Рядом с ним...

Мы всегда были такими? Глупыми, смелыми, странными… Всегда ли мы были такими задумчивыми и такими безрассудными? Всегда ли мы любили так сильно? Всегда ли смотрели друг на друга так, как смотрим сейчас? Как давно что-то изменилось в составе крови, так что она стала так просто закипать, стоит коже прикоснуться к коже? Как давно что-то стало не так с нашими сердцами, что они так легко сбиваются с ритма, стоит взглядам пересечься или пальцам запутаться в пальцах? Как давно они сломались? Где найти инструкцию, где сказано, как их починить? Почему никто не предупреждал, что они не предназначены для всего этого? Почему никто не сказал, что их нельзя использовать для любви? Никто не говорил, что они быстрее снашиваются, что временами работать начинают с перебоями… Почему никто не сказал? Как давно мы стали такими…? Когда начали болеть друг другом? Когда стали друг на друге помешанными? Когда в голове все мысли сменились только теми, что посвящены одному человеку…? Когда? Когда это случилось с нами? Как давно мы стали такими? Когда именно все на свете потеряло смысл? Когда случилось так, что кто-то стал важнее самого себя? Когда произошел тот самый момент, когда он стал важнее всего? Мы всегда были такими…? Может, мы всегда были такими странными, глупыми, смелыми…? Может, в нас совсем ничего не изменилось? Не поменялось ни одной детали, ни одного составляющего крови? Быть может, так и есть, и мы были такими все это время? Разве… всегда мы были такими? Всегда целовали с таким трепетом? Всегда ли улыбались так искренне и смеялись так звонко? Разве раньше мы хотя бы умели улыбаться? Когда именно мы научились этому? Как давно это началось? Почему это случилось именно с нами? Мы всегда были такими? Так явно ощущали неловкость, так ярко чувствовали счастье…? Всегда ли так много говорили, всегда ли так любили прикосновения? Как давно мы такими стали? Такими молчаливыми, такими спокойными… Всегда ли могли просто сидеть рядом с кем-то часами, смотреть на другого человека без устали, желая изучить его полностью и каждую деталь в своей памяти вырезать? Как давно мы начали так остро нуждаться в ком-то? Как давно присутствие другого человека рядом стало для нас смыслом всей жизни, как давно его прикосновения стали приравниваться по важности к кислороду? Мы всегда были такими? Как давно мы зависимы друг от друга настолько, чтобы разучиться дышать, если его нет рядом слишком долго? Мы всегда были такими помешанными, такими потерянными в ком-то еще? Всегда? Почему никто не предупреждал, что это ощущается именно так? Почему никто не говорил, что это такое? А стали бы мы слушать, если бы кто-то сказал? Но… мы всегда были такими…? Чонгук снова так смотрит на волны, как вчера и как будет смотреть на них завтра. Он всегда смотрит так на то, что ему нравится, я знаю, потому что именно так он смотрит на меня. Я знаю этот взгляд так хорошо, потому что ощущаю его каждой клеточкой своего слабого тела, когда Гук смотрит так, а он всегда смотрит именно так. Только так. Он не умеет по-другому, не может ничего спрятать, даже не пытается, хотя даже если бы старательно скрывал, не получилось бы. Глаза не умеют лгать… особенно глаза Чонгука. Я не знаю, когда он стал смотреть на меня так, это произошло так спонтанно, а я и не заметила сразу, потому что… потому что сама точно так же смотрела на него. Всегда ли я так смотрела? Может, он всегда так смотрел на меня? — Прогуляемся? — подходя к плетеному креслу, в котором сидит парень, улыбаюсь я, кивая в сторону пляжа, который так притягивает Гука своей красотой, своей пустотой и одиночеством. Солнце тонет в немного беспокойном море, а парень внимательно наблюдает за тем, как небо отпускает одни оттенки пастельных красок и берется другими. Это так не вяжется с образом Чонгука, к которому привыкли люди, но вот он, настоящий, сидит вот так часами и смотрит на небо, на море, а еще… на меня так смотрит, с восхищением и желанием познать. Чонгук легко слишком отвлекается от красивого пейзажа, переводя взгляд своих прекрасных глаз на мои глаза, и улыбается уголками губ. Скучал. — Может, позже? Тянет ко мне руку, заставляя коснуться ее своей, и сжимает ласково ладонь, незамедлительно притягивая к себе ближе и вынуждая присесть на его красивые бедра, чтобы руки парня обвили мое тело мягкими объятиями. — Сколько бы ни смотрела, это все равно красиво… — вздыхаю я через несколько минут, заворожено глядя на последние минуты жизни Солнца сегодняшним днем. — Я тоже так думаю, — говорит Чонгук, заставляя повернуться к нему лицом и поймать за разглядыванием меня. — Я, вообще-то, серьезно, — немного смутившись, дуюсь я, считая, что он мог бы реже надо мной подшучивать. — Я, вообще-то, тоже, — улыбаясь сладко-сладко, тянет он и медленно сокращает расстояние между нашими лицами так, чтобы дыхание обожгло мои губы. Он всегда волновал мое сердце так сильно? Губы осторожно касаются моих, очень бережно сминая их, от чего тело млеет, а душа рвется куда-то подальше отсюда, ввысь, в небеса. Чонгук целует ласково и очень нежно, он всегда целует так… вначале. Окрыляет, выбивает землю из-под ног, заставляет потеряться в нем, растаять и раствориться. От его прикосновений всегда кажется, что я умерла, потому что вещи, которые он творит с моим телом и душой — невообразимы, невозможны… обычным людям не подвластны… Но Чонгук — не обычный человек, совсем не обычный. Губы бережно целуют мои губы, руки обнимают еще мягче, но придвигают ближе, слишком просто ощущаясь теплом через легкую ткань пляжного платья. Чонгук не любит быть далеко… Как давно его напрягает расстояние между нами? Как давно его отсутствие стало чем-то необходимым для парня? Может, так было всегда? Кончики тонких пальцев покалывает от желания коснуться теплой кожи, слегка загорелой на дневном солнце. Ладони спешат обнять любимое лицо, пока трясущиеся губы стараются вложить в ответный поцелуй все чувства, которые я не могу объяснить словами, хотя так много раз пыталась это сделать. Только так могу дать ему узнать об их существовании, только через прикосновения. Всегда ли касаться его было так волнительно? Язык Чонгука игриво обводит мои губы, заставляя все внутри сжаться и расцвести желанием, отдающим от одной точки, спрятанной где-то глубоко, сотнями лучей в каждый темный закоулочек моего существа, согревая и ослепляя одновременно. Мягкие ладони касаются обнаженных бедер, большие пальцы гладят кожу, постепенно поднимаясь немного выше, под ткань летнего платья, надетого поверх купальника. Кажется, здесь стало слишком душно… Парень улыбается в мои губы, чувствуя напряженный вздох и то, как мое тело берется мурашками. Ему нравится, что ладони отпускают лицо и, невесомо погладив красивую шею, касаются обнаженной груди, беззастенчиво не скрытой яркой кофтой. Зачем было вообще ее надевать, если она совсем ничего не скрывает? Не понимаю… Горячая кожа отвечает на мои прикосновения мурашками, которые слишком просто спутать с теми, что только что изучали контуры моего тела по вине Чонгука. Но это не они, совсем другие, принадлежащие ему… Гук отстраняется, когда мои пальцы разрисовали его грудь невидимыми узорами и смяли смуглые плечи, а губы потеряли новый вздох, перемешанный с тихим звуком, который мог бы легко утонуть в нашем поцелуе, как солнце тонет в море прямо в этот момент. — Прогуляемся? — интересуется парень, разглядывая мои глаза с улыбкой и заправляя за мое ухо прядь темных волос. — Может, позже? — снова сокращая расстояние между нами, шепчу я, от чего он ухмыляется шире и гладит кожу, пытаясь остановить мое сломанное сердце. Всегда ли мы были такими? Нет… Но мы всегда стремились к тому, чтобы именно такими быть.