(не) последняя осень

Мать мне часто говорила очень раздражающую фразу: «Всему свое время». Я терпеть не мог эти слова, потому что они означали ожидание, зачастую долгое. А ждать ой как не любил. Всем уже давно было известно, что я представляю собой практически бомбу замедленного действия, а мать только масла в огонь подливала, прекрасно понимая мое состояние и возможные последствия. Эта женщина всегда любила поиздеваться надо мной. Когда моя причуда появилась, ситуация не особо-то и изменилась. Вот только взрываться я теперь стал по-настоящему, за что мать нередко кричала на меня и велела быть сдержаннее. Что такое сдержанность, мне, конечно же, известно не было. Я хотел всегда быть в центре внимания, иметь поклонников, знать, что меня боятся и уважают. Я хотел быть сильным и верил в то, что им и являюсь. Я понятия не имел о терпении и почтении к другим людям. Эгоистичный, нетерпеливый, с завышенной самооценкой, я брал от жизни все, жил здесь и сейчас и не думал о последствиях. В нынешнее время такой лозунг довольно популярен и несёт только положительный посыл, но, поверьте, у моей гиперактивности были и свои минусы. Когда я понял, что не являюсь центром вселенной и никто ноги целовать мне не будет, весь мир словно перевернулся. Серьезно. Вы представляете, какого это, двадцать лет жить с пеленой на глазах, в своем собственном коконе и не видеть очевидности происходящего? Знать, но не понимать того, что вокруг тебя сплошной обман? Я — да. Способ воспитания довольно жесток, надо сказать, но действенен. Спросите, а что же произошло, почему пелена вдруг пала и открыла мне реальность? Все потому, что я встретил ее. Друзья мне все время говорили, что это судьба, мое предназначение, свет, черт возьми. Если честно, хотелось им за это врезать, потому что в судьбу я не верил, а в любовь уж тем более. Но сейчас, оглядываясь назад, я думаю о том, что все может быть. С того момента я сильно изменился, как и моя жизнь. Может, действительно судьба, а может… А черт его знает. Вы слушайте дальше. Мы познакомились, когда я был на третьем курсе университета. Девчонка, помнится, всегда была неуклюжей, нелепой, рассеянной. Это раздражало и забавляло одновременно. Она заливисто смеялась, корчила нос, обиженно надувала губы и очень редко по-настоящему злилась на меня (чему я откровенно удивлялся). Мы сами не заметили, как из незнакомых друг другу людей превратились в друзей. Довольно неплохих, к слову. Девчонка имела способность часто попадать в неприятности, а я каким-то образом стал личным спасателем, что меня, в общем-то, устраивало. Ну, а что? Зато появлялась ещё одна возможность выпустить пар на очередных придурках. Мы часто вместе отправлялись на миссии, неплохо работали в команде, дополняя друг друга, иногда обедали и собирались всей компанией по выходным дням. С девчонкой было приятно проводить время, разговаривая о всяком (на самом деле чаще всего это делала именно она), выполняя проекты, выбирая фильм на вечер и даже просто находясь в полной тишине. Она чем-то притягивала меня, и я не мог молча отбросить этот факт в сторону. Друзья начали надо мной шутить, мол, ты конкретно попал, парень. А я только отмахивался и слал их куда подальше. С того момента, как мы познакомились, прошел год. А затем ещё пару месяцев, когда я понял, что испытываю к этой ходячей катастрофе нечто другое, отличительное от дружеских чувств. Я долгое время отрицал этот факт, потому что боялся. Подобное происходило со мной впервые и я растерялся. Понятия не имею, как можно было влюбиться в девчонку, которая в свои девятнадцать лет верила в Санту и загадывала желание на падающую звезду. Но это случилось, и что-либо предпринимать для избавления от своих чувств я перестал. Какое-то время пытался, да. Но затем понял, что это бесполезно. А затем началось все самое интересное. Помните, я в начале рассказывал вам о своей нетерпеливости? Так вот она и здесь сыграла свою роль. Когда исчезли страх и растерянность, появилась уверенность. Я знал, что неравнодушен этой коротышке, был твердо уверен во взаимности своих чувств. Ну как, скажите мне, можно отказать такому парню? Вот и я думал, что никак. Мне казалось, что она томится в ожидании моего первого шага и действительно, по-настоящему испытывает ко мне крепкие теплые чувства. С таким вот боевым настроем я отправился к ней и выпалил все на духу. Причем это выглядело так, словно я делаю ей одолжение, скомкано признаваясь в своих чувствах. Я не умел этого делать и не знал, как правильно. Я думал, что девчонка и так все поняла и дополнительных объяснений не потребуется. Но как же, черт возьми, я ошибался. Сейчас вспоминаю и смешно становится, но в тот момент мне было не до смеха. Первый человек, который занимал все мои мысли, которым я действительно бредил, испугался моих собственных чувств. Я был слишком резок, напорист и эгоистичен. Мне не было дела до нее, я был сосредоточен только на своих ощущениях, на своей готовности к признанию. И как результат — меня отвергли. Отшили. Продинамили. Бросили. Побоялись. Самое забавное то, что тогда я чувствовал обиду и непонимание. Я был рассержен и сильно расстроен. Мне не было ясно, что пошло не так, почему эта неуклюжая коротышка сбежала и почему не чувствовала ко мне такого же влечения. В себе причины моей неудачи я не видел. Во всем была виновата глупая девчонка, которая просто не знала, от чего отказывается. Какое-то время мне даже видеть ее не хотелось, только непонятно, из-за чего: то ли из-за стыда, разочарования, злости, а может и вовсе из-за позднего осознания собственной вины. В общем, несколько дней я позорно избегал встречи с ней, а девчонка, наоборот, все пыталась вывести меня на разговор. Я боялся, если честно. С виду казался высокомерным и до глубины души оскорбленным, но на самом деле мне было страшно от этой неопределенности. Я думал о том, что коротышка теперь будет насмехаться надо мной, перестанет общаться и начнет относиться ко мне с презрением. Но когда ей всё-таки удалось поймать меня за шиворот и объясниться, я вдруг понял, как по-идиотски вел себя. Выяснилось, что она переживала за меня и чувствовала вину. Эта ненормальная просила прощения за непонятную реакцию с ее стороны и за невзаимность. Она хотела остаться друзьями и жалела, что все так вышло. В тот момент, смотря на ее румяное лицо, наблюдая за тем, как она активно жестикулировала от волнения и запиналась, как беспокойно и виновато метались ее глаза, я чувствовал себя крайне странно. Исчезли вдруг злость, страх и неуверенность. Мне стало жаль не себя, а девушку, потому что в этой ситуации ее вины не было. Я был словно опустошен, потому что понял, как сильно отличалось реальное положение дел от моих выдумок и предположений. Высокомерие и полная уверенность в собственной значимости тоже испарились. Я был полным кретином. Вся моя жизнь поменялась, когда пришло осознание того, что самоутверждался я всегда за счёт других людей, что друзья и друзьями-то не являются, что мир может однажды повернуться ко мне задницей и не захочет принимать обратное положение. Я сам создал вокруг себя иллюзию и сам же уповался ею. Никто не считает меня центром вселенной. Я и сам себя таковым не считал. Когда я это понял, даже девчонка предстала совсем другой в моих глазах. Из несуразной, смешной коротышки она вдруг превратилась в стойкую, смелую и невероятно очаровательную девушку. Моя симпатия возросла к ней сильнее, а чувство благодарности переполняло всего. Если бы она, пускай и не осознанно, не открыла мне глаза, я бы так и жил, варясь в собственном котле лживых фантазий. Я бы не стал самим собой. Я бы не полюбил. Девчонка сравнивала меня с Гринчем, смеясь и толкая в разноцветную кучу сухих кленовых листьев. В чем-то она даже была права. После того, как мы разобрались с проблемой, наши отношения почти не изменились. Разве что, кроме одного момента. Может мне казалось, а может и нет, но ее мнение на мой счёт словно поменялось, причем в лучшую сторону. Я по-прежнему являлся для нее другом, но меня не покидало ощущение, что теперь девушка считает меня куда более хорошим человеком, чем раньше. Она стала относиться ко мне немного иначе, видя, как я стараюсь превратиться из «злого Гринча» в «доброго Гринча». По большей части, откровенно говоря, мне хотелось измениться не столько ради себя, сколько ради нее. В тот день, проведенный в осеннем парке, я вновь кое-что понял для себя и молча загадал желание. Мы не стояли напротив фонтана с монетами, не глядели на падающие звёзды, не задували свечи. Но тот момент, когда я был рядом с ней, казался мне поистине волшебным. Я не знал, сбудется мое желание или нет, но мне хотелось верить в лучшее. Мне хотелось иметь больше дней, проведённых с Очако. Кто же знал, что моя единственная заветная просьба действительно исполнится.