Равноденствие

*** Смех раздирал горло и затапливал мозг. Ичиго хохотал так, словно увидел самую забавную вещь в мире, и даже понимал, что его неудержимо несет в ту самую скалящуюся пустоту, у которой желто-черные глаза и белые волосы. Чтобы затормозить, ему надо было ухватиться за что-то, и этим чем-то стал хрипловатый голос, хлестнувший по лицу волной узнавания. — Кончай истерить, — поморщившись, бросил Гриммджо. — Где моя одежда? Ичиго замолчал так же резко, как засмеялся. Разум до сих пор был пуст, и это ощущалось по-своему здорово. Он вытащил из шкафа грязные еще с того слякотного вечера вещи, которые Джаггерджак принес после приобретения гигая и которые Ичиго по неясной причине не выбросил. Все это богатство было не без злорадства брошено арранкару. Тот скривился, но потом с усмешкой принялся разматывать комок заскорузлой одежды. Ичиго отвернулся как бы невзначай, вернулся к окну, равнодушно уставился на пустую улицу. Благостное отупение после истерики уходило, а реальность — возвращалась, вместе со всем своим дерьмом, которое мироздание непрерывным потоком лило на рыжую голову. И очередная порция себя ждать не заставила. — Только не говори, что ты стесняешься, — ехидно позвали из-за спины, с особенным смаком выделив последнее слово. Ичиго вздрогнул и, игнорируя мысль, что его банально берут на «слабо», резко обернулся, окинул сердитым взглядом обнаженного арранкара. В голове закопошились меньше всего нужные сейчас воспоминания — отдельными штрихами и звуками. Пальцы, путающиеся в волосах и заставляющие запрокинуть голову. Бугры мышц, перекатывающиеся под гладкой кожей. Тяжесть жаркого тела, придавливающая к постели могильной плитой. Тяжесть обжигающего шею дыхания. Тяжесть голодного взгляда. Ухмыляющейся сволочи хотелось сказать что-то резкое, но вышло только сухо выдавить: — Одевайся и вали отсюда. Завязывая оби, Гриммджо насмешливо прищурился: — Что, и только-то? Даже не спросишь ни о чем, а, И-чи-го? Он издевался, а Ичиго, которому собственное имя было как удар под дых, в самом деле не хотел ни о чем спрашивать. И видеть его — тоже не хотел. Это заставляло действовать глупо, и надо было как-то решать возникшую проблему. Пересиливать себя. В конце концов, ему не привыкать. — Почему именно сейчас? — сосредоточившись на необходимости получить полезную информацию, задал вопрос Ичиго. — Что случилось? — Уже лучше, — одобрительно кивнул Джаггерджак. — Мозги вроде на место становятся. — Отвечай, — с нажимом произнес Ичиго, а сам вспомнил, что его удостоверение лежит на столе как раз рядом с арранкаром, который в одежде выглядел менее вызывающе, но не менее опасно. — А сам-то не сообразишь? По-моему, любой идиот догадался бы. Ичиго едва сдержал рванувший из груди вздох. — Это моя рейацу, — не спрашивая, а утверждая. И правда, понять несложно. Достаточно вспомнить, как Гриммджо реагировал на давление его духовной силы вчера, как его сморило сегодня. А еще не лишним было подумать, из-за кого у Иноуэ и Чада развились скрытые ранее способности. Все один к одному. Гриммджо окинул взглядом свой потрепанный наряд и кивнул, блеснув оскалом: — В точку. Никогда не встречал придурка, который так разбрасывался бы рейацу. Ты меня ею просто накачал. Плюс немного моих эмоций — и готово. Ичиго собрался спросить, только ли поэтому Гриммджо держался рядом, используя его как розетку, но вопрос застрял в глотке. Взгляд упал на худенькую фигурку, скрючившуюся на полу. Неужели он… даже тогда. — Эй, я уже тут, — с прежней насмешкой окликнул Гриммджо и тронул босой ступней бездыханное маленькое тельце. Его словно удивляло, как это он мог раньше туда влезать. — Что… привык? — Еще чего! — рявкнул Ичиго и тут же с ужасом понял — да, привык. К нему, наглому и своевольному, знакомо-незнакомому. Привык. А еще можно было не спрашивать, помнит ли себя Гриммджо ребенком. Тот помнил, еще как помнил, и Ичиго собирался решить как-нибудь в другой раз, радоваться этому или нет. — Врешь, — отмахнулся арранкар без заминки. Его взгляд стал пронизывающим и глубоким — Ичиго уже насмотрелся в него и потому, стоило только Гриммджо сделать шаг в его сторону, спокойно предупредил: — Тронешь меня — руки оторву. Обе. Он чувствовал, что и впрямь способен на это, даже шинигами становиться не надо. Затаившаяся пустота внутри него шептала, что он способен на что угодно, если только даст волю гневу. И сейчас это казалось немыслимо просто. Было еще кое-что: уровень духовной силы Гриммджо был далеко не таким, как раньше. Пантеры тоже не было видно. Гриммджо вернулся в свою форму, но без меча, и из этого напрашивался обнадеживающий вывод: он слаб. Чужая рейацу, может, и позволила вернуть память, но никак не силу. Арранкар это, само собой, понимал, но волноваться не торопился. И вести себя менее нагло — тоже. — Ну что ты прям как неродной? — бархатно пророкотал он, оставаясь, тем не менее, на месте. Взгляд замер на губах Ичиго, ухмылка стала хищной: — Сам вытрешь — или лучше мне? Он медленно облизнулся, и Ичиго машинально повторил путь острого языка — пальцами по собственным губам. Теплая липкая влага напомнила: прокусил. А боли до сих пор не было, словно это и не его тело. — Стой где стоишь, — велел он и сам растерянно застыл с испачканными кровью пальцами, которые было нечем вытереть. Гриммджо почему-то удовлетворенно фыркнул. Причину Ичиго понял спустя секунду, когда арранкар завалился на его постель и уточнил: — То есть выметаться уже не нужно? Кровать под его весом жалобно скрипнула, а Гриммджо блаженно потянулся и закинул руки за голову. Компенсировал то, что раньше для него эта территория была запретной, само собой. Паскуда. — Я не это имел в виду! — прохрипел Ичиго, зверея. — Да мне плевать, — любезно откликнулся Гриммджо. Будто этих нескольких дней и не было: минуты доверия истончались в памяти, подменялись совсем другими образами. И всё как в старые добрые времена. Не такие уж старые. Не слишком добрые. — У тебя, по-моему, мозг так и остался в детстве. А то не стал бы нарываться. — Ичиго смотрел на стол и прикидывал, каковы его шансы добраться до печати и успеть ею воспользоваться. Сильнее или слабее, а на реакцию Гриммджо ни в каком состоянии не жаловался. Да и расслабленность его была показушной. — Нарываться? — Его глаза прикрылись, чтобы у Ичиго и сомнений не возникало: всерьез его угрозы тут никто не воспринимает. — Да ладно. Мы ведь оба знаем, что ты меня не убьешь. Потому что ничему тебя, дурака, жизнь не учит. Прозвучало это почти раздраженно. Ичиго скрипнул зубами, но переубеждать его не торопился: старая, отпечатавшаяся в подсознании картинка того, как Зангетсу сносит синеволосую голову с крепкой шеи, рвалась, словно паутина на ветру, и никак не желала становиться четкой. По всем законам мироздания Гриммджо не мог быть сейчас прав… но он был. Это и выводило из себя, и пугало. — Давай, становись шинигами, я даже подожду, — продолжал подначивать арранкар. — Ради такого-то случая. — Не замечал в тебе раньше склонности к суициду, — съязвил Ичиго и осторожно подошел к столу. Вне зависимости от его намерений печать лучше было держать при себе. Боковым зрением он заметил, как жадно дрогнули у Гриммджо ноздри. Наверняка принюхивался к запаху крови. Тот проследил, как Ичиго положил удостоверение в карман джинсов. — Я же говорил. Идиот как есть. И зевнул. Ичиго тяжело и устало вздохнул. Он ни хрена — ни хрена — не понимал. Не понимал Гриммджо. Не понимал себя. И всю эту абсурдную, нелепую ситуацию — тоже. Кажется, он и правда не собирался убивать Джаггерджака. А тот, осознавая свою слабость, не собирался нападать. Что бы там Ичиго ни сказал, самоубийцей Гриммджо не был. Тогда напрашивался вопрос: какого черта тут происходит? — Слушай, проваливал бы ты отсюда, серьезно, — без прежнего запала сказал Ичиго. После секундного колебания он подошел к кровати. Видеть безжизненное тело, даже если это была просто оболочка, оказалось выше его сил. Он подхватил легкий гигай на руки и, поежившись от покалывания чужой рейацу, которая окатила с ног до головы, отнес его в шкаф. Потом надо будет вернуть его Урахаре, наверное. Кстати о нем и об остальных… — Даже если я не убиваю безоружных противников, вряд ли тебе захочется ждать, когда сюда придут другие. Твое… возвращение не могло остаться незамеченным. — Другие — это парень в полоску и девочка с кроликами? — осведомился Гриммджо, скучая. — Да пусть приходят, мне не жалко. И потом, — он опять расплылся в двусмысленной ухмылке, — ты же не дашь меня в обиду… мой герой? Насмешка была как хорошая зуботычина. Лучше б ему опять память отшибло. Будет ведь теперь напоминать, как Ичиго возился с этим паразитом. То есть не будет, конечно. Потому что он сейчас же уберется к чертям собачьим. Иначе Ичиго уже не остановит ни его ополовиненная, явно неустойчивая сила, ни отсутствие оружия, ни что бы то ни было другое. Вообще, казалось странным, что Гриммджо так упорно его провоцировал. Не в его характере было попусту молоть языком, да и не в том он положении, как бы ни валял дурака. Хотел добиться сражения? Нет, это сейчас было невозможно, они оба понимали. Или не сражения, а простой, безрассудной драки? Довести Ичиго до того, чтобы тот сам на него бросился? Ичиго уже и правда готов был начистить ему физиономию, но остановила одна ясная мысль: он не собирался давать Гриммджо повод прикасаться к себе, даже так. И пусть зубоскалит сколько влезет. Решение как-то враз успокоило. — Только если ты настолько жалок, что не можешь о себе позаботиться, — сказал Ичиго и взглянул прямо в глаза. — И сдается мне, ни с Рукией, ни тем более с Ренджи ты сейчас не справишься. Разве нет, бывший Шестой? Гриммджо очень точно почувствовал перемену в его настроении, однако не разозлился. Разве что слегка, хотя его зажегшийся недобрым огоньком взгляд Ичиго не пугал уже давно. Снова потянувшись огромной ленивой кошкой, он медленно сел, а потом поднялся, что-то прикидывая. Просчитывая. — Да пошел ты, — наконец сказал он буднично. — Я, в отличие от тебя, сидеть и жалеть себя не стану. Или верну силу, или сдохну. Даже если у меня мало времени, подраться я еще успею. «Мало времени»? Ичиго вдруг вспомнил, как Нелл, истратив слишком много рейацу, вернулась в детскую форму. Так значит, Гриммджо ждет то же самое. Когда заряд духовной силы, полученной от Ичиго, кончится, он опять превратится в ребенка. И если он в таком состоянии собирается сражаться, Ичиго вполне верно определил его скрытый потенциал суицидника. — Если хочешь боя, почему же не нападаешь? Раз тебе все равно. — Кто сказал, что все равно? — удивился Гриммджо. — Просто ты не хочешь меня убивать. И не станешь сражаться всерьез. Никакого кайфа. — И с кем же ты кайф собрался ловить? — со злой усмешкой спросил Ичиго. Хотя он не совсем понимал, что в этих рассуждениях бесит его больше всего. Гриммджо мстительно прищурился, явно припоминая кого-то. — Да есть вариант. Я эту гребаную саранчу по стенке размажу, — процедил он, а потом добавил с довольной ухмылкой: — Как его подстилку. Ичиго замер, и, когда он заговорил, голос дрогнул: — Тесла мертв? Гриммджо скосил на него голубой глаз, хмыкнул: — Мокрого места не осталось. И Нойтора, хренов одноглазый ублюдок, должен был к нему присоединиться. — Из-за чего это ты с ним сцепился? — задал Ичиго вопрос, показавшийся очень важным. Гриммджо дернул плечом, рубанул: — Неважно. Время вопросов закончилось, Ичиго. Я вообще заболтался тут с тобой. Может… потом еще свидимся. На этот раз он в самом деле собрался уходить. Это чувствовалось в его напружинившейся хищной фигуре, в обострившейся рейацу, которую до этой минуты он сдерживал. Но больше всего это чувствовалось в его насмешливом взгляде. Он понимал, что вряд ли одолеет Пятого Эспаду, и жалел, что ему не доведется снова сразиться с Ичиго. Это было так ясно и так ужасающе неправильно, что горло перехватило, но Ичиго все же выдавил — то, что было бы логично в другом, нормальном мире: — Надеюсь, нет. Арранкар коротко хохотнул. Вполголоса посетовал: — И это после всего, что между нами было. — Слишком много всего, — неожиданно для себя сказал Ичиго — уже в широкую, обтянутую грязно-белой тканью спину. Гриммджо повернул немного голову и негромко ответил: — Если бы не приходил я — приходили бы другие. — Глаза с огромными зрачками в тонких голубых ободках жгли насквозь. — Или ты у нас предпочитаешь разнообразие, Ичиго? Ответа он ждать не стал. Через несколько мгновений Гриммджо должен был исчезнуть из дома Ичиго, из Каракуры, а вскоре — и из мира. Надо было просто отсчитать несколько секунд. — Стой, — сказал вместо этого Ичиго. И Гриммджо, как ни странно, остановился. В дверном проеме, на границе сумрака комнаты и густой черноты, лежащей за порогом. Он оглянулся с насмешливым недоумением и оперся плечом о дверной косяк, наблюдая, как Ичиго возится с телефоном. — Иноуэ? Послушай… мне нужно с тобой встретиться, — сказал он, надеясь, что голос звучит уверенно. Потому что сам Ичиго никакой уверенности не чувствовал. И поворачиваться к двери отчаянно не хотелось: ему было страшно увидеть выражение лица Гриммджо.