***
— На что уставился, приблуда? — рявкнул всадник, по виду наёмный телохранитель из богатого дома и, видать, не из последних, потому что рожа у него была гнусная, хоть и красивая и такая сытая, что аж блестела. Гэвин, не желая разбираться с лютой королевской стражей «как, зачем и почему преступный ведьмак ударил мечом до смерти почтенного сытого господина-наёмника?», отвёл глаза и сделал вид, что интересует его только то, сколько ворон нынче в небе. Посторонившись, хотя тракт был достаточно широк, чтобы трём конным можно было разъехаться, он пропустил наглеца. Вернувшись обратно на дорогу, он снова принялся размышлять, куда повернуть на развилке дорог, как навстречу ему попались ещё двое всадников. Оба в чёрном с ног до головы, за спиной копья, у бёдер мечи, за поясом кинжалы, за голенищами метательные ножи. Тут уж считать ворон совсем мочи не было, и Гэвин уставился на парочку что было силы. Те, впрочем, не возражали. Даже приосанились немного и протрусили мимо, побрякивая, как мешки с краденым серебром. — Ишь, — только и смог сказать Гэвин. И едва он отвернулся, проводя взглядом грозных вояк, как на него, сплошной стеной, поднимающей придорожную пыль, приблизилась целая стая разномастных всадников. Тут было на что поглядеть, потому как самые приличные из них были одеты в парчу и цветное сукно, пояса были из пёстрого шёлка, будто они их нарезали из бабьих юбок. В зубах трубки, в очах блеск, все при саблях и арбалетах. Те, что смотрелись победнее, видно уже полгода как не встречали на пути баню, но вид у них всё равно был молодецкий, а некоторые так ловко на скаку поигрывали одноручными мечами, что Гэвину не особо хотелось узнавать, захотят ли они пристать к одинокому ведьмаку на тракте с вопросом «Нет ли у тебя чего-либо, господин ведьмак? А если нет, так мы изволим поискать сами». Но компания молодцов куда-то явно спешила, так что Гэвин вскоре снова остался в одиночестве. Некоторое время он ещё поглядывал по сторонам: не объявятся ли новые люди, но всё было тихо, только трещали в высокой траве кузнечики, и дура-пчела, отяжелевшая от мёда, ударилась Гэвину в щёку на лету. На развилке дорог он повернул в знакомое село по прозванию Ключи, надеясь там найти если не заказ, так хоть пива с печёным мясом и соломенную постель. Однако, подъезжая к Ключам, он увидел, как оттуда бодрым шагом идёт толпа мужиков и парней с вилами и дубинками в руках. За ними тащились и женщины, с суровым видом помахивающие серпами и кухонными тесаками. И тут уже Гэвин не выдержал. — А куда это сегодня все подались? — полюбопытствовал он. — На войну? В ответ ему раздался гогот и кто-то резонно заметил: — Дураков нету на войну бежать! От войны, как от медведя-шатуна, надо отползать в обратном направлении! На охоту мы! — За кем охоту? — не понял ведьмак, но на всякий случай почувствовал себя уязвлённым, поскольку бестия, судя по всему, была преопасная, раз такими табунами на неё решили ходить, а вот его, ведьмака, и позвать забыли. Обидно. — Так за этой. За персоной, — с трудом вспомнив слово «персона», охотно сообщил один паренёк. — Принцессу, что ли, от дракона освобождать? — усмехнулся Гэвин. — Да какой! У нас тута завелись мародёры. Кто мимо не проедет к порту, того и сцапают. Если бедный — так просто поколотят, чтобы зря не шастал. А если при деньгах — так кошелёк срежут и ещё спросят, чего в дому оставил и где ключи от сундуков. А тут им, значит, попалась персона... ПЕРСОНА, понимаешь? Вот они её сцапали, держат, чтобы выкуп им соизволили привезти на трёх подводах. Непорядок! Беззаконие! Вот мы и решили всем селом их обложить, перебить, персону спасти и, конечно, награду взять. Нам и одной подводы золота на село хватит. А две другие пускай себе оставят — нам ради закона ничего не жалко! — Ага, — кивнул Гэвин, понимая, что ни пива, ни мяса, ни поспать ему не перепадёт в треклятых Ключах и надо поворачивать в село Кошатки, где ему светили только пироги с щавелем и просьбы местных стариков повывести крыс за плату в десяток куриных яиц.***
«Вот и поел пирогов с щавелем, — грустно подумал Гэвин, чувствуя, как живот прилипает к позвоночнику, а башка, по которой от души треснули дубинкой, болит, как со всех похмелий в его жизни разом, — вот и попил пивка...» — Уже и ведьмаков подсылают, ты гляди, — лениво и снисходительно сказал атаман, отрывая смачный, роняющий капли янтарного жира кусок мяса от дымящегося окорока. Прожевав немного, он пробубнил, разглядывая Гэвина, сидящего за решёткой узкой клетки: — Как они в толк не возьмут, что мы люди бывалые, не дезертиры голоштанные... Мы деловые люди. Мы за выгоду для всех. Вот и наш пленник содержится лучше, чем княжеский посол. Мы его не обижаем... Даже цацки все при нём. А вот скажи, ведьмак, сколько они пообещали за то, чтоб ты сюда припёрся и нас, честных людей, побеспокоил? — Да нисколько. Я и знать не знаю, что у вас там за дела. А ехал я за... — Гэвин только хотел сказать, что ехал за жратвой, за пирогами или за ещё какой снедью, как где-то за оградами крайних давно пустующих хат раздался дикий свист. — Всем на позиции! — бросая окорок на землю, проревел атаман, и мародёры махом сорвались с мест, разбегаясь кто по углам, в засаду с арбалетом, кто вперёд, с мечами наперевес. Один быстрее кошки взлетел на столб, крестообразно обхватив его руками и ногами, и оттуда начал орать: — От сарая двое ползут! Вижу конных на тропе у колодца! Дюжина дурней с вилами от тракта! — От дурня слышим! У-у-ух мы тебя! — заорали в ответ блюстители закона из Ключей. Гэвин прикрыл уши, чтобы башка не так болела от криков, звона мечей и грохота, с которым что-то ежеминутно опрокидывалось или ломалось. И из-за того, что он едва не свихнулся от боли, ведьмак не сразу заметил, как его настойчиво окликают. — А ты ещё кто такой?! — воскликнул было Гэвин, но тут же всё понял. Кто же ещё это мог быть, как не драгоценная ПЕРСОНА, за которую и вёлся бой не на жизнь, а на смерть.***
— Ты же ведьмак, — молвила персона, глядя на Гэвина с недоумением и, что хуже того, с неодобрением. Вид у персоны был помятый, но на свёрнутом в рульку плаще она восседала так, будто просто остановилась в пути отдохнуть и перекусить на травке в сени медвяных лип. — И что ж с того, что я ведьмак? — не понял Гэвин. — Ты ведьмак, так сделай что-либо, — холодно пояснила персона, не отводя своего холодного взгляда и вдобавок нахмуря брови на непонятливость Гэвина: — Разрушь клетку. Зачаруй людей. Хоть что-нибудь сделать можешь? Покажи, за что вас, ведьмаков, так нахваливают! — А людей всех сразу чаровать или каких твоя милость выберет? — злобно уточнил Гэвин. — Очи открой, милсдарь, тут народу как на осенней ярмарке: пока одного зачаруешь — другой тебе череп проломит. А клетка и вовсе двимеритовая, не сломать, даже будь я трижды королевским чародеем. Но ежли хочешь увидеть, за что ведьмаков хвалят, так погоди, щас штаны сниму и покажу... Но снять штаны, дабы похвалиться, Гэвин не успел. Раздался дикий крик: это какой-то лучник подстрелил смотрящего на столбе и тот с предсмертным воплем шмякнулся о землю. Бой становился всё ожесточённее, и, кажется, народу со всех сторон только прибывало. — Эх! — крикнул Гэвин, завидев поблизости того самого паренька, который и рассказал ему про драгоценную пленённую персону, — сюда! Помоги выбраться, здесь твои денежки! Тот радостно рванулся к ним, но его на бегу полоснули саблей поперёк всего тулова, и он упал, роняя требуху на траву. Гэвин только цокнул языком. Где-то рядом что-то подозрительно затрещало, и ведьмак, побледнев более привычного своего вида, крикнул наглой персоне: — Мордой вниз падай, голову прикрой! — и сам же первый последовал своему совету. Бомба, потрещав ещё время, равное паре биений сердца, накрыла всю поляну искрящимся облаком осколков острых, как самое тонкое лезвие. Руки у ведьмака были сплошь изрезаны, когда он отнял их от головы, оглядывая местность. Он глянул и на персону, которая уже не смотрелась надменной или отстранённой. На щеке у драгоценного пленника виднелись несколько порезов — будто кошка хватанула когтистой лапой по белым ладоням, которые он, видно, не сообразив ничего, выставил вперёд, обильно текла кровь. И будто этого им двоим было мало, костерок, на котором пеклись окорока, от взрыва разгорелся, как будто в него плеснули бутыль краснолюдской водки, накренился куда-то вбок, лизнул рыжим языком траву и расколоченные бочки и пополз, пополз в сторону клеток... — От жеж сука... Поел, называется, щавелевых пирогов... — прошептал Гэвин. — С утра не день, а пиз... И тут он вспомнил травника, ромашку и фиал, который сунул вместе с футляром под рубашку, надеясь продать какому-то бродячему купцу. — Ведьмак, — позвал Гэвина пленник, и голос его хоть и не дрожал, но всё ж явственно потеплел. — Если у тебя есть какие-то ведьмачьи штучки, то лучше доставай их прямо сейчас из своих штанов...***
— Что... это... такое было?.. — наконец спросила персона, всё ещё крепко держась за сапог ведьмака. Гэвин кряхтя потребовал: — Да возьмись за ветку и спускайся. Тут уж не высоко! И вправду, они, очумевшие и усталые, быстро спустились с надломленной, но пока ещё держащейся сосны, обессиленно завалились на мягкую мшистую лесную подложку, как на самую лучшую постель. — Так чего это такое было? — переспросил счастливо освобожденный пленник, и Гэвин, закрыв глаза, мысленно попытался вспомнить, как он выдернул хрустальную крышку из фиала и оттуда вырвалась самая страшная, самая чёрная буря, какую только знала эта земля. Гэвин повернул голову, глядя на голый пустырь, из которого торчало каменное горло колодца, едва уцелевшее во время урагана. Хат, оград, людей не осталось. Буря подняла их всех и унесла. Куда? Чёрт знает. Лес окрест Ключей был повален вкривь и вкось. — Хорошо, что мы в клетках были, — философски заметил ведьмак. — А то унесло бы, куда король Радовид чародеек не гонял. — Нет, — уже знакомым надменным тоном поправила его персона. — При чём тут клетки? Просто эта магия работала на тебя. И мне любопытно, как такая вещь попала в руки такого... — Так сколько, говоришь, за тебя должны дать выкупа, — огрызнулся Гэвин. — А то у нас, ведьмаков, знаешь ли, даже на то, чтобы лясы точить, есть ценник. — Договоримся, — успокоила его персона. — Оплачу сколько пожелаешь. И он, чтобы умаслить Гэвина, снял с груди тонкий, но увесистый коллар, украшенный по меньшей мере дюжиной тёмных сапфиров, и передал ведьмаку. — Благодарю вас, сударь ведьмак, за освобождение дворянина, а также учёного исследователя, магистра истории чародеев, магов и алхимиков — Ричарда де Найнси. И, пока ведьмак не опомнился от своего счастья, он отстегнул от дублета золотую брошь в виде кошачьей головы и, передавая её, спросил: — Так как называлась эта субстанция, любезно решившая это недоразумение на моём пути в Оксенфурт? — Разорви Гроза, — так же любезно сообщил Гэвин, которому сразу стал симпатичен дворянин и учёный. — А ежели у вас ещё пара цацек найдётся, милсдарь Найнс, так я вам могу и не такое показать! — Счастлив слышать, — поправляя полуоторванную кружевную манжету, отозвался Ричард де Найнси. — Главное, не показывайте, что у вас в штанах. Всё остальное можно.