Shirohae

Дождь неустанно бьет по окнам и крыше дома. От раскатов грома стены нашего убежища сотрясаются, и свет одинокой лампы на потолке дребезжит и периодически гаснет. Капли дождя непрерывным потоком струятся по стеклу подобно тысячи трещин на нем. Яхико шипит и морщится, пока я перевязываю его плечо. Кажется, что это было не с нами. Я держу его горячую руку в своих. Пальцы у него подрагивают, но подрагивают не от боли. Его сияющие в теплом свете лампы глаза неотрывно смотрят на меня, а горячая ладонь по инерции крепче сжимает мою. Яхико робеет, но руку не отпускает. В какой-то момент до моих щек доносится теплое дыхание, и тогда близость между нашими лицами кажется мне фатальной. И среди ледяного ливня, держась за руки, мы чувствуем себя теплее, чем когда-либо. — Не будь таким отчаянным во время боя. Он молчит, а потом разжимает пальцы, я перестаю чувствовать его влажную ладонь. Его взгляд, только что робкий и смущенный, теперь устремлен в непроглядную серую стену дождя за окном. На секунду в нем промелькнуло что-то печальное, но вмиг исчезло и уступило место той беззаботности, с которой Яхико было свойственно смеяться. — Даже если меня ранят снова, я в порядке, пока ты рядом и лечишь мои раны! Мои щеки горят. Я молча продолжаю бинтовать его руку, сосредоточенно смотря в пол. По небу проносится раскат грома, я открываю глаза. Лучащееся лицо Яхико, его веселый взгляд и тепло от его рук растворяются в шуме дождя за окном. Секунду во вспышке молнии я вновь вижу его. Стройный силуэт в черном плаще, лохматые рыжие волосы, до боли знакомый профиль. Профиль, усеянный черным металлом. — Скоро рассвет, — слышу в полумраке его ледяной голос. — Нам пора выдвигаться, Конан. «Конан!» В очередном секундном зареве я различаю взгляд его глаз, прикованный ко мне. Холодный, бездушный, словно мертвый. Этот взгляд не выражает эмоций и не принадлежит человеку с непослушными рыжими волосами. «Сегодня я впервые за долгое время видел радугу. А ты ее видела? Конан!» Я поднимаюсь, и наши лица почти ровняются. Никто не знает. — Чего ты ждешь? Никто не знает, как больно видеть это лицо каждый день и не иметь возможности назвать его по имени. «Яхико». Как больно всегда быть плечом к плечу и не иметь возможности дотронуться до него. Никто не знает, как больно изо дня в день заново хоронить воспоминания. — Так… Что все-таки ты ему ответила? — Яхико! Я ведь говорила. — Но все равно. Он ведь может думать, что у него есть шанс. В дальнейшем… В смысле, он может попытаться еще раз! Вдруг он снова напишет тебе, и ты… — Яхико… да ты ревнуешь? — Нет! Нет, какая ревность! Я за тебя беспокоюсь. Может, ты дашь ему свое согласие без желания… Конан, ты ведь очень добрая. И не захочешь никого ранить. И я ничуть не ревную! Просто ты… Я прерываю этот сумбурный поток слов, касаясь ладонью его рта. Расстояние между нашими лицами сокращается до минимума, и я чувствую, как сердце один раз с силой толкнулось в грудную клетку. Передо мной только его широко распахнутые глаза. «Какой же ты недогадливый, Яхико!» — хочется сказать мне прямо сейчас, но я молча смотрю на него, задержав дыхание. Прижимаюсь губами к тыльной стороне своей ладони. «Я все решила, и я останусь с тобой». Над теми, кто родился в Деревне дождя, небо всегда плачет. Мы с детства изо дня в день видим эти тяжелые облака и слышим шум ливня. Временами тучи становятся такими черными, что мы с трудом различаем день и ночь. Пейн не спит. И пятеро таких же как он не ведают сна. Я поднимаюсь на верх башни, и вижу его снаружи. Очертание его сутулой спины чернеет на фоне серого потока дождя, легкое зарево огней деревни слабо подсвечивает силуэт. В памяти белым шумом мелькнуло видение как будто из прошлой жизни. Целеустремленный взгляд карих глаз Яхико, его громкий голос и решительный тон, заглушающий дождь вокруг нас. И все мы срываемся за ним вниз, гонимые одной общей целью. — Что ты хотела? — Дождь все никак не закончится… — Этой деревне всегда больно. Дождь здесь будет идти вечно. Его низкий безынтонационный голос отзывается во мне доселе неведомым чувством покорности и страха. Его лицо, испещренное черным пирсингом, кажется мне таким незнакомым. Он — Пейн, и все перед ним прах. И мне трудно поверить, что именно тепло этих губ чувствовала моя рука. И совсем не эти глаза смотрели на меня с юношеской влюбленностью. Холодный ливень бьет в землю. Вода струится с моих волос, по лицу, я чувствую ее во рту вместе с железным вкусом крови. «Не умирай, не смей умирать!» Его тело лежит у меня на коленях, и я чувствую, как постепенно куда-то вверх к серым тучам улетучивается его тепло. Дождь не может смыть с моих рук горячую кровь. И я раз за разом пытаюсь вдохнуть жизнь в его легкие, со всей силы прижимая ладонь к пульсирующей ране. Его губы сохнут и беззвучно зовут меня по имени. Я никогда не думала, что впервые коснусь их при таких обстоятельствах. Я чувствую, как по щекам без остановки бегут горячие слезы, и дождь не может их скрыть. Когда мир рушится на моих руках, я кричу и зову его в ответ. Мне больше никто не отвечает. В какой момент из сирот, верящих в светлое будущее, мы превратились в тех, кто мы есть сейчас? Я всегда хоронила его снова и снова. Я касалась его губ только тогда, когда его тело уже не дышало. И, прежде чем завернуть его в бумажный кокон, я целовала эти сухие безжизненные губы в последний раз. Не видя холодных глаз Пейна, не слыша его глухой голос, обращая всю себя только к тому Яхико, который с пламенной юношеской страстью хотел защитить тех, кто ему дорог. Запуская пальцы в любимые рыжие волосы, я обещала ему, что мы обязательно встретимся снова. Ведь однажды мы уже решили для себя — всегда быть рядом друг с другом. Тучи надо мной расступаются, и в голубой синеве после многолетнего дождя проглядывает радуга. Такая же теплая и сияющая, как твои карие глаза. «Мне пора возвращаться домой, Яхико».