Горькое послевкусие лета

Покрытый грязью по самую крышу УАЗик въехал на территорию биостанции «Чайка» и устало остановился перед ветхими домиками. Алексей Никольский, молодой директор «Чайки», неторопливо вылез из-за руля и помог своей спутнице спуститься с высокого пассажирского сидения. Им навстречу уже стремительно приближалась невысокая черноволосая женщина в камуфляже и красной бандане. — Привет, ЛарМихална! — с ходу закричала она прибывшим. — Привет, Алексей! Ну, наконец-то, мы вас уже заждались! — Здравствуйте, Карина Владимировна! Дорога — дрянь, мостки опять какой-то чудак на букву «М» разломал. — Никольский отбросил темные кудри со вспотевшего лба и обошел машину. — Выходи, дезертир! — С этими словами он открыл салон УАЗа и выпустил высокого худощавого парня в солнечно-желтых джинсах, голубой футболке и ослепительно белых полукедах. — Лара, что за попугая ты привезла? — Карина Север во все глаза разглядывала парня, который извлекал из салона клетчатый чемодан на колесиках. — Не попугая, а метросексуала! И по совместительству — моего студента отныне. — Лара Мечникова тяжело вздохнула. — Я обещала его бабушке, что пригляжу за ним и сдам назад в целости и сохранности. Очень адекватная женщина, между прочим. — Как говорит мой Сашка, в перверзиях не разбираюсь. Но если хочешь вернуть его в целости и сохранности, то серьезно подумай, куда будешь селить. — Карина шутила, но лишь отчасти. — Нашим с тобой мужьям, конечно, и не снилась в страшном сне депиляция и бикини-дизайн, но это не значит, что все мужики, следящие за собой — голубые. — Лара попыталось быть серьезной, но тут же прыснула, как девчонка. — Как вспомню полковника Севера, галопом бегущего из парикмахерской, так и ржу! А всего-то предложили подкрасить височки! — А вот и не смейся, твой Демьян тоже, поди, не по соляриям рассекает! Лучше давай определять твоего студента. В Мужской дом однозначно не стоит, да и мест нет, последнее заняла Маринка из Теремка. — Карина называла все домики по именам. — Предлагаю поселить в Теремок, а шефство путь берет Кура Ряба. — Годится. Осталось только осчастливить нашего завхоза новым жильцом. — И кого Вы к нам заселяете? — завхоз Оля по прозвищу Кура Ряба недовольно нахмурилась и скрестила на груди могучие руки. — Почкина, поди? — Угадала, Оля! — улыбнулась Мечникова. — Костю Почкина, прошу любить и жаловать! — А также приспособить к посильной работе, — кивнула понятливая Кура Ряба, и тут же закричала: — Костя! Возьми пару булок хлеба, выйди за ворота, иди вдоль ограды. Где ограда закончится, поверни налево и метров через сто упрешься в дом соседа. Отдашь хлеб и скажешь, что Лариса Михайловна вернулась. Спустя час Никольский пригласил обеих дам-преподавателей подняться на балкончик и полюбоваться интересной картиной. Зрелище было презабавное: среди буйной зелени трехметровой высоты виднелась земляная дорога, огибавшая огромную яму для отходов. Почти правильная бурая окружность примыкала к ограде в одной единственной точке. По кругу уныло брела фигурка в желтых штанах, упорно игнорируя выход из «лабиринта». — Ну, прямо ходячий анекдот! — расхохоталась Карина. — Идет ежик вдоль бочки и стонет: «Если этот забор не кончится — пойду в обратную сторону!». — Хорош стебаться, Карина Владимировна! Вспомни о своем высоком звании педагога! — сказала Лара очень серьезным голосом, но не выдержала и тоже засмеялась. — Давай отправим уже кого-нибудь спасать нашего блудного попугая!

*****

Когда глупые дяди и тети спрашивали маленького Костю, кого он больше любит: маму или папу, мальчик, не колеблясь, отвечал: «Бабушку!». В лихие девяностые все взрослые Почкины разом остались без работы, и на семейном совете было решено, что за Костей поживет у бабушки, пока мама и папа будут ставить на ноги свой бизнес. Времена были тяжелые, финансовые ножки у родительского бизнеса были хилые, и он то и дело падал. Но Костя совершенно не переживал, жить у бабушки было очень интересно, а маму и папу он видел каждые выходные. Вежливый и рассудительный малыш очень нравился бабушкиным подругам. — Котинька, — важно представлялся он, по-детски мило коверкая свое имя, и раскланивался. Дамы млели и угощали шоколадками. Бизнес родителей прочно утвердился на ногах, но домой Костя возвращаться не захотел, и бабушка его внезапно поддержала: — Вот и родите себе второго, раз возможности есть, а нам с Котинькой и так хорошо. Костя с бабушкой очень любили смотреть фигурное катание, обсуждать выступления спортсменов и детально разбирать их костюмы. Они спорили и в специальном альбоме рисовали своих фигуристов в фантастически ярких и, наоборот, подчеркнуто строгих нарядах. Костя очень хотел стать дизайнером одежды, но для начала нужно было избавиться от службы в армии, которая висела над ним подобно дамоклову мечу. Вожделенная военная кафедра имелась только при естественно-научных факультетах N-ского университета, и в год совершеннолетия Кости биофак вуза пополнился еще одним студентом, слабо понимающим, зачем он здесь. Учился Костя без интереса, ни шатко ни валко, зато обзавелся множеством приятельниц. Девушки любили его за то, что Костя мог в любом стоковом магазине подобрать обалденный комплект, в котором не стыдно было показаться на людях. Костя был галантен, вежлив, одет с иголочки и готов делиться своей любовью даже с самыми дурнушками курса. В принципе, ему нравились не только девушки, но до экспериментов с парнями дело как-то не доходило. Одно лишь омрачало беззаботную жизнь Котиньки — предстоящая полевая практика. Вопреки ожиданиям, бабушка не стала потакать его капризам и не сделала ему справку о непригодности к практике по состоянию здоровья. — Во-первых, приписывать себе болячки — это очень плохая примета, Костик! А во-вторых, я связалась с ваши руководителем практики, очень приятная женщина, между прочим! Так вот, условия там хорошие, воздух свежий, поживешь месяц без своих гаджетов. А Лариса Михайловна обещала за тобой присмотреть и взять под свое руководство. Так что собирай чемодан и возьми побольше теплых вещей. Костя обиделся и уныло потащился собирать вещи. Он не протестовал, но втайне решил, но не поедет ни за какие коврижки. Нужно лишь притвориться, что опоздал к общему отъезду. Коварный план провалился с треском. Узнав об «опоздании», бабушка вытащила телефон, куда-то звонила, о чем-то договаривалась и, наконец, объявила: — Все, в пятницу на биостанцию пойдет машина, поедешь на ней, как раз вместе со своим научным руководителем. А чтобы не опоздал, я прослежу лично. И ведь проследила! Чуть не до машины довела за ручку. Вот и сиди теперь в этой глуши, корми комаров, майся без Интернета и душа. Хорошо еще, что поселили Костю в домик к девушкам, избавив от необходимости спать под громкие храпы и вдыхать ароматы табака и пота. Костя бы совсем скис, но все изменил Он. Парень носил красивое нормандское имя, но приятели звали его грубо — Рыжий, а Костя мысленно нарек Огоньком. Огонек подолгу сидел в полевой лаборатории, перекладывая гербарные папки и закопавшись в определители. Костик пристраивался со своими растениями неподалеку, тайком любуясь тонкими чертами лица Огонька и его ярко-медными кудрями. Ловкие сильные пальцы уверенно расправляли листья и лепестки, время от времени Огонек снимал очки в тонкой оправе и устало потирал красноватый след на переносице. Преподаватели относились к Огоньку уважительно и пророчили ему научную карьеру. Костик не делал даже попыток к сближению — все знали о романе Огонька и Серафимы. Он молча страдал и надеялся на какое-нибудь чудо. И чудо случилось. Стоял теплый и даже душный вечер, когда мимо Кости промчался Огонек с перекошенным лицом. Чуть не сбив с ног Костю, он выругался и исчез в избе сторожа Михалыча. Из своей комнаты вышла шмыгающая носом Серафима с заплаканными глазами. Костя уже укладывался спать, когда дверь Теремка распахнулась, и на крыльце появилась Кура Ряба, несущая на своих могучих плечах совершенно пьяного Огонька. — Этот дурачок поссорился с Симой и нажрался, как три женских половых органа! — Оля лишь слегка сбила дыхание. — Если Север его увидит в таком виде — убьет. Придется приютить до утра, пока не проспится. — Давай, Оль, клади его на мою кровать! — держать недовольный тон, когда сердце ликует, было трудно, но Костя справился. Кура Ряба сбросила с плеч бесчувственного Огонька, как куль картошки, и, пообещав утренние страшные кары, залезла на верхнюю полку. Соседки по комнате пошушукались и понемногу затихли. Костя завесил простыней кровать, зажег крохотный ночничок, попытался уложить Огонька поудобнее. В комнатке, раскалившейся за день, было жарко, Костя намочил платок и положил его на высокий бледный лоб Огонька. Он бережно снял с него очки, легкими движениями пальцев расчесал тонкие пряди, вытер испарину, расстегнул Огоньку ворот рубашки, даже не поморщившись от крепкого запаха самогона. Огнек спал беспокойно, в забытьи вскрикивая и сбрасывая простыни. Костя терпеливо их поправлял, менял компресс. Часы шли, домик остывал, и Огонька начала бить крупная дрожь. Костя укутал его в спальник, но озноб не отпускал, и тогда он залез под спальник, крепко обнял худощавое тело в попытке согреть. Через какое-то время тепло разморило обоих, Костя положил голову на плечо Огонька и уснул, блаженно улыбаясь. Проснулся он от крепкого тычка в ребра. — Ты что, урод, делаешь в моей кровати?! — орал Огонек, с похмелья не понимая, что лежит он не у себя, а в Теремке. — Быстро свалил отсюда, пидорюга! — Нет, это ты, Рыжий, тварь неблагодарная, вали к себе! — Оля в гневе была страшна, и Огонек, уцапав очки, молниеносно вымелся за дверь. — Эх, ты… Котинька! — Оля гладила по голове рыдающего Костика. — Бедный ты мой, бедный!