®®®
Фиолетовые и красные лучи отражаются на телах зажигающих на танцполе под клубный трек, длинная барная стойка с морем алкоголя и коктейлей заполнена до отвала, на черных кожаных диванах расслабленно сидят посетители перед темными столиками, забитыми бутылками и стаканами. На круглом столике блестят бурые жидкости виски и текилы, цветные трубочки мохито и других напитков. Вокруг него раздается веселый смех и болтовня семерых человек, что с удовольствием проводят выходной в ночном клубе. Тэхён задумчиво глядит на виски, словно ищет ответа в темных водах; на нем низменная черная рубашка, обтягивающая торс, классические серые брюки и кожаные туфли. Рядом сидит Юнги под боком с Чимином, и Тэхён усмиряет ярость при виде ладони друга на острых коленях шатена в рваных джинсах, при виде выдыха секретных слов у лезвенных ключиц, не скрытых белым топиком. Дальше от парочки сидят Намджун с Джином, горячо споря о чем-то: Джин хмуро откидывает руки мужа, что пытаются коснуться его голых из-за тонкой синей майки плеч, отпирается, но все же сдается под натиском любимых губ, властно обрушившихся на его. Среди друзей проходит восхищенный возглас, свист Хосока и смешок Юнги, ближе прижавшего к себе Чимина, шепнув ему на ушко смущающие слова и насладившись румянцем, огоньком задорным в кошачьих глазах. — Я ведь предлагал вам остаться в квартире, — ржет Хосок, лежа на мягких коленях Уёна, перебирающего его кудрявые волосы и тянущего через трубочку молочный коктейль. — Ну, Джун, какой пример ты подаешь нам. — продолжает подкалывать он брата, пнувшего его по согнутой ноге. — Братишка-девственник заговорил, — грозно улыбается Намджун, оторвавшись от Джина и кинув насмешливый взгляд на Хосока. — Кажется, это стоны Уёна вчера не давали заснуть всей округе? Уён мигом алеет, но гордо вскидывает подбородок, послав Намджуну фак. Тэхён ухмыляется и пригубляет виски, ставя стакан на стол. Трек оглушает перепонки, ди-джей разжигает костры в безумной толпе, софиты переливаются зеленым и желтым. — Иди нах, тренер. — дерзит Уён, любя от всей души, но характеру стервы не изменяя. Намджун устал ахуевать и лишь качает головой, рассмеявшись. Юнги с Чимином будто в параллельном мире, забывшись, задыхаются в близости тел. Чимин кусает пухлые розовые губы, как под героином зависим от ледяных касаний, бросающих его сердце в огонь любви. — Не дождусь свалить отсюда. — говорит Юнги, заглядывая в медные глаза, спускаясь к оголенным миллиметрам нежной кожи и воя внутри голодным зверем. — Скоро. — шепчет томно Чимин в грудь парня, сжимая пальцами ткань его темной футболки. — Плохо учишь их, Джин-ни. — усмехается Намджун, на что блондин закатывает глаза и кривляется, отпивая оранжевую жидкость «атланты». Тэхён не слушает дальнейшие разговоры, проверяет время на наручных часах и откидывает голову на спинку кресла, потерев переносицу. Чертовка рулит потоком мыслей, голубыми приливами заполняет собой душу и разум, воды обратно не уносятся, тормоза нажать не дают. Очередная неделя без стервы — кокаина, вызывает ломку, перерезает нитки терпения. Тэхён резко садится прямо, складывает локти на коленях и бегло рассматривает клуб, слегка ухмыльнувшись, когда цепляется за него, такого ахуенно-сучного: Чонгук надменно держит бокал вина, сложив стройную ногу на ногу, и, склонив вбок голову, обводит пальцем края стекла. Рядом с ним сидят развязно одетые подростки, как он сам, загорелые качки, один из которых открыто лезет к Чонгуку. Радужка заполняется бездной, кулаки сжимаются поотрывать грязные лапы, посягающие на невинное тело. Тэхён наблюдает исподлобья хищно, устрашающе, встречается взглядом с стервозными, ночи звездной чернее, ярче, глазами, погибель свою в них находит. Он поджимает челюсть, когда Чонгук ухмыляется спелыми вишнями и грациозно поднимается. Тэхён сражён, но не упускает из внимания то, что красотка давно пьяна, нуждаясь только в смачных шлепках и мягкой постели. «В моей постели», — с ебаным желанием думает Тэхён. Он стискивает зубы, когда Чонгук встает на стол, срывая рычаги своим видом: молочный пиджак поверх черной шелковой майки, заправленной в белые короткие шорты, оголяющих красивые белоснежные ноги в таких же высоких кедах, серебристый чокер, призывно блестящий на тонкой шее. Тэхён сломлен наповал, взглядом зверским следит за тем, как Чонгук, из-под ресниц смотря на него, покачивается в ритм музыки, руками медленно, соблазняюще проводя вниз по своей шее. С гребаным удовольствием он сам исследовал бы сантиметр за сантиметром, чистого места не оставил бы на фарфоровой коже, но монстр внутри рвется с цепей, грозно требует забрать мальчика. Друзья Чонгука громко кричат, аплодируя ему, и Тэхён читает все похабные мысли в глазах этих гиен, рывком подрываясь с места. Сучный Чонгук играется с ним, упивается своей пленительной властью над ним, снова и снова заставляя бегать к нему. Но Тэхён собирается вырвать глазницы и языки всем, кто посмеет нарываться на его. Его стерву. Тэхён приближается к Чонгуку, сталью вперемешку с желанием и яростью хватает за талию, душась от сладкой «луна блоссэм», перебитой приторным вином. Какой хуй разрешил пить ему алкоголь? Чонгук прикусывает вишневые губы, обнимает его за шею и льнет послушно, глядя в глаза умилительным крольчонком, поджавшим ушки. Тэхён ухмыляется и, держа за талию, сняв со стола, прижимает к себе ревностно. — Что за хрен, чувак? — петушится брюнет, больше остальных пускавший слюни на Чонгука. Он поднимается и подходит к Тэхёну, не доходит до него ростом и выпячивает грудь. Тэхён подается вперед, надрать морду кулаки чешутся, и он готов сделать жесткий удар, когда слышит намджуново: — Хорош, Ким. — Намджун появляется с Юнги и Чимином, презрительно осмотревшим Чонгука. — Этот балда из моей команды. — он сурово глядит на брюнета, шавкой севшего на место. Тэхён прижимает Чонгука за талию, кажется, удовлетворенного разборками, и бросает хмурый взгляд на недовольного сына и обращается к Юнги: — Я расхерачу твою шкуру, если не позаботишься о нем. Чимин смущается, когда Юнги в знак бесспорности обнимает за спину, все еще растерянно смотря вслед уходящему с этой сучкой отцу, которая, он уверен, ни дня спокойного ему не даст. — Куда ты тащишь меня? — упирается Чонгук, дуя пухлые губки и вырывая руку из сильной хватки. Тэхён сжимает челюсть, ведет его по темным коридорам к выходу на парковку, и резко откидывает к стенке, ставя ладони по бокам от головы Чонгука. — А теперь скажи, какого хуя ты вытворяешь? — рычит Тэхён на опасном расстоянии от спелых вишен, глядит в дикие глаза крольчонка, вызывающе рассматривающих его. Чонгук слишком пьян, да и трезвым будит демонов, когда кладет мраморно-белые ладони на его грудь, искусительно облизнув губы, шепчет: — Накажешь меня за это, — короткая ухмылка на красивом лице, звезды в черной ночи сияют, манящий жар тела и вызывающая «луна блоссэм». Руки непроизвольно сжимаются, как и губы, взгляд отражает скалящегося монстра, готового растерзать свою жертву. — Папочка? Тэхён бьет стенку, ресницы и плечи Чонгука дрожат от резкого удара, и ему хочется утешающе обнять наперекор зверскому желанию впиться в фарфор кожи. «Папочка» с вишневых губ звучит как призыв, соблазн, напрягает член в брюках, изнывающий по изгибам чертовки. — Стерва, блять. — грубо выдыхает Тэхён, вуаль гнева медленно спадает, когда Чонгук склоняет голову и прикрывает глаза. Тэхён сжимает губы, бережно поднимает его на руки, прижимая к себе, как самый бесценный трофей. Мягкие волнистые пряди щекочут грудь через вырез рубашки, густые ресницы подрагивают во сне, влажные вишни слегка приоткрыты. Тэхён рад бы всегда любоваться таким безмятежным крольчонком; барьеры уверенности в том, что возраст — несокрушимая стена, распадаются на части. Тэхён толкает ногой дверь, выходит на парковку и осторожно достает из кармана ключи, открывает авто и кладет Чонгука на переднее. Легкий, как ребенок, стервозный, как химера. Внутри и снаружи дует северный ветер от потери тепла нежного тела. Тэхён заводит тачку, пристально, любовно осматривает детские щечки с розоватым румянцем, бордовые вишни, маленький носик и черные водопады волос. Дьявольски прекрасен. Неоновые огни не дают ночи рассеять тьму, жизнь бурлит в каждом переулке шумного города, закаты и рассветы ощущают только пальмы, величественным строем провожающие майбах.®®®
Яркие лучи освещают сквозь прозрачные шторы спальню, играют зайчиками на фарфоровом лице и кончиках ресниц, что вскоре раскрываются. Чонгук сонно щурится, осматривает черно-белую мягкую постель, хмурится и приподнимается на локтях. По бокам от огромной кровати две темно-дубовые тумбы с коричневыми ночниками, на полу ворсистый серый ковер, над спинкой кровати серая отделка с двумя черными картинами, напротив плазма, залитая, как и вся комната, жарким солнцем из-за стеклянных панорамных окон, а у подножия длинный серый пуфик с его сложенной одеждой. Чонгук округляет глаза, смотрит на белую, громадную в плечах и свисающих с них футболку, пахнущую дорогим мужским одеколоном. Он в панике скидывает одеяло, видит свои голые ноги и выдыхает, потому что трусики на нем. Воспоминания мелкими шагами врезаются в рассудок, к щекам приливает кровь, когда Чонгук осознает, в чьем доме находится. Он еще раз вдыхает запах с футболки, отмечая, что не ошибся: так пахнет только Тэхён. Кожа лица горит алым, ведь Тэхён принес его на руках, уложил и переодевал, касался его кожи своими мускулистыми руками, по которым Чонгук сходит с ума. От всего мужчины, такого властного и сексуального, бросающего в дрожь каждую его частицу, смущающего аспидными глазами и горячим телом. Чонгук годами строил образ сучки, что Тэхён взглядом одним разрушил, губами раскрыл бутоны чувств, жаждавших познать безумную страсть. Чонгуку до коликов нравится выводить его из себя, нравится играться с монстром, виляя перед ним пушистым хвостиком. Тэхён ведется, Чонгук искусно топит его, зная, что давно утонул сам. Его способ привязать к себе мужчину сложен, доводит до истерии обоих, но Чонгук слишком гордый и упрямый, чтобы не получить свое, по ночам не дающее покоя, сердце дико ранящее, душу привлекающее. Чонгук встает с кровати, замечает на тумбе фильтр и стакан воды, и жадно пьет, ведь горло саднило от пересыхания. Внутри греется мысль, что Тэхён решил позаботиться о нем. Рядом со спальней еще одна дверь в голубую ванную, куда он заходит и критично смотрит на себя в зеркале, включает воду и тщательно умывается. На полке одна синяя щетка, и Чонгук с ухмылочкой берет ее, еще влажную: Тэхён, должно быть, недавно чистил зубы. Он ощущает интимность от использования вещей Тэхёна, и невольно улыбается, поджимая пальцы ног от холода кафельной плитки. Чонгук полощет рот, укладывает волосы попавшейся расческой и нервно кусает губы, пока спускается по лестнице из коричневого дерева и застекленными перилами. Вкусный запах разносится по всему пентхаусу, и в животе немного урчит. Гостиная просторная, с панорамными окнами, на стене плазма, белые ковры и черные диваны с креслами и подушками, журнальные белые столики и декоративный камин, вделанный в стену под большой плазмой. «Красиво и уютно», — думает Чонгук, проходя по коридору на источник аромата. Тэхён выключает вкладку на компьютере, когда ловит бесшумные шаги, и поднимается из-за стола, обставленного свежим завтраком. Он давит голодную слюну при виде милого, но все же блядски сексуального Чонгука в его футболке, свисающей с молочного плеча и открывающего выпирающие ключицы. Непослушные локоны манят растрепать их сильнее, росистая кожа освещена лучами, блестя бледной красотой, вишневые губы влажные и пухлые, стройные до напряжения в штанах ножки сведены вместе, коленки подрагивают, выдавая смущение крольчонка. От такого Чонгука веет домом, семьей, и Тэхён добровольно безумен от сочетания в нем неравных половин. Тэхён усмехается на скользящий взгляд по его торсу в черной футболке, ногам в серых спортивных штанах. Он подходит ближе, наслаждается расстерянными ночными глазами и приоткрытыми вишнями. Руки его засунуты в карманы, он тормозит в нескольких сантиметрах от Чонгука и бегло, распаленно осматривает его еще раз. — Проснулся, принцесса? — улыбается Тэхён с насмешкой, отчего Чонгук хмыкает и задирает голову, но румянец очаровательно покрывает его щеки, выдавая с потрохами. — Помнишь вчерашнюю ночь? Чонгук думает об этом двусмысленно и краснеет сильнее, избегает встречи с жгучими глазами, исследующими его по крупицам. — Я был не настолько пьян, — возражает Чонгук, гордо топая ногой, на что Тэхён пускает смешок, подходя ближе. — Ты сам встал пару минут назад. — бурчит он, невольно выпячивая губы. Тэхён приподнимает бровь и усмехается, возвышается над Чонгуком, скрывает его своей широкой спиной. Крольчонок вскидывает голову, в ночи его пляшут дерзкие огоньки. — Я был на пробежке. — говорит Тэхён, видит сбивчатое дыхание и мурашки на оголенном плече, сжимает кулаки, чтобы не коснуться. — Сядь за стол. — Не хочу. — заявляет Чонгук, на демонов во взгляде мужчины не смотрит и пытается отойти, когда крепкие руки прижимают к себе. Тэхён не знает отказов, потому поднимает Чонгука, инстинктивно схватившего его за плечи, и сажает на барную стойку, становясь между его разведенных колен, проходясь ладонями по крошечной талии, смотрит в испуганные глаза. — Не будешь слушаться — заставлю. — грубо говорит Тэхён, Чонгук, наперерез злости и возмущения, судорожно вдыхает от близости. Тэхён отходит, спускается руками к его ногам, проводя пальцем по подъему. Сердце бешено бьется об грудь, норовит выпрыгнуть и улететь от возбуждающих, горячих касаний. — Твои ножки замерзли, — усмехается Тэхён, не насыщаясь шелковистой гладкостью кожи, умиляясь маленькой форме. Фетиш чертов. — Подожди. Чонгук унимает сумасшедшее дыхание, когда Тэхён выходит из кухни, шевельнуть ничем не может. Сладостное предвкушение и стыд от мыслей томятся внизу живота, тянут и молятся о большем, желанном. Тэхён возвращается с новыми белыми носками, смотря хищно в глаза, рвет этикетку и поднимает одну ногу, обжигая огнем рук. Он надевает носок на одну ногу, затем переходит ко второй, туманно глядя в томные ночи и раскрытые, ловящие воздух, вишни. У Тэхёна крыша едет на несчетной скорости от такого мягкого, покладистого крольчонка, таящего от его прикосновений, как клубничное мороженое на солнце. — Мне это не... нужно, — Чонгук запинается, с выдохом продолжает, потому что Тэхён разводит его сжатые коленки и умещается между ними, сжимая, лаская бедра большими ладонями. Контраст оттенков кожи доводит до опьянения, Тэхён хмельной и без виски этой стервой, укротимой только жаром их тел. — Красивые трусики, — шепчет Тэхён у кремовой шеи, двигает ладонями к краю футболки и забирается под нее, сжимает круглую попку, обтянутую тонкой розовой тканью. Тэхён сдерживает рык от сладкого стона, пущенного с вишневых губ, в штанах копится напряжение. Чонгук цепляет пальцами его футболку, склоняет голову от смущения и пылающих щек. Он тихо мямлит: — Ты раздевал меня. Тэхён ухмыляется, вспоминая, каких дьявольских усилий ему стоило не взять это тело, не пометить засосами каждый девственно-чистый миллиметр, соблазняющий скульптурными формами. Сейчас его монстра сдерживает только одна цепь, которую, он уверен, скоро разорвет собственноручно, не оставив на Чонгуке незацелованных мест, потому что сопротивляться устал блядски. — Я бы с удовольствием сделал это еще раз, — выдает у оголенного плеча Тэхён, ближе прижимает к себе за упругие ягодицы, наслаждаясь их сексуальным контуром, просящем жестких шлепков. — Так сделай, папочка. — шепчет маняще Чонгук, и Тэхён срывается, ведь кто он такой, чтобы противостоять губительной красоте стервы? Сахар вишневых губ доводит до экстаза, Тэхён, как наркоман, целует жадно, изголодавшись по их вкусу и мягкости, их дикой страсти, накрывающей обоих. Он врывается в теплый ротик языком, лижет десна и ряд белых зубов, играется с красным языком и оттягивает верхнюю, вовлекая в мокрый поцелуй снова. Чонгук постанывает ахуенным голосом в поцелуй, спутывает его волосы тонкими пальцами, выгибаясь под крепкими руками, исследующими его поясницу. Мужчина отстраняется от нехватки воздуха, негромко рычит, когда стерва кусает его нижнюю губу, в отместку он впивается в молоко шеи, засасывая ее до лилового. Блядски-заводящие стоны, мелодией льющиеся с распухших губ, отдаются каменением в боксерах. Он целует горячо ключицы, метит засосом детскую кожу, целует дрожащие плечи, пока нежные ладони шарят по его торсу. Врывается ревностно в вишни, сминает их бархат, отвечающий страстно и пошло, сплетающий в мокром танце языки. Квартиру сотрясает звонок в дверь, Чонгук отрывается, как пораженный, глотая воздух и откидывая от себя мужчину. Тэхён громко матерится, отходит и свирепо шагает в холл. Чонгук соскальзывает со стойки, поправляет, что можно, проходит за ним и замирает извоянием, когда слышит приторный звонкий голос. — Тэхён, сладкий, ты почему не отвечаешь? — произносит высокий, дорого одетый парень лет за тридцать, тянет ручонки обнять его. — Я говорил тебе не заявляться сюда, — цедит Тэхён, хмуря брови и гневно смотря на своего бывшего мужа, Джонхана. Он глядит в сторону Чонгука, стоящего, как обманутый, преданный крольчонок, с упреком и обидой в ночных глазах взирает в ответ. Сука. Тэхён порывается обнять его, сказав, что зависим и безумен только от него, снова поцеловав в мягкие губы. Но он не двигается, застывший под наливающимся серебром взглядом. — Вижу, нашел себе малолетнюю подстилку. — ухмыляется Джонхан, в упор, оценивающе смотря на Чонгука. — Блять, Джонхан, помолчи. — рявкает мужчина, пошел бы за отвернувшимся и побежавшим наверх Чонгуком, но угрожающе нависает над бывшим мужем. — Не лезь своим ядом в мою жизнь, которая тебя больше не касается. Джонхан поджимает губы и фыркает, сложив руки на груди, глядит в сторону. — Чимин... — Не впутывай в это Чимина, — прерывает он, подходя ближе, отчего Джонхан тушуется. — Тебе куда засунуть судебный приговор, чтобы усек свои права? Его ярость с головой накрывает, срывает тормоза, когда Чонгук, на ходу надевая пиджак, идет к выходу. Он прикрывает глаза и рвется следом, успев схватить за руку у лифта. — Чонгук, — зовет первый раз по имени Тэхён, пытается прижать к себе, но шатен отпирается, ненавистно влажными глазами смотрит, бьет по груди и вырывается. — Пошел нахрен! — кричит истерично Чонгук, нажимает на кнопку лифта и кусает до боли вишневые губы, избегая взгляда на стоящего над ним мужчины. Тэхён сжимает челюсть, хочет снова коснуться, но Чонгук отшатывается и заходит в открывшиеся двери, резко захлопнувшиеся. — Блядь! — рычит он, удар в стенку за ударом и проклятия, что стерва еще и истеричная, ушел, не выслушав сучных объяснений. — Какая драма, — хмыкает Джонхан в проеме, получает зверский взгляд и затыкается. — Я приехал забрать сына на выходные, мы договорились о шопинге. Где он, позволь спросить? Тэхён разжимает кулаки, проходит обратно в квартиру и хлопает дверью, кинув мужу через спину: — Я сам бы его привез. Джонхан дует губы и закатывает глаза, идя следом. — Тебе не до этого. — Строишь из себя папашу года? — ухмыляется он, развалившись в кресле и глядя на бывшего мужа, отчего тот невольно смущается, спустя столько лет не научившись сопротивляться его властной ауре. — Ты ему нужен был, когда шлялся с богатенькими кавалерами. Джонхан замолкает, сев в рядом стоящее кресло. Вина за разрушение и так некрепкой семьи всегда будет терзать его. — Он у твоего дружка? — небрежно спрашивает Джонхан, недолюбливая всем сердцем Юнги. Мужчина кивает и встает, в висках стучит чертова мысль о Чонгуке, на связь с ним и серьезный разговор, ведь отпускать стерву он не намерен ни сегодня, ни через вечность.