Осколки

Чуя бушевал уже неделю. За ним даже Мори не посылал (хотя босс мафии, кажется, был несколько рад избавиться от существенной угрозы соей власти, бомбы замедленного действия у себя под боком), что уж говорить об остальных. Чуя был в бешенстве. И даже несмотря на деструктивные действия, превращающие мир вокруг в каменную крошку, утихомириться не получалось. Ярость волнами поднималась от самого сердца, не могла удержаться в теле, выплескивалась наружу. А еще была обида. Жгучая, терпкая, Накахара тщательно скрывал ее от других, но себе не признаваться не получалось. Это бесило еще больше. Какого черта этот придурок Дазай так легко предал Мафию, предал их устои и просто-напросто исчез?! Встреть Чуя его сейчас – точно прирезал бы. И неважно, что тем самым исполнил заветное желание неудавшегося суицидника. Но вместо этого пришлось довольствоваться еще одной выбитой дверью на оружейном складе. Да, Одасаку погиб. Накахара знал, что это был единственный человек, кем дорожил Осаму. Но так уж случилось, каждый день умирают люди и, порой, не уберечь от смерти и самых близких. Кому, как не мафии, это знать. Чуя, под вечер вымотанный, добрался до дома и, откупорив очередную коллекционную бутылку вина, отпил прямо из горла, не заморачиваясь насчет бокалов. Было плохо. Уход Дазая будто с мясом вырвал до судороги в скулах ехидно-привычную часть повседневной жизни. Взрывоопасный коктейль гремучей непонятной смеси чувств разрывал изнутри на части, превращаясь в мутную пелену перед глазами. Чуя со злостью кулаком вытер глаза и опрокинул в себя чуть ли не половину бутылки. Их ежедневные перепалки и вечные придирки друг к другу стояли поперек горла уже у всех в Портовой мафии. И их самих это тоже бесило с завидной регулярностью. Однако злорадное удовлетворение от удачно сделанного хода жидким огнем разливалось по венам. Осаму у-меня-всегда-все-под-контролем Дазая редко удавалось подловить, но когда получалось – Накахара мысленно себе приписывал десять очков форы. Мафиози знали, куда бить. А теперь самый слаженный, какая, однако, ирония, и самый разрушительный дуэт прекратил свое существование. И такой удар в спину Чуя простить не мог. - Я тебя ненавижу, - с тихим рыком выдыхает Накахара, допивая остатки вина, и швыряет бутылку в стену, слушая звон, с которым она разлетается на куски. Чуя не задумывается о том, что является обратной стороной ненависти.