Крючья

В редких приступах самокритики Шан Цинхуа раздумывал, что даже ещё будучи писателем вёл довольно жалкую и трусливую жизнь, казавшуюся безупречной, полной блеска и азарта только лишь потому, что его надёжно защищали расстояние и анонимность, свойственные интернету. Они мешали хейтерам прийти и лично набить ему морду за то, что опорочил своим творением имя и образ китайской литературы. Сейчас же его существование всё так же оставалось жалким, эта презренность даже углубилась и расширилась, приобретя многогранность, развитие и колорит, но при этом как-то незаметно наполнилась смертельным риском и непредсказуемостью, более героической от этого не став. Мобэй-Цзюнь вернулся от своего повелителя не в духе. Шан Цинхуа совершенно не хотелось разбираться, на чём там опять переклинило Ло Бинхэ, и что там опять вытворил этот Непревзойдённый Шэнь Цинцю, что опять привело его неуравновешенного ученичка с тонкой душевной организацией в haotic evil. Ему хотелось найти хоть какой-то баланс между искренним желанием закрыться в ближайшем гробу до конца жизни и не попадаться раздражённому демону на глаза, когда он в таком настроении, и пониманием, что если Мобэй-Цзюнь твёрдо настроен найти себе мальчика для битья, он так и так найдёт его в любом отнорке собственных огромных чертогов. — Ч-чем могу услужить, повелитель?.. — выдавил Шан Цинхуа, собирая по сознанию клочки завалявшегося мужества, разбросанные по углам, покрытые паутиной, крошками и кошачьей шерстью. Мобэй приморозил его сумрачным взглядом к каменному полу: — Не верещи. Если ты на это способен, конечно. Услышав такое, Шан Цинхуа с горечью и внутренним содроганием уверился, что бить всё же будут, но покорно потащился вслед за демоном, понимая, что если поддаться панике и попытаться сбежать, всё равно найдут, ещё и за попытку выпишут бонусов, и вовсе не в баллах крутости. Если б он знал заранее, что закончит настолько тупо и бесславно в собственном же творении, писал бы миры, населённые безобидными прелестными красавицами разной степени грудастости. И кроликами. Стадами мягоньких пушистых, как игрушки, кроликов! А теперь же… Мобэй, казалось, позабыл о его существовании, но Шан Цинхуа за последние несколько лет своей жизни, полные несчастья и страха, знал, до какой степени это может быть иллюзией. С содроганием, дошедшим до самых дальних уголков души бывший писатель наблюдал, как морозный демон неспешно, словно растягивая удовольствие, раскладывает на столе жуткие тонкие крючья, металлически поблескивающие в свете магических огней, толстенные иглы, что-то ещё неопознаваемое… Дыхание мёрзлым комом замерло у Шан Цинхуа в горле: судя по довольно угрожающе тонким изогнутым остриям, лучше всего они годились для втыкания в глазницы, ноздри, разрывания уголков губ и… лучше даже не думать, каких ещё отверстий. Сейчас ему стало настолько зверски страшно, что, пожалуй, он был уже готов сорваться в паническое бегство, даже понимая, что оно бессмысленно, да только ноги от ужаса будто примёрзли к полу. Мобэя, разумеется, не волновали такие мелочи, он совершенно невозмутимо, как свойственно прописанному характеру, опустился в кресло, будто потеряв интерес к Шан Цинхуа, взял тонкий крюк со стола, повертел его в длинных сильных пальцах, рассматривая с задумчивым прищуром, затем сменил на другой. Из рукава на свет появился моток ниток, и Цинхуа в красках представил, как вон той устрашающей иглой ему сейчас зашьют рот или пришьют друг к другу куда более нежные части тела. Мобэй же невозмутимо выудил хвостик клубка, на котором болталось что-то смутное, переплетённое, подцепил крючком нить, протянул её в петлю, подцепил ещё, пропуская в следующую петлю… Погодите, что он только что сделал?! Дар речи Шан Цинхуа смог подобрать обратно, только когда Мобэй спокойно себе провязал пару рядов. Крючок, мать его, вязальный, не пыточный, порхал в сильных белых пальцах, как долбанная каллиграфическая кисть. Вот эту вот хрень, происходящую сейчас прямо на его глазах, Цинхуа не прописывал, совершенно точно не прописывал, и даже в самом абсурдном похмельном сне не продумывал, он мог поклясться в этом, возложив руку на правила публикации на литературном сайте!!! — Да что ты творишь, демон тебя задери?! — вырвалось у Цинхуа от терминальной стадии ахуя, кабы не ахуй, в жизни такое сболтнуть не рискнул бы. Мобэй поднял на него холодные глаза, будто только вспомнив о его присутствии, и Цинхуа совершенно иррационально, на грани абсурдного бреда показалось, что в глубине этих глаз теплилось что-то, претендовавшее на умиротворение и дзен. Умиротворение! У демона! От вязания крючком! — Думаю, — коротко бросил Мобэй, не находящий в ситуации совершенно ничего абсурдного. — Исчезни или не мешай. Думает он… Шан Цинхуа проглотил нервный дребезжащий смех, вот-вот готовый было просыпаться с его губ. Кажется, он начал понимать Шень Цинцю, когда тот орал и швырялся вещами с его сюжетных дыр. А сюжет, между тем, катился в пизду вместе с его, автора, жизнью…