Жизнь и удивительные приключения Сюэ Яна, босяка из Куйчжоу

Сюэ Ян думал: «Хорошо». Точнее, нет, он не думал. Он ощущал это «хорошо», как, наверное, ощущает горнило лезвие меча, отправленного на переплавку. Он менялся. Он таял, тек, терял свою форму, чтобы потом обрести новую. Он лежал на их узкой, ветхой кровати, цепляясь руками за шею Сяо Синчэня. Пальцы соскальзывали с мокрой кожи, и все же он держал — нет, держался. Его ноги обнимали талию Сяо Синчэня. А тот, придерживая Сюэ Яна под поясницу, трахал его — размеренно, медленно, длинными толчками, так, словно не собирался заканчивать вообще никогда. Проклятый даос. Сюэ Ян бешено улыбнулся и поймал губами пряди его волос. Его ломало в этих руках, на этом члене, на этой кровати. Он стонал и вскрикивал, едва ли понимая, что эти звуки вырываются из его рта. Хорошо. Лицо даочжана перечеркивала белая повязка. Чем дальше, тем сильнее она бесила Сюэ Яна, но снять он ее больше не пытался — однажды попробовал, но Сяо Синчэнь бережно отвел его руки и попросил так не делать. Сюэ Ян повиновался просьбе. Он вообще многое теперь делал так, как хотел Сяо Синчэнь. Это было несложно. Много ли просьб есть у бедного слепого, который даже не знает, с кем он живет. Но повязка злила. Она уродовала прекрасное лицо Сяо Синчэня — а слепота уродовала его жизнь. Однажды они сидели на крыльце — была ясная ночь, Сюэ Ян запрокинул голову, глядя в бесконечное небо над ними, а Синчэнь вдруг спросил: — Сегодня есть звезды? — Есть, — немного удивился Сюэ Ян. — Расскажи, какие они. В тот момент Сюэ Ян вдруг остро пожалел, что не соврал. Лучше бы он сказал, что сегодня пасмурно — таким на мгновение несчастным стало лицо даочжана. Он ни разу ни словом не пожаловался на свою слепоту, она бы совершенно не мешала ему жить — и все же он отчетливо скучал по красоте окружающего мира. Надо было вернуть ему глаза. И это не было бы проблемой — людей вокруг хватало, глаз у них — тоже, — если бы Сюэ Ян не хотел видеть на этом лице совершенно определенные глаза. Те, что изначально принадлежали Сяо Синчэню. Проклятый Сун Лань. Ненависть наполняла Сюэ Яна, как вода реку в половодье, оживляла и обновляла его. Надо найти Сун Ланя, вырвать у него глаза и вернуть их Сяо Синчэню. Надо было убить этого ублюдка на месте. Зря он оставил Сун Ланя в живых. — Опять отвлекся, — нежный шепот влился в уши, и Сюэ Яна выгнуло от этого голоса. — Ты слишком медленный, — прошептал он в ответ, ухмыляясь. — Я тут, может, заснул уже. Сяо Синчэнь переливчато рассмеялся. Его движения враз стали резче и быстрее, Сюэ Ян застонал громче, запустил пальцы ему в волосы, потянул к себе. Сяо Синчэнь был с ним, принадлежал ему — эта мысль будто бы заполняла все существо Сюэ Яна ослепительным белым светом. То было последнее лето, но Сюэ Ян этого не знал. Августовское небо усыпали низкие, крупные, яркие звезды — он рассказывал о них Сяо Синчэню и тянул к ним руку, ему казалось, их можно снять с неба, как яблоки с дерева. После ночных охот они валялись в густой высокой траве. Иногда утомленный даочжан засыпал, и Сюэ Ян смотрел, как меняется его лицо во сне. Иногда они любили друг друга прямо там, на земле, среди качающихся цветов. Иногда засыпал сам Сюэ Ян — а просыпаясь, ощущал прикосновения прохладных пальцев к лицу. Даочжан тоже смотрел на него — как мог. Однажды, проснувшись таким образом, он улыбнулся, а даочжан пальцами поймал его улыбку. — Чему ты радуешься? — спросил он, и Сюэ Ян ответил, не успев подумать: — Я счастлив. Ласковая улыбка коснулась губ даочжана, и Сюэ Ян снова представил, как это лицо будет выглядеть, когда на него вернутся глаза. Как улыбка будет отражаться и в них тоже. Как они будут сиять. Почему-то Сюэ Ян совершенно не думал о том, что, прозрев, Сяо Синчэнь узнает его. ------ Сун Ланя искать не пришлось — он пришел сам. Сюэ Ян не был готов — он был слишком расслаблен, эта жизнь словно притупила его, как притупляются иные ножи, если их слишком долго не мочить в крови. Но даже в таком состоянии он одолел этого скудоумного. Даочжан Сун Цзычэнь не годился ни на что — какой из него был спутник Сяо Синчэню? Ничтожество. Разве так следует действовать, думал Сюэ Ян, весело шагая следом за Сяо Синчэнем по дороге домой. Сначала надо вбить клин между друзьями, а уж потом встречаться с недругом лицом к лицу, чтобы сила была на твоей стороне. И эта его жалкая попытка оставить Синчэня в неведении, не дав ему коснуться Фусюэ. Как глупо, как недальновидно, как удачно для Сюэ Яна. Он уже представлял, как спрячет лютого мертвеца в одном из пустующих похоронных домов. Как осторожно, аккуратно извлечет глаза, которых Сун Лань не заслужил. Как вернет их на законное место. Надо только добыть трав для усыпляющего отвара, чтобы погрузить Сяо Синчэня и А-Цин в сон. Даочжан не должен страдать, а девчонка — путаться под ногами. Он был слишком занят своими мыслями и планами. Иначе бы непременно заметил странное поведение А-Цин и то, как настойчиво она пытается выставить его из дома. Но Сюэ Ян не заметил, а на рынок пошел и вовсе с радостью — как раз сможет достать нужные травы. Радость и нетерпение подгоняли его. Все мысли о мести Сяо Синчэню, которыми он долгое время жил, оставили его. Какое, право, это имело значение? Сяо Синчэнь оказался совсем не таким человеком, каким Сюэ Ян его считал — а Сюэ Ян умел признавать свои ошибки. Он нашел его, нашел свое счастье — и от этого чувства внутри будто звенели чистые, тонкие струны. Еще немного — и все будет идеально. Последняя угроза устранена. Сяо Синчэнь получит назад свои глаза. У них есть дом, свой дом. Это будет очень хорошая жизнь, какой у него, босяка из Куйчжоу, никогда не было. Рассмеявшись в высокое, чистое, ослепительно синее небо, Сюэ Ян пустился в пляс. — ---- А когда он взошел на порог похоронного дома, дверь оказалась заперта. Не то чтобы это было чем-то неожиданным, и все же… Обычно они не запирали дверь — что было у них брать? Сюэ Ян задумчиво откусил кусок от яблока. — Вы что, не ушли еще? — он пнул дверь. — Чем вы там занимаетесь? Изнутри донеслись крики А-Цин — она вопила что-то про платья, но в Сюэ Яна вдруг вцепилась тревога и острое ощущение опасности. Происходило что-то не то. Следующим пинком он вышиб дверь и переступил высокий порог. Он услышал крик даочжана, А-Цин метнулась мимо него, будто крыса. Лезвие Шуанхуа вошло Сюэ Яну в живот. «Почему, даочжан?» Он смотрел в лицо напротив, твердое, полное непреклонной решительности. — Повеселился? — в голосе Синчэня звучал лед. Сюэ Ян с хрустом отгрыз от яблока еще кусок. Ненависть растеклась в нем, тягучая, ядовитая, совсем не такая, как к Сун Ланю. Та будоражила кровь и звала действовать. Эта — горчила. «Что я сделал не так, даочжан?» — А то ж, — он ухмыльнулся. — Еще как. Ненависть втекла в голову, будто жидкий огонь, выжигая у себя на пути все, что он чувствовал до сих пор. Счастье? Радость? Ха. Да откуда бы им взяться в его жизни. Он говорил и не мог остановиться. Он говорил о Чан Цыане и своем несчастном мизинце. Он говорил о ходячих мертвецах, на которых они охотились. Он кричал на Сяо Синчэня и смеялся над ним. Ненависть горела у него в голове и текла по жилам вместо крови. «Пойми меня, даочжан!» А потом белое лезвие Шуанхуа, белая шея Сяо Синчэня и его белые одежды окрасились красной кровью. И она текла на землю, текла сквозь пальцы Сюэ Яна, и вместе с ней утекало все, что появилось в нем за последние годы. Он стоял на коленях и держал в руках остывающее тело Сяо Синчэня — и будто остывал вместе с ним сам. Будто это его кровь стекала на земляной пол. Будто это его жизнь оборвалась в похоронном доме, в городе И. Разве он не делал все единственно верным способом? Он убивал тех, кто мешал ему и делал ему зло. Он спасал свою жизнь, когда нужно было. Он потянулся навстречу Сяо Синчэню, когда тот потянулся к нему. Что же он сделал неправильно? ------ Душа Сяо Синчэня не возвращалась к жизни. Город И затянуло туманами. Никто больше не разжигал костра, не собирался вокруг него, чтобы послушать дурацкие истории. Сюэ Ян сидел на крыльце, запрокинув голову. Но над ним больше не было неба и не было звезд.