***
— Ты действительно решила уехать во Францию? — спросила Чинция, выпуская изо рта струйку вишневого сигаретного дыма. За окном была глубокая ночь. Сколько времени они с Валери просидели в гостиной? За разговорами было выпито немалое количество кофе с коньяком, а серебряная пепельница наполовину заполнилась окурками, испачканными губной помадой. Чинция всегда много курила, особенно когда нервничала и переживала. А судьба любимой подруги её сейчас волновала, как никогда. Валерия без утайки поведала обо всём, что сделал её драгоценный супруг. Ох, если бы Чинция хорошо владела оружием, она сама снесла бы Паоло Гримальди его баранью голову! Потерять такое сокровище, как Валерия, из-за своей маниакальной ревности! Не проверив толком информацию, сразу хвататься за оружие — на такой идиотизм был способен только Паоло! Нет, всё-таки верно говорят, что с возрастом мужчины становятся слабее умом, нежели их жёны. Слава Богу, Чинция свободна и не обязана отчитываться ни перед кем за каждый свой шаг. Глядя на убитое лицо подруги, она ломала голову, чем ей помочь. И не находила ответа. Увы, Валери любит своего мужа, потому-то ей сейчас так плохо. И ничего тут не поделаешь, рана ещё слишком свежа. — Да, так будет лучше, — тихо отозвалась Валери. — Не хочу жить в городе, где есть шанс пересечься с Паоло. — И потому ты решила не мелочиться и сразу сменить и страну! — криво усмехнулась Чинция. — Ну, а как же твой сын? Оставишь его? — Тео уже вырос и не так сильно нуждается во мне, — настаивала Валери. — К тому же он не один, у него есть Лори. А там и дети пойдут. Нет, дорогая, мне нужно сейчас подумать о своей судьбе, как бы эгоистично это ни звучало. — Ничуть это не эгоистично, ты совершенно права. Просто я пытаюсь найти какую-нибудь причину, чтобы удержать тебя рядом с собой, — честно призналась Чинция, с трудом удерживая слёзы. Она редко давала им волю, но одна только мысль о том, что их с Валери будут разделять тысячи километров, вызывала острое чувство тоски и желание разреветься. Нет, нет, нет, она не должна этого делать! Валери и так держится с трудом, а стоит одной из них заплакать, как начнётся вселенский потоп. — О, дорогая, спасибо тебе большое! — в прозрачных глазах Валери тоже блеснули слёзы. — Я и сама буду безумно скучать по тебе. — Хм… ладно, хватит разводить сырость! — велела Чинция, подозрительно шмыгнув носом. — Лучше скажи мне, что ты планируешь потребовать у мужа при разделе имущества. — Ну… на самом деле я бы не хотела брать деньги у Паоло. У меня есть собственные сбережения, их хватит на покупку небольшого домика или квартиры. Может, останется даже на открытие своего ателье. А там… начну работать и буду содержать себя сама. Надеюсь на это. — То есть ты хочешь сказать, что не станешь требовать от него содержание для себя?! Он виновен в том, что вы разводитесь, так пусть платит! — возмутилась Чинция. — Ну, во-первых, он будет против развода и уже предупредил меня об этом. А во-вторых… содержание — это звучит так унизительно, — поморщилась Валери. — Я ещё пока не дряхлая старушка с ходунками, и вполне смогу работать. — А если не выйдет? Вдруг у тебя не получится с ателье? Что ты тогда станешь делать? — Честно говоря, пока не знаю. Не хочу загадывать, Чинция, мне и так страшно. — А что твой рыцарь? Андреа? Он ведь предложил тебе уехать с ним? — Предложил, — вздохнула Валери. — Но я ему отказала. — Ну и зря! Твой доктор мог бы взять на себя заботы о тебе, дорогая. К тому же он сам жаждет этого. Не понимаю твоего упрямства! У твоих ног шикарный мужчина, молодой, красивый, умный, увлечённый тобой, только пальцем его помани… А ты ещё сомневаешься! — Я не люблю его. — И что? Ты уже не наивная девочка, чтобы верить в любовь до гроба. Вот уважение — это действительно ценность, причём оно куда важнее страсти. Как выяснилось, твой дражайший супруг не очень-то тебя уважал, раз держал на мушке револьвера! — И потому я никогда не вернусь к нему, — тихо сказала Валери. — Но пойми, я не хочу использовать Андреа! Он ведь заслуживает найти себе хорошую, любящую женщину, которая родит ему детей. — А ты разве не сможешь? — Родить в сорок два? Ты с ума сошла? — Ба, да плюнь ты на все предрассудки, Валери! Попадись мне сейчас нормальный мужик, даже я бы родила, а мне, между прочим, сорок пять стукнуло! — Отличная мысль! — рассмеялась Валери. — Тогда я порошу Андреа подыскать тебе какого-нибудь симпатичного доктора из числа его друзей, и мы с тобой на пару заведём себе по малышу. Хоть и насмешим людей, но зато хоть на старости лет поживём на всю катушку. — Я и пелёнки? Нет уж, спасибо, дорогая! — содрогнулась Чинция. — Это я так, для поддержания разговора сказала. Но в любом случае я считаю, что ты заслуживаешь счастья, тем более с таким привлекательным мужчиной. — Я подумаю… — устало зевнула Валери, удивляясь тому, как сильно она устала. Не так давно она считала, что пережитое потрясение не даст уснуть как минимум сутки. Это всё благодаря Чинции: подруга умеет внушить уверенность в завтрашнем дне. — Ловлю тебя на слове! — Чинция предупреждающе погрозила пальцем. — А теперь — марш спать, утро вечера мудренее. Надеюсь, ты скоро определишься, а мы пока понаблюдаем, как твои мужчины будут делить тебя. — Думаешь, будут? — Ха! Даже не сомневаюсь!Часть 41
16 декабря 2020 г. в 22:35
Когда жестокая судьба разрывает привычный уклад жизни в клочья, люди обычно отчаянно цепляются хоть за что-нибудь, что может помочь им выжить и не сойти с ума. Или за кого-то более сильного и мудрого, способного помочь, успокоить, наставить на путь истинный. Именно таким спасательным кругом для Гримальди стала Кларисса.
Она явилась с рассветом в притихший, словно после жестокой бури, дом, как лучик надежды, чтобы попытаться восстановить семью из праха. По крайней мере, именно так её появление восприняла встревоженная Матильда. И дело было не только в Лори, но и в плачевном состоянии главы семейства. Да и растерянный уходом матери Тео нуждался в паре ободряющих слов.
Выслушав подробную версию свершившихся событий от заплаканной кухарки, Кларисса решила начать свою миротворческую миссию с брата. Может, потому, что в его случае она хотя бы знала, о чём говорить, чего не скажешь о предстоящем разговоре с Лори. Кларисса решила действовать по обстоятельствам, после того, как всю ночь провела, обдумывая, что скажет дочери.
Она неслышно поднялась по лестнице на второй этаж и проскользнула в спальню брата, застав того лежащим в постели, в обнимку с початой бутылкой виски. В комнате было темно и накурено, да так сильно, что непривыкшей к запаху табака монахине пришлось решительным жестом распахнуть тяжёлые портьеры и открыть окно, чтобы впустить свежий воздух и солнечный свет в этот мрачный склеп.
Постороннее вторжение Паоло заметил лишь когда по глазам резанул яркий свет встающего над горизонтом солнца. Будто издеваясь над его горем, Господь послал нынче совершенно удивительное, погожее утро — тихое, ясное и безветренное. Однако солнце, похоже, лишь раздражало Паоло, поскольку он прикрыл глаза ладонью и сердито буркнул сестре:
— Задёрни шторы!
— И не подумаю! — твёрдо возразила она, убирая подальше пустой стакан и бутылку, стоящие на прикроватной тумбочке.
— Оставь меня в покое! — рассвирепел он, прожигая Клариссу уничижительным взглядом, который совершенно на неё не подействовал.
— Пора встать с постели и перестать жалеть себя, Паоло. А вот это, — она указала глазами на виски, — тебе ничем не поможет. Какой пример ты подаёшь сыну и племяннице? Ты не подумал, что им сейчас тоже тяжело?
— Пришла читать мне морали, святая мать-настоятельница? — губы Паоло искривились в горькой усмешке. — Прибереги своё красноречие для очередной мессы! Я не нуждаюсь в том, чтобы меня учили жизни. Тем более — ты.
— Верно. Ты прекрасно справился сам и разрушил её.
— Это не твоё дело!
— Я всё ещё часть этой семьи, — спокойно напомнила Кларисса, присаживаясь на край кровати. — Полно, Паоло, перестань воспринимать меня как врага. Я пришла, чтобы помочь.
— Лучше себе помоги! — огрызнулся он, угрюмо глядя на неё исподлобья. — Лори теперь всё известно о вас с Джулиано. И знаешь что? Я не жалею, что отдал ей шкатулку. Давно пора было рассказать девочке правду.
— Думаешь, я стану обвинять тебя в нарушении клятвы? — она покачала головой. — Нет, я думаю, что ты поступил правильно. Я даже благодарна тебе за это, сама бы я ещё долго не решилась.
— И что думаешь теперь делать? — спросил Паоло, внимательно изучая лицо сестры.
— Попробую поговорить с ней, — вздохнула та, опуская голову. — А если она не поймёт… Буду молиться за то, чтобы Господь ниспослал мне смирение, а моей девочке — счастье. Рано или поздно она простит меня, я верю.
— На твоём месте я бы не надеялся, что это скоро произойдёт. Твоя дочь очень упряма, совсем как её отец.
— Ты тоже не отличаешься уступчивостью и кротостью, дорогой братец, — слабо улыбнулась Кларисса. — Даже сейчас ершишься, хотя понимаешь, что я не воевать пришла.
— Ты пришла к дочери, а не ко мне, — пожал плечами Гримальди. — Вот и ступай к ней. Там ты сейчас нужнее.
— А что насчёт тебя, Паоло?
— Что насчёт меня?
— Даже очень сильный человек иногда нуждается в помощи, а по-настоящему мудрый никогда от неё не отказывается. Что ты собираешься делать? Ты вообще намерен что-то предпринять или так и будешь сидеть в этой комнате, точно паук в своей паутине?
Паоло гневно сверкнул глазами и насупился ещё сильнее. Нравоучений сестры ему ещё не хватало! Губы его сжались в тонкую линию, а на скулах заходили желваки от едва сдерживаемого гнева. О, как бы ему хотелось сорвать на Клариссе весь свой гнев, всю боль, что накопилась в душе! Но заглянув в покрасневшие после бессонной ночи глаза, он всё-таки сдержался. Небрежно сложив руки на животе, устроился поудобнее на подушках и лишь потом снизошёл до ответа.
— А что ты прикажешь мне делать? Жена ушла от меня, собирается подавать на развод… Хочешь, чтобы я побежал к ней и умолял о прощении?
— Не помешало бы, — осторожно заметила Кларисса. — Разве в том, что Валерия ушла, нет твоей вины?
— Ты уже всё знаешь? И кто постарался?
— Это неважно. Соберись, Паоло! Тебе пора начать строить свою жизнь заново, пока всё окончательно не развалилось. Валерию ещё можно попытаться вернуть, особенно если учитывать, как сильно она тебя любит.
— Она меня и видеть не захочет… — тихо возразил он, отводя глаза. — Я угрожал ей револьвером. Я хорошо знаю Валери: такого она простить не сможет. К тому же… рядом с ней крутится этот смазливый доктор.
— И ты так легко сдаёшься? — удивлённо спросила Кларисса. — Это так не похоже на тебя!
— Оставь меня, Кларисса… Я хочу побыть один! — Паоло всё ещё отчаянно пытался не показать сестре свою слабость, но глаза, полные тоски и отчаяния, выдавали его с головой.
— Ты прожил с Валери семнадцать лет! — продолжила увещевать Кларисса. — Неужели ты так легко уступишь свою жену другому мужчине? Валери — твоя семья, а семья — это святое. Разве не так всегда говорил отец? Настоящий мужчина должен оберегать своих близких.
— Любовь между мужчиной и женщиной — как раз та тема, которую можно обсуждать с монахиней! — язвительно огрызнулся Паоло. — Много ты понимаешь в этом!
— Представь себе, понимаю! — чёрные глаза Клариссы сверкнули от гнева. — Я тоже когда-то любила… Тебе ли не знать?
В комнате воцарилась тишина. Брат и сестра погрузились каждый в свои мысли. Кларисса снова вспомнила Джулиано, и сердце привычно сжалось от тоски. А Паоло внезапно стало стыдно… в его голову вдруг пришла неожиданная мысль.
— Кто знает? — почти про себя пробормотал он. — Может, лучше было бы тогда отпустить вас обоих? Вывезти из страны, сделать новые документы… И поселить там, где вас никто не знает.
— Не стоит сокрушаться о том, чего уже не изменить. Не вини себя, Паоло, ты поступил единственно верно: разлучил нас с Джулиано и положил конец этой порочной связи. Оправдать кровосмешение невозможно, какая бы сильная любовь за ним ни стояла. Но если ты хочешь знать, я не жалею ни о чём. Ни о том, что полюбила родного брата, ни о том, что родила дочь. Лори — самое ценное в моей жизни. Ради её спокойствия я лгала семнадцать лет, я терпела муки, не имея права назвать её дочерью, но в то же время, само её существование делает меня такой счастливой!
— Если бы я мог понять и почувствовать, что это такое — любить своего ребёнка… — тихо вздохнул Гримальди.
— Любовь — редкий дар, Паоло. Не имеет большого значения, к кому ты испытываешь это чувство. Да, Бог не дал тебе детей, но зато у тебя есть Валери! Так борись за неё, не опускай руки. Если нужно — моли о прощении, добивайся её заново, начни всё сначала. Сделай хоть что-нибудь, только перестань уничтожать самого себя и ваше общее будущее, напиваясь до бесчувствия.
Поскольку брат не нашёлся с ответом, а только бросил на неё беспомощный, растерянный взгляд, Кларисса легонько похлопала его по руке и вышла из комнаты. Она понимала, что надо дать Паоло время собраться с мыслями. Она немного встряхнула его, остаётся надеяться, что он вспомнит о своём сильном характере и начнёт действовать.
Теперь предстояло самое сложное: поговорить с Лори… Кларисса остановилась у заветной двери и прислушалась, затаив дыхание. Поскольку никаких звуков не было слышно, она осторожно повернула ручку вниз и вошла. Оглядевшись по сторонам, монахиня разочарованно вздохнула: на постели Лори не было. Может, она ночует в комнате мужа? Нет, побеспокоить молодых супругов Кларисса точно не решится.
Внезапно дверь снова отворилась, словно услышав мысли настоятельницы. На пороге возникла заспанная, немного взлохмаченная после сна Лори. Увидев неожиданную гостью в своей спальне, она удивлённо уставилась на неё. На несколько мгновений застыла на месте, а потом вдруг залилась краской и отвела взгляд.
— Доброе утро! — негромко поздоровалась Кларисса. — Извини, что потревожила тебя так рано, детка. Мати позвонила мне и…
— Ты хочешь со мной поговорить? — голос Лори звучал смущённо и неуверенно. — Я не уверена, что готова к этому разговору. Может, лучше потом?
— Я всегда учила тебя не отступать перед трудностями, даже если очень страшно. Поверь, дорогая, мне сейчас ещё страшнее, чем тебе! Но поговорить нам необходимо.
Лори нервно переступила с ноги на ногу, тяжело вздохнула и плотно затворила дверь, отрезая их от возможных случайных свидетелей. Ей было до ужаса неловко находиться в одной комнате с Клариссой. Мысленно Лори пообещала себе, что тщательно продумает разговор с матерью, прежде чем ехать в монастырь. Утренний визит стал полной неожиданностью.
— Хорошо… — кивнула она. — Только погоди минутку, я переоденусь.
Лори быстро скрылась в ванной комнате, прихватив нежно-зелёный махровый халат, а Кларисса пока внимательно оглядела комнату дочери. Интересно, а ей известно, что это бывшая комната её матери? И спит она на той самой кровати, на которой была зачата… Покраснев от нахлынувших воспоминаний, Кларисса торопливо перекрестилась и прочитала короткую молитву.
Здесь всё осталось как прежде, словно она и не покидала родной дом. Та же мебель, гардины, толстый, пушистый ковёр, который ещё отец привёз из Туниса. Разве что старых фотографий, висящих на стене, теперь не было. Наверное, Паоло велел их снять. Немудрено, ведь на самое видное место Кларисса повесила фото своих родителей и любимого брата. Сейчас на этом месте красовалась большая картина с красивым морским пейзажем. Неужели это Лори нарисовала её? Её талант действительно заслуживает восхищения!
Осторожное покашливание выдернуло из размышлений и заставило обернуться. Кусая губы от волнения, Лори стояла за спиной матери. Первым порывом было подойти ближе и по обыкновению взять её ладошки в свои, но на сей раз Кларисса не осмелилась сделать это. Вдруг дочери не понравится её прикосновение? Кто знает, что она думает о своей непутёвой матери?
— Лори… детка… — неуверенно начала Кларисса, чувствуя, как волнение захлёстывает её, — прежде всего я хочу попросить у тебя прощения. Я лгала тебе много лет, но понимаешь… Я делала это в твоих интересах. По правде говоря, я и сейчас считаю, что тебе не следовало знать обо всём, но роптать на Господню волю не посмею. Раз так произошло, в том есть Божий промысел.
— Не надо ничего объяснять, я и так понимаю, почему вы все молчали, — глухо отозвалась девушка, начав нервно расхаживать по комнате. — Что было, то было — я попытаюсь примириться с этой тайной, и уж конечно никому и никогда об этом не расскажу. За это можешь быть спокойна: ни я, ни Тео никому не проговоримся. Меня сейчас волнует не столько это, сколько…
— Ты не знаешь, как общаться со мной? — догадалась настоятельница.
— Да… — Лори остановилась у окна и невидящим взглядом уставилась куда-то вглубь осеннего парка. — Мне непонятно, как обращаться к тебе теперь, о чём говорить, как держаться… Прости… у меня никак не получается назвать тебя мамой. Даже в мыслях.
Мужественно приняв удар, которого она ожидала, Кларисса медленно выдохнула. Слова дочери ранили не хуже острой бритвы, но подобная реакция вполне оправданна. Она куда больше насторожилась бы, если бы Лори с улыбкой сказала, что не держит на неё никакой обиды и всё понимает.
— Я и не жду этого, родная, — ответила Кларисса, стараясь, чтобы голос не дрожал так сильно от волнения. — Когда-то давно я приняла трудное решение и отказалась от тебя, дабы не губить тебе жизнь, потому и не имею права называться твоей матерью. Я понимаю, что ситуация, в которой мы все оказались, очень сложная. Поэтому не казни себя, детка, не обвиняй в чёрствости. Поверь, я не рассчитываю на многое. Тебе нужно время, чтобы осознать всё, и я готова ждать этого столько, сколько потребуется. Но если ты решишь прекратить общение со мной… Я попробую принять и это.
— Я могу простить твою ложь, тем более, что она была во благо, — Лори с трудом подбирала верные слова. — Но отношения с родным братом… Прости, но с этим я вряд ли смогу смириться. К тому же… теперь я очень переживаю по поводу собственного здоровья. Сейчас понятно, ради чего дядя так настаивал на моём обследовании.
— Но ведь врачи не выявили у тебя никаких отклонений! Ты всё-таки боишься, что можешь оказаться нездоровой? — Кларисса хотела было обнять дочь, но девушка тут же сделала пару шагов назад.
— Да, боюсь. А вдруг у меня когда-нибудь обнаружатся какие-то отклонения? Или у моих детей?
— Я тоже боялась этого, когда носила тебя, — вздыхая, призналась Кларисса. — Только молитвы помогали хоть немного успокоиться, но я всё равно тряслась от страха до самых родов. Господь всё-таки услышал меня, и ты родилась абсолютно здоровой. Не переживай, дорогая, у вас с Тео обязательно родятся нормальные, крепкие дети. Я буду молиться за вас, обещаю! Что же до нас с тобой… Не спеши, моя милая, дай себе время. А я буду как всегда ждать тебя в обители, в любое время дня и ночи, с любыми бедами или радостями. Договорились?