Равноденствие

*** Высокое ясное небо без солнца, в отличие от своего настоящего собрата, не поливало Ичиго смесью дождя со снегом. В подвале Урахары было тихо, светло и по-своему уютно. Оставив свое тело в комнате наверху, Ичиго сидел на валуне и прислушивался к себе. Рейацу свободно, почти как раньше, текла в нем, просачивалась через поры и струилась по коже прохладными ручейками, то слабея, то усиливаясь. Казалось, не хватает последнего толчка, чтобы сила стала прежней. Теперь Ичиго понимал, что надо было сразу восстанавливаться в духовной форме. Тело сдерживало рейацу, и без того нестабильную после долгой блокировки. Пожалуй, он и раньше знал это, но приходилось признать, что Зангетсу отчасти прав: Ичиго боялся. Страх был бессознательным, совсем не таким, как раньше, когда внутренний Пустой грозил вырваться из-под контроля и вполне реальная угроза постоянно держала Ичиго в напряжении. Сейчас он просто хотел побыть обычным человеком. Несколько дней передышки нужны были, чтобы вернуть подобие внутреннего равновесия. Чтобы спрятаться. Ичиго так долго находился в духовной форме и так много пережил за это время, что настоящее тело стало идеальным убежищем. Снова стать шинигами, восстановить силу — значило начать новый раунд, а он, лишенный чувств и желаний, наспех сшитый из потрепанных лоскутов, был не готов к этому. Ичиго смутно надеялся, что жизнь скоро сама втолкнет его в нужную колею, подскажет направление и даст цель. Только вот оттягивать дальше было уже некуда. Поэтому Ичиго и сидел сейчас на теплом от невидимого солнца камне и слушал, как робко возвращается сила, словно заново пробует его тело. За спиной сухо простучали гэта, дробные звуки вспугнули тишину, как зазевавшуюся ворону. — Ты уже полчаса так сидишь, Куросаки-сан. Не уснул? — с безобидной усмешкой позвал Урахара, огибая валун и останавливаясь напротив Ичиго. В своей любимой шляпе, зеленой хламиде и с веером в руках он был похож на памятник стабильности. Это успокаивало. — Не уснул, — эхом отозвался Ичиго. Он задумчиво глядел на точку вдали и чуть ли не впервые задался вопросом, где у этого странного помещения стены. — Это сложно. — Что сложно? — спросил Урахара. Ичиго посмотрел на него и встретил пытливый взгляд. Стало понятно, что пояснять придется честно, раз уж ляпнул, не подумав. Или подумав? — Всё, — сказал он. Слова, никак не шедшие на язык и раздирающие горло, падали тяжело, как камни: — Все те дни. Возвращение. Думал, когда — если — вернусь домой, все наладится само собой. Только вот не выходит. Не получается. Урахара слушал молча, сложив веер и сжав его обеими руками. Дожидался конца этого камнепада. — Под ногами как будто не земля… — Ичиго резко спрыгнул с камня, взвил облачко желтой пыли, оказался в двух шагах от Урахары, — а болото. Я боюсь провалиться на каждом шагу. И еще… Его не подталкивали, не пытались подсказать, чтобы Ичиго мог сам ухватить за хвост ощущение, понять его, облечь в слова и тем самым обезвредить. — Такое чувство, словно я застрял посредине чего-то. Это как… как… Сравнение не находилось. Ичиго, отчаявшись выразить состояние беспомощной подвешенности, растерянно посмотрел на Урахару, как позабывший ответ ученик смотрит на своего экзаменатора. Тот улыбнулся успокаивающе и сказал: — Равноденствие. Не ожидавший подсказки Ичиго удивленно уставился на него, пытаясь понять. — День и ночь, равные друг другу. — Веер с шорохом раскрылся, фиксируя внимание. — А ты — между ними. Весь вопрос во времени года. — О чем вы, Урахара-сан? — Если твое равноденствие весеннее, то ты в итоге выйдешь к свету. Вернешь силу. Вернешь себя. Если же осеннее… Ичиго слабо усмехнулся, наконец уловив аналогию. Ночь длиной в месяц подпортила календарь, внесла свои коррективы. Дорога в обе стороны одинакова, но если неверно выбрать направление… — Мне конец, — спокойно сказал Ичиго, заканчивая слова Урахары и собственную мысль. — Ну, это всего лишь метафора. — Урахара махнул рукой, будто разгоняя набежавшие тучи, голос его зазвучал звонче. — Ты найдешь дорогу, Куросаки-сан. И на ней ты никогда не будешь один. Рукия, Ренджи и все остальные, все, кто был рядом в последние месяцы, — при мысли о них у Ичиго немного отлегло от сердца, а Урахара, склонив голову к плечу, вдруг спросил негромко: — То, о чем ты сказал. Ты разговаривал об этом с кем-нибудь еще? — Нет. Зачем? Они и так беспокоились за меня. Не хочу усложнять еще больше. — Но мне ты рассказал. Ичиго помедлил с ответом, прежде всего пытаясь дать его себе. Ни с Рукией, ни с другими он не смог бы говорить обо всем этом. Не сейчас. Но вытолкнуть из себя неповоротливые слова перед Урахарой оказалось несложно. Словно этого момента Ичиго и ждал, чтобы разобраться в самом себе и скинуть с плеч часть ноши. Объяснение было, и очень простое. — Они мои друзья. А вы — мой учитель. — Ичиго усмехнулся и добавил: — Нравится мне это или нет. — Сочту за комплимент. — Урахара насмешливым жестом приподнял шляпу, но глаза оставались серьезными и до дрожи понимающими. — Все же именно потому, что это твои друзья, не закрывайся от них. Не делай вид, что все хорошо, если это не так. Ложь никогда не идет во благо. Ты хочешь защитить их, но только тревожишь еще больше. Не нужно. Негромкие слова, минуя разум, как-то сразу попадали в сердце, и даже смысл их был не столь важен. Голос Урахары напевностью и мягкостью напоминал сейчас медовый голос Гина, только в нем не было скрытых ядовитых ноток. Выговорившись хотя бы отчасти и только сейчас поняв, как это было ему нужно, Ичиго стоял приятно опустошенный. Рейацу Урахары укутывала его покрывалом — воздушная и немного лукавая, как и ее обладатель. Опустив голову и прикрыв глаза, Ичиго вдруг захотелось сделать эти короткие два шага и глупо, по-детски ткнуться лбом в плечо под зеленой тканью. Разумеется, он этого никогда не сделал бы, но всегда все знающий Урахара, ласково выговаривая последние слова, подошел сам и тронул его за плечо, всего на мгновение, будто поставил точку невесомым жестом. От прикосновения рейацу дрогнула, прокатилась по телу эхом, отзываясь на близость чужой духовной силы, приятной щекоткой прошлась по спине, и в расслабленном сознании Ичиго как-то сам собой начал складываться вопрос: а как бы это ощущалось, если бы они с Урахарой?.. Недодуманная, насильно оборванная мысль подействовала разрядом электрического тока. Воцарившееся было спокойствие смело, как сухие листья ветром. Ичиго вскинулся, отступил на шаг. Пустота внутри вдруг взорвалась оторопью, горечью, почти забытым стыдом, отвращением к себе, и поверх всего тонкой пленкой стелился гнев — тот самый, возвращенный во внутреннем мире. Как недавно в школе, вспыхнувшая в приступе бешенства сила взметнулась, вырвалась потоком, плеснула во все стороны — так, что Урахара машинально поднял руку, будто защищаясь от слишком яркого света. Только на этот раз рейацу не истощилась через несколько секунд. Как из засорившегося крана вода поначалу с фырчаньем льется прерывающейся струей, а потом начинает течь мощно и ровно, так и сила Ичиго, хлестнув неровным голубым сиянием, успокоилась, оставаясь огромной. Ошеломленный, Ичиго прислонился к валуну и глубоко задышал, заново привыкая к этому ощущению. Он даже отвлекся от причины, повлекшей эту вспышку. Однако Урахара сам напомнил о себе, спросив с радостным удивлением: — Надо думать, болото под ногами начинает твердеть? Уточнять, что произошло, он не собирался. Это ведь Урахара, который всегда все знает. Все знает. В том числе — как добиваться того, что ему нужно. Об этом Ичиго старался не думать. — Кажется, — сглотнув, откликнулся он. Хаос эмоций неохотно, но стихал. Ичиго внятно сказал себе, что несуразная мысль была случайностью, а все остальное отбросил, как хлам. Арранкарские ублюдки своего не добьются. Сбитое равновесие медленно восстанавливалось, а ощущение собственной силы оказалось вдруг тем, чего ему не хватало, может быть, больше всего. Не хватало, чтобы не чувствовать себя беспомощным ребенком, оставленным один на один с чудовищем в шкафу. — Вот и хорошо, — легко, как само собой разумеющееся, подытожил Урахара. Оглянулся на лестницу, уходящую в небо: — Смотри-ка, Абараи-сан тоже решил присоединиться. Ренджи еще наверху почувствовал, как взметнулась знакомая рейацу, и поспешил в подвал. Он направлялся к Ичиго с Урахарой, закинув меч на плечо, и улыбался так, словно выиграл в лотерею. — Как дела, Ичиго?! — еще издали крикнул Ренджи, и было видно, что он с трудом сдерживается, чтобы не сорваться на бег. — Неплохо, — отозвался Ичиго, махнув ему рукой. В памяти всплыло вложенное хозяйственной и наглой рукой Урахары: «не закрывайся от них». Это по-прежнему было нелегко, но попытаться стоило. — Как насчет тренировки? — спросил Ичиго с улыбкой. Плевать ему на сложности. На страх, боль и гнев. Несмотря ни на что, Ичиго выбирал весну.