Смертельная тишина

Сначала весь мой разум поглотила тьма, как бывает, когда меня переполняет утомление после очередного неприема пищи. После — легкая искорка света. Слишком блеклая, чтобы быть днём, но и в то же время слишком яркая, чтобы быть ночью. Привычная тишина моего дома сменилась громким битом клубной музыки и выкриками людей. И вот, водоворот пьяных тел закружил меня в своем диком вальсе, и я появилась в незнакомом для меня месте. Воздух наполнился жаром от тел людей, выпивших немало отвратительного пойла из бара напротив. —Идёшь?—кто-то тронул за плечо и приблизился. Кто-то оказался Игорем, одноклассником, который сегодня позвал меня пойти с его друзьями и девочками со школы на очередную вечеринку. Я молча кивнула, и парень, зацепившись за мой локоть, повёл меня куда-то вдаль, где располагалась вся их тусовка. На мне было одета столь обычная и повседневная одежда, включающая в себя светло-розовый сарафан и желтую футболку с логотипом американской группы, что я сглотнула, оглядев наряды и образы моих сверстниц. Высокие каблуки, коктейльные мини-платья, много бижутерии, нескромный макияж и прически, заплетенные в замысловатые кудри или пучки. Видно, все посчитали также, оглядев мой точный и сбалансированный образ анорексички, умирающей девчонки с расстройством пищеварения, которую следовало пожалеть, пригласив на местную элитную тусовку. На глаза, резко, как от лука, набежал поток слез. И почему эта мысль пришла ко мне только сейчас? Я тайно шмыгнула носом, сделав вид, будто меня очень увлёк какой-то парень в его необычном космическом костюме, который смотрелся даже лучше моей одежды. Правда — это горький кофе без сахара из пакетика. Ты можешь долго мешать его ложкой, подбавлять сахар или кофеин, но он все равно будет невкусным. —Отлично выглядишь,—кивнул мне Дима, дружелюбно улыбаясь из-за чего я вздрогнула как от пощёчины. Лучше бы дал пощёчину, честное слово, не так удивительно было бы. Он врал. Нагло и чисто, как умели врать все бабники, когда бесстыдно смотрели в глаза и лгали о всех вещах, которые только могут прийти в их идиотскую голову. —Не пугай нашу овечку, Лыкин,—усмехнулась Лиза Данкова, закатывая глаза. Я мысленно поморщилась; хоть что-то остаётся прежним. Моя старая подруга, которая едва ли обменивалась репликами со мной, зато саркастическими замечаниями не брезговала. Ее каштановые волосы, закрученные в аккуратную прическу сзади, даже при темноте клубной ночи сверкали и представляли собой шедевр. Лицо, столь идеальное, модельное, было красиво. Перед мной была барби, с сожалением глядевшая на тряпичную куклу. Я отвела взгляд, стараясь отвлечься. Музыка гремела, казалось, отовсюду, заполняя время, пространство и путь. Люди, качающиеся в ритм, подбивали меня на небольшой танец, но я знала, что никогда не решусь на него. Мои «друзья» наливали себе стаканчик какого-то пойла из бара, напоминающего мне виски или очередную крашеную водку, по словам Димы, которую обычно продают по самой дорогой цене. Игорь даёт мне стеклянный стакан. Стекло приятно охлаждает руку, и у меня в голове на мгновение возникает мысль прислонить его ко лбу, чтобы ослабить жар. Может, я больна, конечно. То есть больше обычного. Но обращала ли я на это внимание? Нет. Потому что просто хотела хоть в один вечер не думать о болезни, запрете и всем прочем, о чем всегда должны думать те самые страдающие какими-то неизлечимыми или продолжительными болезнями. Просто хотелось жить. Люди, в большинстве своём, забыты в гнетущей реальности. Они ходят на работу, устало потирая сонные веки в метро, сидят за своим рабочим столом в скучном офисе, выполняют рутину начальника, с облегчением вздыхая, когда видят на часах время идти домой. Им нужны деньги, это верно. Нужны деньги на электричество или газ, на маленькую квартирку на другом конце города, даже на всякие побрякушки в дешевом магазине. Они так довольны собой, что могут позволить себе быть как все. Они все растрачивают свою прекрасную жизнь, стараясь сливаться с серой массой остальных, забывая о своих давних целях и желаниях. Но я то хочу жить по-другому. Я знаю, что мы со смертью — соседи. Надоедливые друг другу, недружелюбные соседи, которые вынуждены сосуществовать с друг другом. —Наливай побольше,—прошу я, дрожащей рукой поднимая стакан выше. В глазах Игоря загорается недоверие, но через толику секунды он уверенным жестом опрокидывает горлышко такой же стеклянной бутылки, и красно-темная жидкость с отвратительным запахом появляется в моем стакане, который стал казаться бездонным. Они не знают, что мне нельзя пить. Алкоголь рождает болезнетворные организмы на голодный больной желудок анорексиков, а я в последний раз питалась утром. Это известно всем, кроме них, конечно же. А если бы они знали...? Я взаимно улыбаюсь Игорю и залпом выпиваю свой стакан. Жидкость больно обжигает мне горло, саднящее от непривычки, и я вдруг чувствую, как смерть стучится в мою соседскую дверь. Ее стук едва слышен, мимолетен, как и краткое мгновение счастья. И тогда мне приходит осознание: мой конец, может быть, ближе, чем мне кажется.