Домик Вайлет

Поставив сумку в багажник, Анна чуть сощурилась. Она заметила рюкзак для ноутбука, но никак не могла понять, зачем же, собираясь сюда, захватила его с собой, если, как ей теперь казалось, хотела пробыть здесь только несколько дней. «Я же так и не достала его, так почему же тогда посчитала, что он мне понадобится? О чём я вообще думала, когда приехала? Когда бросила вещи в багажник и примчалась сюда из города?» Серый рюкзак не давал ни единой подсказки. — Что-то не так? — спросила у неё Вайлет. Она наблюдала с крыльца, аляповатый фартук был испачкан мукой, да и на руках её оставались белые следы, наверное, она собиралась печь. — Как сказать, — Анна пожала плечами, стараясь не сожалеть о том, что может пропустить очередной осенний пирог тётушки. — Я брала с собой лэптоп. — И даже не воспользовалась им, — чуть улыбнулась Вайлет, сразу же понимая, отчего это вызывало у Анны замешательство. — Действительно считаешь, что уехать сейчас — хорошая идея? Будто бы от этих слов взвился ветер, тревожно зашуршал в листве, обрывая её, а тучи будто бы нахмурились ещё сильнее. Анна озабоченно взглянула в небо. Серые громады надвинулись ближе, и чем дольше она на них смотрела, тем сильнее они придавливали её к земле. «Следы, — вспомнила она. — Лэптоп тоже след. Но куда он ведёт? Почему в памяти пусто? Отчего я не могу вспомнить, зачем отправилась сюда? Почему мне кажется, что Вайлет здесь не было, когда я только приехала, но было что-то ещё. Что-то пугающее». — Возможно, я поторопилась, — согласилась она, с сожалением посмотрев на сумки. — Уже лучше, — приободрила Вайлет. — Попробуй восстановить ход событий? Анна отступила от машины и на некоторое время закрыла глаза. Ветер шумел, и шорох листвы звучал почти пугающе, но постепенно — пока Анна стояла молча и не осматривалась — страхи исчезли. Вместо них пришло другое чувство. — Я убежала, — сообщила она Вайлет и сделала шаг, не открывая глаз. — Убежала, скрылась, а тебя тут действительно не было. Вайлет молчала, и можно было вообразить, что её и вовсе нет. Анна двинулась к крыльцу, не подсматривая, абсолютно убеждённая, что не споткнётся. Ветер стих, и стало совсем спокойно. Она почти ощутила невесомое поглаживание солнечного луча, которому неоткуда было взяться сегодня. Это была всего лишь память о недавнем солнце. — Ступенька, — подсказала тётушка, но её голос был больше похож на шелест листвы под ногами. Он нисколько не отвлекал, просто слился с фоном. Анна поставила ногу на ступеньку, удостоверилась, что по ощущениям крыльцо именно такое, каким она его помнит, и поднялась. Только теперь она посмотрела на дверь — закрытую. Ключ, конечно, сейчас был совершенно не нужен, но Анна помнила, как тот поворачивался в замке. Ручка чуть холодила пальцы, совсем как тогда. Анна нажала посильнее и вошла, взгляд её сразу же нашёл зеркало. *** Отражение скрылось за рябью, по зеркальной поверхности расходились круги, будто бы она была жидкой, и Анна испугалась, что нечто выбралось с той стороны, выскользнуло, перешагнуло грань. Она всеми силами пожелала увидеть то, что там было, прямо сейчас и внутри, только чтобы убедиться — оно всё ещё там и не может вырваться. Рябь стала сильнее, а затем в центре когда-то стекла появилась ладонь, так напоминающая её собственную. Больше ничего нельзя было различить, и оттого становилось только страшнее. Сердце забилось быстрее, суматошнее, Анна сглотнула, ощутив, как ей сдавливает от ужаса горло. Она не могла говорить, не могла шевельнуться, так было жутко, противоестественно жутко. То, что она видела сейчас, не должно было происходить с ней, в этом мире, в домике Вайлет. Ладонь ударила с той стороны, сложилась в кулак и ударила снова, но жидкая поверхность не подалась, не сдвинулась и не пропустила. Даже звука не донеслось, хотя Анна видела, насколько сильным был этот удар. Она перешагнула порог, чтобы Вайлет не задала вопрос. Между тем зеркальная рябь начинала успокаиваться, волны замедлялись, пространство за ними перестало искажаться. На Анну смотрела она сама, одетая в длинное чёрное платье. Анна чувствовала собственное лицо. Ей показалось, что она против собственной воли повторяет выражение, с которым на неё смотрела двойник. На миг она стала отражением, а не та Анна, что стояла по ту сторону всё ещё трепещущей зеркальной глади. Вслед за копированием гримасы пришла и эмоция — чужая, нисколько не принадлежавшая ей. Анна-из-зеркала ненавидела её. — Ищешь следы? — усмехнулось отражение. И тут же зеркало пришло в норму. *** Анна подавленно молчала, а Вайлет, налив ей чай, терпеливо ждала, зачем-то перебирая орехи в полотняном мешочке. Анна следила за движениями пальцев и вспоминала совсем другую осень. Ей было тогда едва ли шесть, и тётушка предложила отправиться в лес, покормить белок. «Орехи для белок, — говорила Вайлет, пока они ехали по просёлочной дороге, где вместо привычного Анне асфальта был только плотный слежавшийся грунт, — это величайшая тайна. Видела бы ты, как они их прячут и как потом разыскивают. А иногда можно найти такую кладовку, о которой белка-хозяйка случайно забыла. И по подобным следам можно представить, как она жила и собирала свою сокровищницу». Наверное, Вайлет говорила всё это только для того, чтобы занять беспокойного ребёнка — ведь Анна не отличалась примерным поведением. Однако сейчас, откатившись в воспоминание, она видела за каждым словом что-то большее. Цепь метафор, может быть. Орехи для белок стали символом чего-то ещё. — Тётушка? — привлекла она внимание Вайлет. — Да, дорогая? Ладони продолжили перебирать, двигаться в тесноте полотняного мешка, чудесным образом определять, какие орехи пусты и должны отправляться в мусор. — Я, кажется, забыла что-то важное, — она безотрывно следила за ловкими пальцами Вайлет. — Знаешь, как белка, которая… потеряла свои орехи. — Белки теряют не орехи, — поправила Вайлет. — Белки забывают к ним путь. — Это пока кто-то другой не найдёт их, — возразила Анна, и ей стало страшно от собственной ассоциации. — А твои орехи кто-то нашёл? — в голосе Вайлет не слышалось и тени усмешки. Ладони в мешочке замерли, и Анна смогла посмотреть тётушке в лицо. — Я не уверена, — прошептала она. — В зеркале есть та… другая Анна. Она совсем на меня не похожа. Но она может отыскать то, что я потеряла, чтобы забрать это себе. — А зачем ей это? — Вайлет не сказала, что это чушь, не потрогала Анне лоб, как когда-то, уже просто невероятно давно делала мама, если приходилось рассказывать о чём-то странном. Тётушка восприняла всерьёз. Анна хотела пожать плечами, она хотела бы сказать, что не знает, не понимает, не может найти ответ. Но тот был прямо перед глазами. «Так она собирается заменить меня». Взгляд Вайлет изменился, губы сложились в недобрую усмешку. — Вот, значит, как? — переспросила она и, оставив мешочек с орехами на кухонном столе, подошла к шкафчику, где хранились специи. — Получается, всё, что здесь происходит, сродни бунту. — Бунту? — Анна ухватилась за слово, чтобы отвлечься от страха. — Да, кто-то желает нарушить основы, перекроить реальность. Как интересно! Звучало, наверное, действительно интересно, но Анну охватила усталость. Она ничего такого не хотела. Вайлет выставила на стол баночки с гвоздикой, молотой корицей и чёрным перцем горошком, но, видимо, все они ей мешали добраться до чего-то по-настоящему важного. Анна безучастно смотрела на специи и чувствовала себя такой вот отставленной в сторону баночкой. Она готова была сравнить себя с чем угодно, если только следствием окажется полный покой, пусть даже в паутине и пыли, как бывает со старыми вещами на чердаке. — Ах, вот она! — и Вайлет поставила перед ней большую жестяную коробку, слегка поржавевшую на углах. Анна не смогла бы точно сказать, сколько такой может быть лет. — Никакой бунт не сможет зародиться на пустом месте, дорогая. И сейчас мы найдём его причины.