Мертвый город

«Кто-то когда-то сказал, что смерть — не величайшая потеря в жизни. Величайшая потеря — это то, что умирает в нас, когда мы живем...» Хейли Джеймс-Скотт «Холм одного дерева»

       Нервы не давали Адель находиться в одном положении больше семи секунд. Она снова и снова поправляла свой и без того безупречно стоящий на ее худенькой шейке воротник или разглаживала складочки на шифоновой юбке. Все должно выглядеть идеально, когда матушка появится в дверном проеме вокзала. Однако еще немного, и такое напряжение сведет девушку с ума.        Сделав глубокий вдох, Аделаида решила отвлечь себя чтением. Легким движением руки, она вынула из сумочки небольшую, но увесистую книгу. На бархатной, но слегка потертой, болотного цвета обложке выделялись золотистые буквы, собирающиеся в название «Шарлотта Бронте «Джен Эйр». Однако открывать ее она не спешила. Мысленно она словно перенеслась далеко отсюда — в свою крошечную комнату в маленьком городке Тарбет, где она жила со своим отцом.        — Эту книгу мне подарила Элизабет — прохрипел пожилой мужчина, протягивая «Джен Эйр» свое дочери, — А ей она досталась от гувернантки самой Госпожи Бронте.        — Она такая красивая, отец! — увидев блестящие буквы и необычный переплет, Аделаида в изумлении распахнула блестящие от накатывающих слез глаза. В их бедной семье никогда не было таких дорогих и прекрасных произведений. Да и местная библиотека не могла похвастаться хоть каким-нибудь изобилием, кроме пыли и паутины.        — Я хочу, чтобы ты берегла эту книгу и никогда не забывала, что в жизни является самым важным.        Он скончался два месяца назад от дифтерии. На протяжении болезни Адель ухаживала за ним и старалась брать всю его работу портного на себя. Она научилась шить еще до семи лет, повторяя за отцом легкие манипуляции с иглой и разного вида тканями. Но Тарбет не славился богатыми дворянами или светскими раутами, чтобы одежда была так востребована, как, например, в Лондоне или Эдинбурге. Поэтому, в основном, ей приходилось обновлять поношенные туалеты более-менее знатных местных особ, латать дырки в их прохудившихся чулках или чинить кринолины. Благодаря тонким пальчикам, ей удавалось это без особых усилий. А по вечерам, когда отец засыпал, и закрывалась их лавка, хрупкая девушка зажигала керосиновую лампу и принималась за работу над собственным платьем, которое она так хотела показать отцу. Но не успела — за пару дней до того, как оно было готово, Мистера Макбрайда увезли в госпиталь умирать.        Утирая покатившуюся по белоснежной коже слезу, девушка обняла книгу, словно в ней таилась душа покойного. Она обняла ее так сильно, что костяшки ее пальцев побелели. Так Адель и просидела остаток времени, прижимая к себе «Джен Эйр».        Когда в дверях показалась худощавая фигура пожилой женщины, девушка не сразу узнала в ней свою матушку.        — Кто из вас, шалашовок, Аделаида Макбрайд? — голос старухи был низким и грубым, словно она всю жизнь потратила на курение сигарет и распитие дешевого второсортного скотча. А внешний вид только дополнял эту картину, создавая образ сутенерши в привокзальном борделе. Ее взъерошенные грязные волосы были едва скрыты миниатюрной шляпкой угольного цвета, совершенно не подходящей к ее цвета блузке, небрежно заправленной в разноцветную юбку (из-под которой виднелись пять или шесть таких же ярких подъюбников).        — Это я, — неуверенным тоном ответила молодая девушка, вставая с деревянной лавки, и в эту же секунду пожалела, что вообще подала голос.        — Отлично! Личико у тебя — что надо. И фигурка завидная… Будешь работать только с почетными посетителями! — женщина нарочито громко заявила последнюю фразу, чтобы присутствующие на вокзале мужчины и некоторые женщины обратили внимание на чудесный цветок лотоса, что теперь будет работать в ее заведении.        Сердце Адель сжалось от боли, когда она представила, что будут делать с ней эти толстые и потные, якобы аристократичные, но все-таки мужланы, сидящие на скамье возле окна. По их лицам было заметно, что с самого ее прибытия в Петр, они мысленно раздели и надругались над ней. А теперь эта женщина практически выдала им пригласительные к осуществлению их недавней мечты.        — Чего встала, как вкопанная? Пошли, давай! — прикрикнула матушка на побледневшую дочь, хватая ее чемодан с вещами, и вытолкала ее на улицу.        Ком в горле Аделаиды сгущался все плотнее, не давая вздохнуть полной грудью. Но глядя в пол, она, все же, последовала за женщиной на выход, спиной чувствуя на себе смесь осуждающих и похотливых взглядов окружающих. Всю жизнь она мечтала уехать в большой город, как Эдинбург, Глазго или этот самый Петр, стать известной и такой же талантливой, как ее отец, портнихой. Но все ее мечты разбивались, не дожидаясь пока она выйдет из вокзала.        — Девушка, — послышался сзади тихий, но приятный и нежный голос, — Постойте.        Это была юная леди, похожая на представительницу высокого общества. Этим ее выдавал гармоничный и весьма дорогой наряд, сшитый из китайского шелка и кружев, а подчеркивал ее статус такой же кружевной белоснежный зонтик, свисающий с левого локтя. Такую роскошь не каждый мог себе позволить. Наверняка, он так же изготовлен на заказ для дополнения образа. Она остановила Адель легким прикосновением руки, и прошептала ей на ушко, чтобы ее матушка не услышала:        — Вам не нужно работать в борделе, мисс. Вы слишком юны и прекрасны для этой работы! — незнакомка излучала доброту и заботу, которую когда-то ощущала Аделаида от любимого отца.        — Благодарю вас. Но это моя матушка, и мне негде более жить, как не у нее, — отчаяние разрывало сердце в клочья, однако просить помощи она не могла. Воспитание не позволяло проситься на ночлег или клянчить милостыню у незнакомых людей. Тем более, когда у нее есть крыша над головой.        — Обратитесь к Уильяму Бранетту. И скажите, что к нему вас направила Элизабет Сандерс. Он вам обязательно поможет!        — Но где мне его найти?        — Он работает каждый вторник и субботу на главной площади рядом с круглым фонтаном. Вы быстро его найдете, он там один такой.        — Мисс, почему вы мне помогаете? — в ответ леди нежно улыбнулась, погладив Адель по щеке.        — Вы так похожи на мою старшую сестру. И я не хочу, чтобы вы попали в беду, как и она, — в больших зеленых глазах блеснула скопившаяся слезинка, которую Элизабет поспешила утереть белоснежной перчаткой. Затем она так же шепотом распрощалась, пожелав удачи, и исчезла за дверью.        — Ну, что же ты там копаешься? Помоги мне! — сварливо кряхтела женщина, забираясь в повозку. Ее подъюбники не давали ей полную свободу передвижения, поэтому та нуждалась в помощи, чтобы уместиться на сидение.        Конечно же, Аделаида покорно помогла матушке вскарабкаться и с легкостью залетела следом за ней. Кучер велел лошадям начать движение, как только чемодан оказался у экипажа. По дороге в новый дом девушка не обронила ни слова, переваривая происходящее с ней в обнимку с дорогой книгой. Вопросов возникло неимоверное количество, а ответы ей только предстояло найти. Но на один она, все же, попыталась найти решение, сказав его мысленно книге: «Уильям Бранетт… «. Открывая страницу наугад, Адель не заметно для себя вслух прочитала первую попавшуюся на глаза строчку:        — «Мне было гораздо труднее противостоять этому взгляду, чем его железным объятиям»        — Что ты сказала? — снова захрипела матушка, услышав неразборчивое шептание.        — Ничего, матушка. Просто читаю книгу, — взгляд девушка не стала поднимать, но она прекрасно чувствовала, как старуха буравит ее своим.        — Бросай эту корочку, дочка. Теперь у тебя будет новая жизнь, где чтение книг тебе не понадобится. Теперь у тебя будет вдоволь денег и тонны удовольствия! — женщина явно упивалась своим рассказом, вспоминая свои первые дни работы в борделе, — Только представь, богатые толстосумы отдают десятки, тысячи фунтов, чтобы только потрогать тебя за твои сисечки. А затем еще столько же, чтобы ты раздвинула свои стройные беленькие ножки.        От одной только мысли об этой картине к горлу накатила тошнота, а в голове зашумело. Продавать себя за деньги всегда было низко для Аделаиды. И уж тем более, для отца, который некогда рассказывал о матери совсем другие вещи. Он представил Шону Мерритт (так зовут эту женщину) как добрую, искреннюю, ласковую и нежную леди, чей острый ум столь же велик, сколь прекрасны манеры. А ее золотисто-карие глаза и волосы цвета коры самого мощного и мудрого дуба пленили любого, кто посмел хоть раз их увидеть. Кожа бела и чиста, словно первый снег в дремучем лесу. И никого прекраснее нее на свете не существовало, вплоть до появления на свет малышки Адель.        Тошнота медленно превращалась в гнев. С каждым сказанным Шоной словом о проституции, накаляли нервы хрупкой девушки, призывая ее немедленно пуститься в бегство, бросив все свои вещи, которые сшил ее отец, и те, что сшила она сама. Пальцы слегка задрожали, когда сутенерша снова заявила цену на свою дочь.        — Я не стану! — громко возразила Адель, не в силах более слушать грязные планы на ее тело.        — Что ты сказала? — злобно проревела женщина, хотя она все прекрасно слышала.        — Я не стану вашей личной аристократической проституткой. Это грязно, противно и… — не успела Адель закончить мысль, как по ее лицу прилетела звонкая оплеуха.        — Ты не смеешь мне возражать, потаскуха. Если я сказала, так и будет! Тебе ясно? — от ярости, резко сменившей воодушевление, Госпожа Мерритт побагровела. Никто и никогда не противоречил ей, а значит и эта мелкая пигалица не посмеет.        Однако ответа не последовало. Аделаида достаточно увидела, поэтому решила для себя, что оставаться с этой женщиной — самоубийство. И во что бы то ни стало, она найдет Уильяма Бранетта.