Дьявол, которого любишь (The Devil You Love)

      (Как ни прискорбно отметить, административная идиллия в министерстве продлилась недолго. По завершении этого своеобразного медового месяца в дневнике Джима Хэкера постепенно снова появляются записи всё в более резких выражениях о сэре Хамфри Эплби, его «очередных подлых предательствах» и о его «сомнительной афере» с генеральным директором банка «Бартлетc» сэром Десмондом Глейзбруком [скорее всего, имеется в виду проект «Солихалл», который поначалу и самому министру представлялся «блестящим примером успешного сотрудничества правительства и частного капитала», о чём он недальновидно заявил во время одного из своих интервью на радио Би-би-си — справедливости ради, вопреки всем советам и мольбам своего постоянного секретаря].       Нижеприведённый текст никогда не был опубликован в мемуарах Хэкера по понятным причинам: в отличие от всех остальных записей он не наговорил его на диктофон, а сделал на обороте меню кафетерия Палаты общин, так что запись на долгие годы затерялась среди бумаг его личного архива, который вышел из-под действия акта о гостайнах относительно недавно. — Ред.) 29 мая       Говорят, что у большинства политиков нет ни морали, ни принципов, ни сердца. Как бы там ни было, сэр Хамфри приложил достаточно стараний, чтобы постепенно добраться до моих и попытаться их разрушить и разбить. Теперь я это понимаю.        Я-то наивно полагал, что у нас всё идёт нормально! И в делах министерства, и в [неразборчиво, зачёркнуто]. Но сегодня я окончательно прозрел. Чем сильнее я распалялся, тем холоднее становился тон моего постоянного секретаря. Стыдно признать, в итоге моя обвинительная речь закончилась тем, что я впечатал сэра Хамфри в стену. Надеюсь, не слишком сильно... Я просто хотел, чтобы он послушал меня, не перебивая, хотя бы с четверть минуты. Высказал своему постоянному секретарю всё, что у меня накопилось. Боюсь, выражения к этому моменту я уже использовал не самые парламентские. Одним словом, дал ему понять, что не настолько глуп и наивен, как он думает, и что мне известно о тех делишках, что он проворачивал за моей спиной, пока я был в отъезде.       Думаете, он хоть на миг смутился? С ледяной вежливостью он ответил, что отдаёт должное оригинальному полёту моей фантазии. «Оригинальность» и «фантазия» в лексиконе моего постоянного секретаря заменяют самые последние ругательства.       В его тёмных глазах при этом заплясали лукавые чертенята [зачёркнуто] дьявольские искорки, и до меня дошло, что он чуть ли не наслаждается устроенной сценой, да что там — практически смеётся мне в лицо! Я просто потерял дар речи. И ведь ему распрекрасно известно, что я по уши в него...       Не уверен, чего мне хотелось в тот момент больше: встряхнуть его посильнее, чтобы эта вечная снисходительная улыбка слетела с его лица, или... Это какое-то наваждение! Но я только осторожно отпустил и поправил лацканы его пиджака.       Голос разума напомнил мне, что мой постоянный секретарь, в сущности, ничего и никогда не обещал мне. Абсолютно ничего конкретного! Как всем известно, сэр Хамфри Эплби — мастер туманных формулировок, так что по сути мне нечего ему предъявить и некого винить, кроме себя.       От воцарившейся в кабинете томительной паузы, которую никто из нас не спешил нарушить, спас звонок, возвещающий о начале голосования. Боже, храни британскую демократию! Пробормотав извинения (сам не понимаю, зачем: ведь теперь мой постоянный секретарь продолжит в том же духе!), я сбежал в парламент. Мне нужна была передышка, нужно было хорошенько подумать... За что он так со мной?!       Из-за всей этой нервотрёпки чуть было не перепутал лобби и едва не проголосовал против законопроекта нашей партии — под улюлюканье и «остроумные» комментарии оппозиции, само собой. В итоге имел неприятную беседу с Главным Кнутом. Тот пригрозил мне, что ещё одна подобная шутка, и меня ждёт выговор от ПМ. Не сомневаюсь — эта сплетня сейчас распространяется по всему Вестминстеру и Уайтхоллу, как чума.       Представляю, в какой восторг придёт Хамфри! Может быть, чего-то в этом духе он — дьявол его побери! [обведено и подчёркнуто] — собственно, и добивался.       Или всё-таки я несправедлив к нему? Никак не получается его понять... Нет, наверное, я окончательно спятил!