то, что он имеет к такому состоянию.       — Ну, формально-то посылка мне, — с коварной ухмылкой поигрывает пальцами колясочник. — Так что не грех и посмотреть, что же там свалилось мне на халяву!       Они видят задорного шутника, первым — а то и вовсе в одиночку — кидающегося на самых свирепых призраков.       — О, Гарретт! — выглядывает из своей берлоги Игон. — По-поводу вчерашнего…       — Знаю, знаю, «Конечно, гвозди можно забивать и микроскопом, но лучше использовать для этого молоток», — кривится «отличившийся» в ответ. — Но ядерную зиму бы я не устроил — в блоке же заряд всё равно закончился, вот и пришлось орудовать бластером, как дубинкой!       И не догадываются, что для парня адреналиновый угар сродни алкоголизму, или даже наркотику, позволяющему если не забыть, то хотя бы отвлечься от тяжёлых мыслей.       — Что, возможно, возымело эффект лишь потому, что в блоке оставался «остаточный», так сказать, технический заряд, — всё же возвращает друга с небес на землю Роланд. — Так что, пожалуйста, не делай так больше! Ядерного взрыва, разумеется, ты не устроишь, а вот словить электрический разряд, а то и (не)лёгкое облучение — вполне!       — А-а-а! — небрежно отмахивается тот в ответ.       Они видят его неуёмную энергию и бескрайнюю самоуверенность днём.       — Ну что, раз начальственный гнев миновал, — начал Эдуардо, с наслаждением откидываясь на диванчике, закладывая руки за голову и водружая ноги на журнальный столик, — то, может, есть какие-нибудь планы на вечер?       Но даже не подозревают, как проходят его ночи.       — Буду готовиться к работе под прикрытием, примерю на себя роль бабушки-вязальщицы! — парень достал откуда-то барабанные палочки и крутанул ими в воздухе. — А то ходят знаешь ли слухи, что там всякие полтергейсты орудуют, вставные челюсти прямо из стаканов крадут!       — Окстись! — фыркнул Эд. — Это же просто старческий маразм пополам с Альцгеймером! Ребята тупо не помнят, на какую полку положили свои зубы!       — И чего, — парень изобразил недоумение. — Зря я, что ли, уже разжился коляской?! — и, скрючившись в три погибели, изобразил работу спицами. — И-и-их, Мякулишна! Подай-кы пледик, а то шпину ломить! — прошамкал он.       — Катись уже, актёр больших и малых! — зевает Эдуардо и задрёмывает, даже не подозревая, что это действительно были спицы, а не барабанные палочки.       Просто с некоторых пор, а точнее, после заварушки с «электрофагами» из подземки, Гарретт и сам уже не знает, что происходит с ним.       — Лицевая, изнаночная, изнаночная, с накидом… Ах ты ж чёрт, сбился!       Он всегда смеялся, что не боится «туманного будущего», а если что, «у него есть габариты на коляске».       — Пять, шесть, семь… — шёпотом считает он у себя дома, скользя пальцем по календарю до даты, обведённой в кружочек. — Одиннадцать… А-а-ах ты ж! Впритык! Если ещё хоть одно дежурство выдастся боевым… — и он закусывает губы, пытаясь понять, откуда же достать время?!       Но только сейчас понял, что его всегда пугало, что туман может развеяться.       — Эй, Эдди! Тебе тут какая-то Бесс звонила. Она, часом, не одна из тех «ведьмочек», с которыми ты круг замыкал, а?       — Да пошла она! — кривится Эд, и шикает на Гарретта, только сейчас заметив, что мимо проходила Кайли.       Потому что за туманом может оказаться пустота.       — Э, нет-нет, ребятки! Провожать меня не надо! Я что, по-вашему, инвалид какой, что ли?! Даже с лестницей, типа не справлюсь, а? — кричит парень, хватаясь за перила, ведущие в подземку. Почти в подземку. Или правильнее было бы сказать, «мимо официальной её части».       Вернее, пустота могла там оказаться. Потому как теперь там уже брезжит свет!       — Э-гэ-эй! Есть кто дома? — проложив руку рупором ко рту, кричит Гарретт и влушивается в собственное эхо.       — Тише ты! — нервно, но вместе с тем радостно откликается едва различимая точка на дальнем конце.       Точка, что всего через пару сотен футов превратится в стройную девичью фигуру, так до конца и не привыкшую к свету над землёй.       — Персефона! — выдыхает он внезапно осипшим голосом, и в кои-то веки чувствуют, как потеют ладони.       — Ты выучил моё имя?! — изумлённо ахает девушка. — В смысле… Тебе нельзя быть здесь! Если только отец или кто-нибудь из старейшин тебя увидит…       — Хорошо, — поспешно соглашается Гарретт, и вправду заслышав отдалённый гул голосов. — Но только при одном условии! Ты возьмёшь от меня это, — и он протягивает ей какой-то свёрток, перетянутый бечевой.       — Что это?! — удивляется она ещё больше.       — Сверху становится холодно, — расплывчато отвечает Гарретт. — И, боюсь, морозы не делают различий между наземниками и людьми, — в его улыбке скользит грусть.       Гул голосов нарастает, и он понимает, что у него остались последние, считанные секунды.       — Надень это как-нибудь ради меня, ладно? — порывисто хватает он её за руку, и, запечатлев поцелуй внутри крохотной ладошки, сжимает чужой кулачок. — С днём рождения, Штейфи! — шепчут его губы, а руки уже изо всех сил крутят колёса, чтобы его не успели засечь.        «Надеюсь, хотя бы это намотанное на шины тряпьё сделало мой след менее заметным?!» — умышленно прокручивает он в голове эту мысль, лишь бы не обернуться к силуэту, замершему в лёгкой дымке подземелья.       А вернувшись домой, он возьмёт в руки «пробник» — крохотный квадратик, связанный из той же пряжи и по той же схеме, что и оставленный там, под землёй, свитер.       Его грубые пальцы скользнут по шершавым петлям, и на секунду ему покажется, что они чувствую чужое, хрупкое тепло.       — С днём рождения, Штейфи! — почти беззвучным эхом повторит он собственные слова и задует одинокую свечку, стоящую на крохотном торте, купленным в честь её праздника.       Вскоре вся комната погрузится во тьму, но он уже не будет бояться ни её, ни расстилающегося за окном тумана.       Потому что знает: что бы ни скрывалось там, за завесой тайны и неизведанного будущего, ЭТО уже НЕ БУДЕТ ПУСТОТОЙ!