Это знала Ева, это знал Адам Колеса Любви едут прямо по нам И на каждой судьбе виден след колеи Мы ложимся, как хворост, под колеса любви ©.
Аркадий Недосеков стоял под дверью кабинета, маялся и злился. Мало того, что в августе он жестоко облажался с проверкой, так еще и забыл подписать акт у Никольского, начальника биостанции. Пришлось ждать сентября, договариваться о встрече, а теперь еще и унизительно дожидаться под дверью. Наконец в полумраке коридора возникла фигура Никольского. Несмотря на юный возраст, Никольский старался держаться солидно и с достоинством. Вот и сейчас он степенно вышагивал по коридору и вел невысокую женщину. «Переводим старушек через дороги и темные коридоры!» — издевательски подумал Аркадий. Пережитое на «Чайке» до сих пор заставляло его внутренне кипеть и мысленно плеваться ядом. При ближайшем рассмотрении «старушка» оказалась миниатюрной девушкой, одетой в серый костюмчик в стиле «бедненько, но чистенько». — Сима, я тебе снова говорю, не бросай орнитологию! Изучай со своими пионерами городскую фауну, глядишь, и выйдет толк, — тон Никольского был омерзительно менторским, но не он заставил Аркадий навострить уши. Сима? Серафима Парусникова? Автор того самого пресловутого фанфика из-за которого и закрутилась эта чертова проверка? Похоже на то. Это надо же случиться такому совпадению! Так вот ты какой, северный олень! * После проверки Аркадий нашел в сети ее романы и внезапно для себя увлекся. Душевные страдания героев и их нравственные искания Недосекова оставили равнодушным, а вот постельные похождения понравились. Ай, да девка, ай, да студенточка! Вот это воображение! Нет, Будвин — клинический идиот, раз не сорвал такой спелый плод. Интересно, она симпатичная или страшна как черт? Воображение Недосекова рисовало сразу два портрета Серафимы — пышногрудая рыжая красотка и бесцветная швабра с пучком жидких волос, заколотых карандашом. Путем несложной дедукции Аркадий нашел страничку писательницы в соцсети, но и она не смогла удовлетворить его любопытство — на страничке не было ни одного фото. Птички, бабочки, цветочки, ханахакающие феечки, закаты на «Чайке», будь она трижды неладна, но ни одной портретной фотографии! — Швабра! — решил для себя Аркадий, но на страничку иногда заглядывал. А вдруг? Фотографии так и не появились, зато новые работы — в изобилии. «Голубенькие» рассказы он пропускал, а вот «розовенькие» вызывали живейший интерес и возбуждали. И теперь он собственными глазами мог видеть загадочную писательницу. Она была вовсе не горячей пышкой, но и не блеклой шваброй. Перед Аркадием стояла миниатюрная девушка с вьющимися темными волосами и большими круглыми глазами, чем-то похожая на удивленного птенца. Ресницы длинные, щечки с легким румянцем. Хороша, чертовка! Действовать надо было немедленно, но кем-кем, а тормозом Аркадий не был и моментально наметил стратегию и тактику. Он беспардонно сунул Никольскому бумагу на подпись, коротко попрощался и вышел за дверь. Надо было ждать, но теперь ожидание стало совсем иным, сродни чувству хищника, скрадывающего добычу. — Аркадий Недосеков, преданный поклонник Вашего творчества! — с ходу представился он вышедшей из кабинета девушке. — Уж не думал, что мне выпадет счастливый случай встретиться с Вами! С этими словами Аркадий бережно взял кисть Серафимы и, наклонившись, поцеловал тонкие розовые пальчики. — Разрешите пригласить Вас на встречу! Мой друг — владелец «Паблик хаус» — будет рад нас видеть. Можно будет обсудить творческие перспективы. Однокурсник Венька, конечно, тот еще шутник. Оставалось надеяться, что Серафима знает известный ресторанчик, или хотя бы переведет название правильно.* Платиновая карта VIP-клиента давала возможность пустить пыль в глаза и не разориться. Ход был проверенный — варварская роскошь «Паблик Хауса» позволила завлечь в объятия Аркадия не одну девицу. Конечно, был риск испугать добычу таким кавалеристским напором, но кто не рискует, тот не пьет шампанское! — Это… это так необычно! — голосок у Симы оказался высокий и звонкий. Расчет оказался верен — девчонка немного помялась для приличия, но потом милостиво согласилась поужинать и дала свой адрес, чтобы Аркадий мог заехать за ней. После ужина домой ее везти было нельзя, но Аркадий оборудовал на работе уютное гнездышко. После перепланировки здания он выбил себе помещение бывшей подсобки, без окон, зато отдельное. Своими руками соорудил имитацию окна, а под ним установил электрокамин. Камин был списан из рест-рума шефа: нагревающий элемент сгорел, но играющая огнями подсветка была исправна. Тяжелые портьеры и маленький диванчик-аккордеон из тех же запасов придали каморке уюта и комфорта. Аркадий любил свое гнездышко и порой даже ночевал на разложенном диванчике, если на работе случался аврал, и приходилось пахать допоздна. Он, конечно, скучал по прежней квартире, которую обустроил по своему вкусу, но предпочел пожертвовать ей при разводе. Бывшая с детьми получила в полное распоряжение квартиру, и Аркадий лишь вздыхал, с досадой наблюдая, как ветшает и рушится сделанное его руками. Нынешний его бывшей предпочитал проводить свободное время попеременно то в тренажерном зале, то у экрана домашнего кинотеатра. Эх, была не была! — выдохнул Аркадий и принялся набирать номер Веньки. Сегодня ему понадобится столик в VIP-зале.***
Серафима с тоской смотрела в шкаф, ощущая себя Золушкой, которую позабыла фея-крестная. Все ее вещи, за исключением полевой одежды, остались в квартире бывшего. «Бывшего кого?» — порой задавала себе вопрос Серафима. Надо было бы набраться смелости и вывезти свои вещи, но на адекватность Голубева рассчитывать не приходилось. Сима всерьез боялась иди к нему одна, но гордость и самолюбие не позволяли впутывать в свои проблемы близких. Да и кого было впутывать? На отца Голубев вряд кинулся бы с кулаками, зато как красочно бы описал вымышленные подробности сожительства с профессором Высокиным! Самого Высокина, приютившего вконец запутавшуюся девушку, просить не стоило — дело могло закончиться полным криминалом. Серафима уже один раз видела, как с профессора слетает налет цивилизации, а самцовые битвы всегда приводили ее в ужас. Первой зарплаты хватило на белье и пару блузок, да на офисный костюмчик с распродажи, но идти в этом в ресторан? Сима вспоминала свои чудесные платья, оставшиеся в квартире Голубева и чуть не плакала от обиды. Она принялась копаться в большой сумке, которую привезла от родителей. Вещи, оставшиеся еще со школьных лет, с младших курсов: все то, что она оставила, уезжая жить в чудесное будущее. Решение пришло внезапно, и было, мягко говоря, нестандартным. Спустя полчаса перед зеркалом стояла девочка, сошедшая со страниц манги: огромные глаза, короткая пышная юбка, белая блузочка-рубашка, пиджачок с укороченными рукавами, длинные гольфы. Ну, держись, Аркадий! После троекратного фиаско в отношениях Серафима остро нуждалась в победе и отмщении. Влюбить в себя до безумия, довести до умопомрачения, до высшего пика чувств и бросить! Чтоб страдал, мучился, ненавидел, но не мог разлюбить. Заставить мужчину пережить то, что пришлось перенести ей — вот чего она страстно желала. Наивный галантный Аркаша прямо-таки издавал запах жертвы и просился на роль несчастного влюбленного.***
В VIP-зале ресторана почтенная публика могла наблюдать необычную картину. Мужчина лет сорока, крепкий и широкоплечий, одетый в безупречно сидящую серо-голубую тройку, сидел за столиком напротив девочки-подростка в костюме японской школьницы. Теоретически эта пара могла сойти за отца и дочь, решивших поужинать, но взгляды, которые бросали они друг на друга, не оставляли ни единого шанса этой благонравной версии. Они не целовались, не держали друг друга за руки, их движения не были порывистыми, но воздух вокруг столика был настолько наэлектризован, что случайные свидетели ужина оборачивались. Мужчина больше молчал, говорила в основном девушка: — Если бы ты только знал, Аркадий! Я вообще не знаю, как мне удалось пережить это лето. Сначала я была убита Лёней, его ревностью и рукоприкладством. Потом я вернулась на «Чайку» в надежде найти там источник своей силы. Но и там меня отвергли, осмеяли. Когда Вольдемар увозил меня на лодке, я хотела броситься за борт! Я была готова утонуть и стать русалкой. Мне до сих пор невыносима мысль, что я никогда не вернусь туда, — голос Симы звенел от непролившихся слез, глаза блестели. — Я околдована, отравлена этим местом… Мне никогда не будет покоя и счастья! Она была так трогательно-беззащитна в своем страдании и в тоже время так бесстыдно хороша, что у Аркадия защемило сердце и стало тепло внизу живота. В этот момент он твердо решил, что заставит Симу забыть все, вырвет из ее сердца проклятую «Чайку» вместе с Будвиным и покажет девчонке, что такое настоящая любовь и страсть! Прямо сейчас! Аркадий попросил счет и вызывал такси. В машине он накрыл ее ледяные ручки своими теплыми мягкими ладонями, поднес к лицу и согревал дыханием. В нем боролось желание осыпать девчонку дурацкими милыми словечками, подарить плюшевую акулу из Икеи, и одновременно — грубо овладеть ею прямо на заднем сидении машины. Серафима взяла его руки, внимательно рассмотрев каждый палец, погладила, придвинулась ближе и тихонько вздохнула. Аркадий был прост и надежен, как автомат Калашникова, и под его боком она чувствовала себя в тепле и безопасности. За вахтершу можно было не беспокоиться: сегодня дежурила Раиса, большая любительница чтения. Читала она, в основном, легкие дамские романы и детективы, которыми снабжал ее Аркадий. Мать покупала эти книжонки, а затем отдавала без сожалений. Она бы с легкостью их выкидывала, но Аркадий, трепетно относившийся к книгам, не мог спокойно видеть в помойном ведре даже одноразовое чтиво. Подобно тем, кто подбирает бездомных животных, Аркадий забирал ставшие ненужными книги, самое ценное оставлял себе, остальное пристраивал «в добрые руки». Книги! Как он мог забыть! Проходя вчера мимо контейнеров, Аркадий увидел связанные стопки книг, не смог устоять и натащил полный кабинет добычи. Теперь книги украшали его стол, громоздились на полу, занимая все пространство тесного кабинета. Он собирался остаться после работы, не спеша покопаться в сокровищах, но встретил Серафиму и совершенно забыл об этом. Кабинет встретил их запахом библиотечной пыли, отсыревшей бумаги, старой свинцовой типографской краски и нового тонера для принтера. К общему тренду добавляли свои нотки освежитель воздуха и застарелый табачный дым. Одним словом, запах был далеко не розовым и имел мало общего с афродизиаками, но, тем не менее, действовал. — Ты веришь в судьбу? — спросила Сима изменившимся голосом. Ее карие глаза в полумраке камина казались бездонными провалами. — Ты веришь, что нас свела в одном месте и времени Чайка? Мы с тобой, как две кометы, которые встретились во мраке Вселенной… — Я твою Чайку… — с губ Аркадия было готово сорваться грязное ругательство. Она протянула руки, коснулась его губ, и он замолчал. Она сцепила руки на его затылке и легонько потянула к себе. Он подчинился. Их лица сближались, пока еще медленно и слегка настороженно, губы встретились неуверенно, как будто боялись спугнуть очень-очень робкое и нежное. А потом орбиты комет пересеклись, и Вселенную потряс взрыв. Аркадий явственно услышал визгливый хохот, наверное, так шумела кровь в голове? Он наступал на нее, она пятилась, пока не уперлась в заваленный книгами и бумагами стол. Они упали на стопки папок, разметав документы по всему кабинету. Аркадий рванул блузку, не обращая внимания на посыпавшиеся пуговки, уткнулся носом в грудь Серафимы, схватил за ее колени. Задрать юбку мешали упавшие книги, в том числе Устиновские «Пороки и их поклонники» и «Горячие источники Камчатки» Сенкевича. Действительно, становилось все горячее. В стремлении к горячему источнику Аркадий сбросил со стола «Пороки», смахнул архивную папку и освободил подол. Легкий листок спланировал и приземлился напротив лица Серафимы, она инстинктивно повернула голову. «Члены комиссии устроили совещание.» — непроизвольно читала она. Чтобы отогнать от себя образ комиссии-многочлена, Сима глянула в противоположную сторону. «Настоящим актом…» — начиналась другая бумага. «Еще того не лучше», — подумала она. Аркадий тем временем расправлялся с ее трусиками. Он замешкалась, не зная, стоит ли помогать ему и не воспримет ли он помощь, как распущенность? Все же решившись, Серафима приподняла ягодицы, Аркадий среагировал мгновенно, сорвал кружевную тряпочку и подсунул огромный иллюстрированный том туда, куда следовало. Сима вскрикнула и дернулась: шершавая обложка на секунду опалила нежную кожу ягодиц. Стремясь охладить горящую кожу, Сима широко развела ноги, перевернув при этом очередную стопку книг карманного формата, которые тут же лавиной низверглись на них. Одетое в глянцевую суперобложку «Верблюдоводство» уперлось ей в ребра, а острый край «Сокровищ Урала» — в пах Аркадию. Аркадий зарычал, отбросил уральские сокровища и попытался освободить собственные. Утратив опору на руки, он уткнулся носом в подшивку пожелтевших газет. «Органы внутренних дел рапортуют о готовности…». Готовность была несомненной, стопроцентной, железобетонной. Серафима громко выдохнула и попыталась ухватиться обеими руками за край стола, но промахнулась и вцепилась в книги. В левую руку попала «Теория машин и механизмов», в правую — «Записки охотника». Она выгнулась, задевая головой «Хронику гнусных времен». Аркадий, державший ее за бедра, нечаянным пинком повалил очередную кипу актов, даже не обратил внимания на разлетающиеся листы. Он наступал на упавшие книги, они шелестели страницами, обдавая пылью и затхлостью. Серафима вскрикнула. Аркадий этого не слышал, поскольку она сжала ноги у него на ушах. Сражаясь с крючками бюстгальтера, он непроизвольно читал надписи на обложках, корешках и титульных страницах. За плечом Серафимы — «Краткое введение…», окончание название было скрыто под «Бесами», бежевая обложка которых была покрыта пятнами плесени. В маленькую прелестную грудь углом впился «Волшебник Изумрудного города». Аркадий не собирался просить у мудрого Гудвина ни смелости, ни мозгов, и «Волшебник» полетел вниз. Прильнув губами к ее шее, он снова наткнулся глазами на газетную колонку. «В связи с безвременной кончиной.» — гласила она. Допустить этого было нельзя ни в коем случае, следовало сделать паузу, но разве может остановиться комета во мраке Вселенной? Серафима опять крикнула, громко и протяжно, словно бы от ее крика с полки стали валиться книги, как валуны во время землетрясения. У самого ее носа шлепнулось «Что делать» Чернышевского. «Что делать? — смятенно думала Серафима, уворачиваясь от книг, актов и циркуляров. — Ведь мы только сегодня познакомились! Только б не подумал, что я распущенная… или робкая…» — Пойдем, разберем диван, — хрипло предложил Аркадий. — Нельзя так варварски обращаться с книгами и актами. Еще раз идти к Никольскому за подписью — я не переживу.