Restart любви в объятиях Смерти

      Когда со всеми необходимыми процедурами было покончено, из палаты вышла медсестричка. — Накахара? — по-детски тонким голоском уточнила она, — Часы посещений на сегодня закончены, но так и быть, в порядке исключения, вы можете зайти и попрощаться. — К…ак…- в горле пересохло и было действительно трудно выговорить этот вопрос, — по…прощаться? Как?! Я спрашиваю вас как?!       На крики медсестрички выбежал врач. И Чуя кинулся на него. — Как попрощаться?! Твари! Да чтоб вас… — Чуя было хотел разнести больницу, но врач крепко схватил его лицо рукой, устанавливая зрительный контакт. — Он жив! Успокойтесь! — сказал врач и тут же отвернулся, обращаясь к медсестричке, — Ты что такое сказала? — Я… я… Ничего… Сказала, можете зайти попрощаться. Ведь на сегодня прием закончен. Я не говорила, что пациент мертв…       Растолкав набежавший персонал, Чуя ворвался в палату. Осаму лежал без сознания, но прибор показывал пульс. Накахара выдохнул и рухнул на стул рядом с койкой. Сил не было. — Так я же имела в виду попрощаться на ночь… — продолжала оправдываться медсестричка перед врачом, — Устав запрещает оставаться с больным. Тем более они даже не родственники. Мы ведь не знаем, что у него на уме! — Не выгоняй. Пусть останется. Какое тебе дело, что у него там на уме? Если бы хотел прикончить, разве бы привез в больницу? Такую чушь иногда несешь… Я тебе поражаюсь.       Чуя гладил Дазая по волосам, уткнувшись в его плечо лицом. На грани сознания Дазай чувствовал невесомые прикосновения. «Смерть — полное безмолвие и пустота. Тогда почему мои мысли не исчезли, а боль в сердце стала лишь острее? Чуя… Я чувствую его, но не могу угнаться, словно меня заперли в клетке. Мое сознание так жаждало избавления, но, как оказалось, было обречено на вечную муку. Смерть лишь остановка. Я чувствую его руки, но не могу коснуться сам, не могу увидеть, не могу услышать…»  — по щекам Дазая поползли неконтролируемы слезы. — Тише-тише, — приговаривал Накахара стирая соленые капли теплыми пальцами и мягкими губами.       Поцелуи голубоглазого порхали по тонким подрагивающим векам, по сухим губам, по влажным соленым щекам, по холодным пальцам шатена.       Замотанный свежими белыми бинтами, Дазай остро пах больницей. Как только шатен окончательно успокоился, Чуя поправил одеяло, уложил голову к нему на грудь, а руку на щеку и заснул.       Чуя проснулся рано утром от звуков в коридоре. Пациентам разносили завтрак и лекарства. Гомон и шум оживающей больницы не тревожил Дазая. Он продолжал мирно посапывать. Накахара аккуратно приподнялся. Все тело ныло от неудобной позы. Что-то противно хрустнуло в позвоночнике и Чуя скосил глаза на больного, опасаясь, что разбудил. Выйдя из палаты, он отправился умыться и что-нибудь попить. Пить хотелось страшно. Чувства были смешанными, словно он был безумно рад и одновременно боялся. Состояние здоровья парня было на удивление отличным. От его болезни ни осталось и следа.       Накахара вернулся в палату. Там сидела медсестра, но совсем другая. Она тщетно пыталась разбудить пациента. — Дазай, вставайте. Вставайте. Вам надо поесть и принять лекарства.       Медсестра обернулась, услышав шаги за спиной, и молча уставилась на рыжеволосого парня, что так уверенно подошел к койке и присел на краешек. — Осаму, — низким, но на удивление нежным голосом проговорил Чуя, — Вставай, пожалуйста, я волнуюсь.       Не обращая внимания на присутствие постороннего человека, Чуя стал гладить руки парня, но это не помогало. Приглушенно вздохнув, Накахара прижался щекой к щеке шатена и стал что-то нашептывать.       Осаму было тяжело вырваться из плена иллюзий. Казалось, что лучше чем сейчас ему уже не будет. А потому, не стоит открывать глаза, дабы эти ощущения не исчезли. — Ну хватит! — потеряла терпение медсестра, — Мне и к другим больным нужно. Дадите ему вот это, а я пошла.       Резкий незнакомый голос заставил шатена осознать, что все происходящее не сон или галлюцинации, вызванные недостатком крови, и даже не смерть, а настоящие действия Чуи.       Осаму открыл глаза, прищуриваясь от яркого света утреннего солнца, шевельнулся и уже окончательно пришел в себя, почувствовав Накахару, что прижался к нему. Чуя замер. — Я наверное в Раю, раз сам ангел лежит у меня на груди… — непонимающе проговорил Осаму в своей обычной издевательской манере. — Нет. Ты попал в Ад, — отстраняясь, возразил Чуя, — А я — главный демон. Я — твой личный Черт! Твой искуситель, твой палач и… твоя вечная жертва. — Ах, Чуя, я так рад, что ты жив. — Ты спас меня. Теперь я буду преследовать тебя до конца жизни. — Не надо, — грустно улыбнулся Дазай, — Прости. Все было по моей вине и все закончилось. Не утруждай себя обязанностью оставаться со мной теперь, только потому, что я признался тебе. Я не хочу…       Накахара наклонился, заткнув поцелуем сомкнувшиеся губы кареглазого. Парни смотрели в глаза друг другу и не могли оторваться. Как же они соскучились. — Не думай, что я делаю это из-за того, что ты признался или спас. Осаму, ты такой дурак! Раз боишься и сомневаешься теперь, когда мы столько пережили. — Чуя, я обязан попрощаться с тобой. Я не могу… Не могу простить себя за произошедшее. Уверен, что причиню тебе еще не мало боли и не хочу этого… Твоя влюбленность, лишь временное явление. По-настоящему ты любишь только жизнь, — Дазай прикрыл глаза, а потом продолжил говорить, — Да, тогда, ты ответил мне взаимностью, но лишь потому что тебе было страшно и одиноко. Не надо себя так насиловать, Чуя. — Я не извращенец или кто-то подобный, если ты сейчас так подумал, — с явным раздражением в голосе начал Накахара, — С чего ты взял, что я «влюблен» в тебя? Я не влюблен.       Чуя сделал долгую паузу, выжидая, когда Осаму откроет глаза. — Я «люблю» тебя. Нет, не перебивай, — отмахнулся Чуя, от приоткрывшего рот Осаму, — Это разные вещи влюбляться и любить.  Я люблю тебя не за внешность, не за некогда высокий статус. Просто тебя люблю. Но если тебе нужны причины, то пожалуйста! Люблю за наше прошлое, за помощь, за неуклюжую заботу. Да-да именно за такую вот заботу — без шарканья и этикета. За смущение показаться чересчур заинтересованным во мне, моих проблемах и печалях. Звучит не очень, но это настоящее искреннее беспокойство и желание помочь, вызывают трепет в моем сердце. Теперь я точно знаю, что наши чувства всегда были взаимны. Это не пустая картинка, не бред сумасшедшего. Молчи! Не смей опровергать это! Не смей бояться своих чувств. Не смей больше убегать! — Тогда… Я больше тебя не покину? Раз это приказ, — неуверенно ответил Дазай. — Я надеюсь. — Я обещаю! — Не важно, потому что я все равно тебя не отпущу…       Они лежали в обнимку. Свежие бинты и постель пахли стойким парфюмом Накахары, перебивая запах больницы, и заставляя Дазая умирать от наслаждения. Подобная близость была настолько естественной, что их постоянная вражда сейчас казалась злым наветом на идеальную парочку… Это кто-то плохой все исковеркал. А они всегда были друг у друга, и любили, и страдали вместе. Их одиночество — шутка, распространенная какими-то завистниками. Впервые за столько времени они спокойно и счастливо, обнимали друг друга, утопая в ласке.       Завтра их ждут подколки от коллег, смех, шутки… и множество поводов для прикосновений и взглядов.