®®®
Яркий огненный закат парит на горизонте, на небе оранжево-желтые облака, окрашивающие тихое море в золотисто-голубой. Прибой омывает песчаный пустой пляж, пальмы стойко возвышаются над берегами, солнце нагревает бутылку шампанского, стоящего в ведерке со льдом. Тэхён с кайфом выныривает, волны любовно играются с мускулистым телом, не отстают до самого конца. Он встряхивает мокрые волосы, проводит по ним пятерней и щурится от знойных лучей, глянув на пляж. Закат ласкает фарфоровую кожу, оттеняет ее до золотого, зарывается в чернильные, кудрявые пряди. Чонгук дурманящей походкой идет по берегу, взгляд Тэхёна наливается тьмой, желанием, когда рассматривает оголенные ключицы, шелковую розовую майку, открытую в плечах и отделанную малиновым кружевом, спускается к коротким, таким же шортам, не скрывающим стройные ноги, обласканные приливами. Тэхён пьян красотой, шлейфом струящейся за стервой, дразняще кусающей вишневые губы, глядящей звездной ночью. Тэхён идет к нему, как моряк на светлую пристань, как странник к оазису. Чонгук становится рядом с бежевым покрывалом на песке, сводит вместе ножки и склоняет от смущения подбородок, когда видит мощный голый торс с влажными каплями, забирающимися в плавательные шорты до колен. Тэхён скучал больно по непослушному крольчонку, сражающим наповал одним взглядом, манящим детской душой, призывающим раскрыть тайны внутри. Рядом с Чонгуком сердце бьется возгласами «мой, навсегда», руки тянутся обнимать только его, глаза смотреть в черную бездну, губы целовать спелые вишни. Тэхён лично растерзает себя, если отдаст Чонгука другому, если потеряет его далекое, но родное тепло. — Прекрасен, — шепчет Тэхён в сантиметре от него, проводит пальцем по лезвенным ключицам, на которых едва заметное пятно от его губ. Стая мурашек пролетает по всему телу от горячего касания, Чонгук льнет ближе, доверчиво и распаляюще. — Простил, крольчонок? Тэхён ухмыляется на смущенную улыбку, алые щеки, кладет руку на идеальную талию, созданную только для него, и собственником прижимает к себе. Чонгук выдыхает сбивчато от пламенного тела, ощущает его твердость, защиту в кольце сильных рук, задирает подбородок, чтобы посмотреть в аспидные глаза хищника, захлопнувшего капкан. — Прошу, — мелодией тянет Чонгук, смотря из-под пушистых ресниц, умоляюще, ставя демонов на колени, готовых исполнить любой его каприз. — Не играй со мной. — одинокая слеза серебром катится с пухлых щек, раздирая душу Тэхёна на атомы. Тэхён хмурится, ближе жмется, наклоняется и сцеловывает каплю, заполняя легкие жасмином и магнолией, движется губами к мягкому ушку: — Тебя не вырвать из моего сердца, Чонгук, — будоражит внутренности хриплым голосом Тэхён, проводит руками по бокам, слушая частые вдохи. — Не вытравить из мыслей, — шепот и губы на мочке, у шатена дрожат колени, он ведет белоснежными ладонями по груди мужчины, чтобы не упасть. Солнце отражается в глазах Тэхёна, цвет их похож на терпкий коньяк, доводит до потери пульса любовью, пылающей в них. Тэхён заглядывает в свою пропасть, мерцающую созвездиями, приподнимает подбородок Чонгука, выдыхая у блядских вишневых губ: — Ты в венах, стерва. Тэхён целует жадно, до боли, разворачивает и подкидывает на руки, сжимая аппетитные ягодицы, когда молочные ноги оборачиваются вокруг его торса. Чонгук отвечает пылко, дурманит хуже кокаина, послушно раскрывает ротик, позволяя играться с языком. Мягкие пальцы зарываются в его влажные волосы, Тэхён рычит в глубокий поцелуй, переходя засосами к шее, целуя родинку, вгрызается в ключицы. Чонгук выгибается атлетом, царапается ноготками и возбуждает сладкими стонами. — Блядь, как ахуенно ты выглядишь в этом. — отрывается на миг Тэхён, смотрит в туманные глаза, на дне их таится томление. — Папочке нравится? — искушает Чонгук, трется об пах половинками, вызывая рык монстра. Шатен целует сам, страстно и дико, обхватывает нежными ладонями его лицо, поглаживая. Тэхён опускает его на бежевую простынь, нависает сверху, любуется розовым бельем, сексуально висящем на молочном теле. Заходящее солнце сияет на белой коже, на распухших губах и выпирающих ключицах; оранжевые волны приливают к пляжу, обещая скоро дойти до них. Тэхён медленно снимает шелковую майку, наслаждается судорожным дыханием и мурашками Чонгука, боязненно, но с готовностью смотрящего на него кроличьими глазками. Чонгук смущенно сводит ноги и хочет прикрыться, но брюнет со смешком убирает его руки. — Я видел тебя. — говорит в губы Тэхён и целует голодно, сминает нижнюю, лижет небо, с ниткой слюны отстраняется. Он не разрывает пристального взгляда, снимает шортики, усмехаясь, ведь под ними ничего нет. — Готовился для меня? Тэхён упивается громким стоном, когда впивается в молоко шеи, метками спускается к дрожащим ореолам и целует оба, исследуя чувственные зоны его стервы. Карамельная на вкус кожа тает под его напором, с вишен льются блаженные стоны, когда он мажет губами по ребрам, ведет дорожку к пупку, у самого в боксерах невыносимо твердо. Тэхён целует низ живота, с ума сходит от гладкости и запаха молока, покрывает поцелуями внутренние стороны бедер, колени, лодыжки и подъем, затем, глядя в одурманенные глаза Чонгука, целует маленькие пальцы ног, лижет их, ласкаясь соблазнительным стоном. Тэхён поднимается, жадно нападает на распухшие губы, тянется к ведерку со льдом и достает оттуда детский крем, пахнущий клубникой. Чонгук обнаженный под ним, как лесная нимфа, пойманная в ловушку голодного зверя, молит глазами о пощаде, покусанными вишнями лишает рассудка. Хрупкий, как мраморный бокал, девственно-чистый, как белое небо — Тэхён хочет сберечь его от боли, чтобы не рассыпался на осколки. Тэхён выдавливает крем на руку, не разрывая поцелуя, медленно растягивает блядски теплые, узкие стенки, податливо раскрывающиеся только для него. Он глушит в мокром поцелуе вскрик Чонгука, что в отместку прокусывает его губу и оттягивает темные волосы, пытаясь свести ножки. Тэхён вводит второй и третий, рычит от тесноты, гладит отвлекающе талию и бедра. Чонгук вдруг сладко стонет, и он довольно давит на найденную точку, раскрывая для себя. Безумные поцелуи не дают вдохнуть кислорода, сильный прилив обдает влагой ткань и ноги Тэхёна, когда он отстраняется снять шорты. Чонгук в космосе, стесняется собственного голоса, боится смотреть на его колом стоящий член и топится в чувственных губах, из-под закрытых ресниц льются непрошенные слезы, когда внизу разжигается вулкан, болью разносящийся по всему телу. Чонгук сжимает вокруг его торса ножки, вонзается ноготками в мощную спину и дурманяще стонет, когда Тэхён грубым толчком врывается в тесные стенки. Тэхён рычит из горла, спускается алыми засосами к молочным ключицам, эрогенным соскам, глядя наверх, на Чонгука, вскрикивающего сладко от набухшего члена, проходящегося по простате. — В тебе так ахуенно. — выдыхает Тэхён у бордовых губ, впивается в них голодно, мокро, рыком отвечает на острые ноготки, царапающие его везде, подобно дикой химере. Чонгук хнычет, голос его надрывается, он мечется на ткани, молит сильнее, глубже, возбуждая до предела. Он в забытье, в бессчетном времени, уходящим с нескончаемыми приливами и отливами. Тэхён набирает зверский темп, целует спелые вишни, сминает мягкую кожу грубыми ладонями, оставляя свои следы. Он приподнимает Чонгука за талию, усаживает на свои колени и долбится под другим углом, срывая с винных бутонов громкие стоны. Чонгук опускает голову к его плечу, дрожит ресницами и плечами, чувствует, как готов кончить и обнимает его за шею, гладит лицо и мокро целует, позволяя играться с языком и деснами. — Тэхён... — выкрикивает Чонгук протяжно, изливается обильно, унимая бешеное дыхание и продолжая кричать от жестких толчков, пока Тэхён не кончает в него с рыком, ложась поверх него на простынь. — Сладкая стерва. — ухмыляется Тэхён, чертит узоры на вздымающейся груди и целует в розовые щеки, пока мягкие пальчики проводят по его груди. Чонгук прикрывается другой тканью, выглядит, как прильнутая к берегу русалка, но с стройными, белоснежными ногами, на которых следы от его рук. Тэхён тянется к ведерку, открывает игристое шампанское и разливает по бокалам и передает один Чонгуку, что удивленно берет его. — Папочка разрешает мне пить? — дразнится Чонгук, соблазнительно переплетая ноги и дерзко смотря, заводя монстра. — Один процент алкоголя не повредит, — усмехается Тэхён, придвигается ближе и указывает на вазу с фруктами. — Закусывай. Тэхён садится прямо, глядя на малиново-красный закат, затем на контуры гибкой спины Чонгука, на лопатки и маленькие родинки, на впадинку ниже поясницы в сердцевидной форме. Тэхён мажет пальцем по позвонкам, спускается к кромке ткани, завороженно смотря, как Чонгук выгибается и покрывается дрожью. Чонгук поворачивает голову, прикрытые ресницы трепещат, волосы пышно лежат на лбу, вишневые губы призывно пухлые. Тэхён не видел таких людей без изъянов, не верил, что красота может пленить, кожа ощущаться шелком, а губы — сладкой смертью. — Я люблю тебя, — горячий шепот на алеющее ушко, Чонгук ловит вылетевшее из груди от этих слов сердце, умирая в его бешеном ритме. Он улыбается в неверии, в плен захватывают любимые губы, целующие долго, нежно, страстно, сминающие и лишь ждущие. Тэхён разворачивает его, Чонгук оставляет бокал и впивается снова глубоким поцелуем, гладит твердую грудь, смелеет и затягивает бронзовую кожу на шее, облизываясь из-за рыка. Чонгук кусает распухшие губы, в волосах его бликами сверкает закат, молочное лицо оттеняется листьями пальм, приносящими легкий ветер. Тэхён разглядывает его хищным, снова голодным взглядом, прижимает к груди, мажет по бокам и дает передохнуть, чтобы вновь заняться с ним любовью, ночь напролет, до бесконечных рассветов.®®®
Пентхаус встречает пряным запахом шоколадного бисквита, красного вина и клубничного десерта. Ночные огни отражаются на диванах и плитке темной гостиной, как и весь дом, освещенной приглушенными лампами. Тэхён закатывает рукава черной рубашки, кладет часы на комод и хмуро идет на шум из ванной. Важные встречи и переговоры занимали все время, оставляя совсем мало для его стервы, кокаина, вдохнуть который он хочет сейчас. Тэхён усмехается, когда ловит сахарный голосок, тихо поющий, проходит в приоткрытую дверь и опирается плечом на косяк, скрестив руки на груди, темнеющим взглядом наблюдает за Чонгуком, нежащимся в пенистой ванне с лепестками роз и ромашек. Чернильные волосы мокрые, губы искусанные и вишневые, ресницы слегка трепещут из-за прикрытых глаз, мраморно-белая кожа открыта до груди, изящные руки потирают гелем шею и ключицы. Тэхён сдерживается не наброситься на крольчонка, смаковать снова его вкус, но ухмыляется и шагает ближе, когда Чонгук резко смотрит на него, розовея щеками. — Красиво поешь, — говорит Тэхён, засунув руки в карманы, и, не разрывая дикого взгляда, садится на бортик ванны, смущая сильнее. — Не против компании? — вскидывает бровь Тэхён, облизнувшись и проведя рукой по пузырьной глади. Чонгук дрожью пробирается до вен, он видит это и ему чертовски нравится, как крольчонок ныряет подальше, с ухмылочкой взглянув на него. — Вспомнил обо мне? — Чонгук включает стерву, Тэхён дьявольски заводится. — Я хотел помыться один. — он отворачивает голову, прикусывая губу, распаляя безумные желания. Тэхён толкает язык за щеку, не скрывает усмешку и рывком поднимается, монстры в глазах норовят растерзать без остатка, а Чонгуку только в кайф злить их. — Повторю, что я был в делах эти дни. — Тэхён по пуговицам расстегивает рубашку, следя, как Чонгук, сглотнув, томно смотрит на него, провоцируя, дразня. — Но блядски скучал по тебе, стерва. Тэхён бросает ткань на пол, каждое слово его — правда голая, откровение чувств, распирающих на части, когда не рядом с ним, когда не видит любимую улыбку, звездную ночь и летние вишни. — Развлекайся с теми курицами, которых я видел с тобой на журналах. — чертовкой кидает Чонгук, гордо задирая голову, режет лезвием линии подбородка. Вода неспокойно колышется, пены преданно скрывают обнаженное тело, окруженное бордовыми розами. Тэхён свирепо дышит, оставляет пряжку ремня и рывком хватает под водой его колени, тянет на себя, ухмыляясь, когда Чонгук вскрикивает, обнимая мокрыми руками за шею, как спасение. Брызги летят между ними, страсть и голод смешались в единое, искры бешеные во взглядах возгораются. — Я вытащу тебя отсюда и оттрахаю, неделю с кровати не встанешь, блять. — рычит Тэхён, крольчонок с боязливым вызовом смотрит на него, сражает, топит бездной ночной. Чонгук проводит красным язычком по пухлым губам, и это, сука его, точка невозврата. Тэхён пьян от диких вишен, сладость их пробует, как наркоту, врывается в горячий рот, готовно раскрытый для него. Чонгук целует пылко, показывая, как скучал, как ждал, проводит ладонями по плечам и прижимает к себе, заставляя зайти в ванну. Тэхён ведет руками к бедрам аппетитным, тонкая поясница выгибается навстречу, карамельные губы сминают его нижнюю с жаром, кусая. Чонгук жмется ближе, садится сам на колени, взрывая терпение Тэхёна, жадно перешедшего поцелуями к шее, сжавшего круглую попку, упивающегося ахуенными стонами. Тэхён позволяет ловким пальцам расстегнуть ремень, затем отрывается и толкает Чонгука к стенке, кидает джинсы с боксерами в сторону и нависает, голодным хищником разглядывая. — Повернись, — шепчет дурманяще Тэхён, на послушание усмехается и прижимает за узкую талию, целуя плечи и лопатки стервы, тихо, сладко стонущей. — Покажи мне, как ты скучал. Блядски-громкий стон слетает с вишневых губ, когда Тэхён насаживает его на твердый член, придерживает за бедра, гладит бока, тазовые косточки, наслаждаясь мягкостью, шелком кожи. Чонгук не помнит имени от грубых толчков, трется, напрашивается сам, сгорает от собственнических рук, ласкающих его везде. Тэхён рыками стонет, голос его хриплый и низкий, хмелит остатки разума. Он поднимается горящей дорожкой к бархатной шее, поворачивает голову Чонгука к себе и целует мокро, лижет стенки рта, долбя по простате, не сдерживая зверский темп. — Папочка, — хнычет в глубокий поцелуй Чонгук, просит о пощаде наперерез сладким стонам, срывающим связки. — Тэхён... — голос доходит до крика, член внутри набухает, и он с любимым именем на губах кончает, не думав тронуть себя, в эйфории продолжает постанывать, пока Тэхён не рычит и не изливается обильно, поглаживая талию. Тэхён целует в затылок, знает, что крольчонок ещё не привык к похоти его монстра, ополаскивает его расслабленное тело под душем и берет на руки, как маленького ребенка, закутывает в мягкое полотенце и несет в спальню. — Я сам. — капризничает Чонгук, когда Тэхён хочет переодеть его, но мужчина лишь ухмыляется и затягивает в тягучий, приторный поцелуй, отрывается и надевает на него свою белую футболку. — Моя стерва выросла? — смеется низким тембром Тэхён, смущая Чонгука, который накрывается одеялом, кусая распухшие губки. — Иди ко мне. — зовет Тэхён, опираясь на спинку кровати и обнимая прильнувшего к нему шатена, вдыхая молочный аромат высушенных, пушистых волос. Чонгук в кольце сильных рук, под самой надежной защитой, лежит на твердой голой груди, глядя на яркую ночь, неоновые огни Лос-Анджелеса через панорамные окна. Тэхён — его жаркий камин, его собственный мир и дом, без которого умрет в холоде и ледяной пустоте. — Ты ведь больше не оставишь меня? — по-детски спрашивает Чонгук, смотря звездочкой в черном небосводе, вызывая улыбку. Тэхён целует волнистую прядь, ведет пальцем по щеке и к губам, оттягивая нижнюю. — Никогда, — обещает Тэхён, преданным зверем глядя в ответ. — Хочу предупредить, чтобы собирал вещи. Злобный дракон заточит прекрасного принца в свое логово. Чонгук смеется искренне, заливисто, ласкает мягким звучанием сердце, греет его слишком. Он поворачивается и садится в центр кровати, задорно, игриво сверкая глазами. — В сказке было про башню, — хохочет Чонгук, вскрикивая, когда Тэхён валит его на простыни, щекоча. — Пожалуйста. — через смех просит он, бьет руками по груди Тэхёна, который улыбается коварно и продолжает щекотать, разводит острые колени, что хотели ударить, нависает, наслаждается красивой улыбкой, белыми зубками, сияющими глазами, контуром вишен и созвездиями родинок. — Я люблю тебя, — губительный шепот на ушко, Чонгук смакует эти слова на языке, пением птиц отдающиеся в груди. Тэхён целует нежно, пробует каждую губу и оттягивает, Чонгук гладит его плечи и руки, распаляет вновь голод. Цунами безумия накрывает, огонь, горящий в бешеном сердце, разгорается вулканом, чертовы чувства к стерве выше галактики. Тэхён целует мягкие губы, будто сминает зефир вперемешку с вишней, несдержанно зарывается в теплый ротик, глубже, жарче. Чонгук тихо, сладко стонет, тянет за темные пряди и чувственно отвечает, отрываясь, когда воздух сходит на нет. — Сука, — голос низится до рыка, Тэхён разъярен стервозным взглядом, стрельнувшим из-под густых ресниц. — Хочу тебя. Тэхён рывком срывает футболку на Чонгуке, усмехается на блядский стон, мурашки, покрывает засосами ключицы, шею, нападает на истерзанные губы, мокро целует, ведь эта ночь, эта стерва только его. Голубой диск луны и яркий город бликами отражаются на мощной спине Тэхёна, всю исцарапанную ноготками Чонгука, разрывая связки стонущего, оттеняет молочную кожу. Тэхён монстром рычит на податливое, раскрытое для него млеющее тело, вкусом его не насыщается и зверским темпом трахает, метит каждую венку. Чонгук прижимает его стройными ногами, стонет от хватки грубых рук на бедрах, в отместку оставляет красные полосы. Он всю ночь скачет на члене Тэхёна, кончает снова и снова, блядски вскрикивая. И Тэхёну похуй на мир за окнами, когда стерва молит сладкое «папочка».®®®
Звездная ночь и голубой полумесяц светятся на небосводе, яркие костры пылают по всему пляжу, бары горят неонами и пестрят коктейлями, оглушающий трек крутится местным ди-джеем. Золотой песок трепещет от энергии танцующих, пирс Санта-Моники забит молодежью, отрывающейся на долгожданных выходных. Тэхён и Намджун сидят за маленьким столиком, обставленным выпивкой, молочными коктейлями и фруктами. На стволах высоких пальм развешаны цепи софитов, разноцветными бликами отражающимися на телах. Хосок с Уёном среди зажигающих, в сумасшедшем танце задыхаются в диких поцелуях, не в силах оторваться друг от друга. Юнги подходит к друзьям с бутылкой «кьянти», плюхаясь рядом с Намджуном. — Ваши тоже пошли за цветочками? — усмехается Юнги, получая кивки. Тэхён откидывается на спинку стула, его голый торс соблазняет проходящих парней. Намджун в черной майке осушает стакан виски, глянув на присоединившегося брата с Уёном. — Натанцевались? — спрашивает Намджун, глянув на Хосока, уже стянувшего футболку и светящего медным загаром твердых мышц. — Следующий заход дома. — ржет он в унисон с Тэхёном и Юнги, подкалывая смущающегося Уёна. Хосок ухмыляется, держит за талию порывавшегося парня и целует мягко в оголенное из-за желтого топика плечо, кладя руку на его ягодицы в джинсовых шортах. — После окончания школы я тебе врежу, Джун-и. — ехидно улыбается Уён, припадая к трубочке апельсинового сока. Намджун поджимает губы и кивает, замечая идущего к ним Джина в гавайских килотах и черном топике с опущенными лямками. В блондинистых волосах венок из лилий, так красиво сочетающихся с белой кожей и персиковыми губами. — Я поражен в самое сердце, прекрасная фея. — встает Намджун, на что смеется вся компания, а Джин усмехается, приобнимая мужа за шею, когда тот встречает глубоким поцелуем, скользя руками по талии и бедрам. Юнги с улыбкой переглядывается с Тэхёном, но когда смотрит за его спину, в глазах скапливаются дьяволы. Чимин машет ему пальчиками, его стройные ножки соблазняют из-под розового короткого комбинезона, надетого поверх белой футболки. На его шее красуется ожерелье из фиолетовых ирисов и ромашек, а лиловые губы мягко улыбаются ему. — Почему вы такие скучные? — вздыхает Чимин, садясь рядом с Юнги и кладя голову на его плечо, наслаждаясь большими ладонями, прижавшими его ближе. — Старики выдохлись, дай им одышку, — бросает с вызовом Уён, обнимая Хосока за шею и задорно посмотрев на одноклассника, подмигнувшего ему.— Где сучечка школы? — Уён! — возмущенно хлопает по столу Джин, захлебнувшись мохито. Парни ухмыляются и глазеют на Тэхёна, криво усмехнувшегося и выжидающе глядящего на Чимина. — Да, фея, дело безнадежно, — печально вздыхает Намджун, получив в плечо от Джина и с улыбкой продолжая: — Совсем от рук отбитые, и не только от рук, — ржет Намджун, смех его глубокий и заражающий остальных. — Oh, Джун, не советую дразнить его, — улыбается Чимин, щуря глаза, затем опуская их на торс Юнги и маняще облизывая розовые губы, привлекая к ним внимание парня, на последних цепях держащегося не взять его прямо здесь. Уён хмыкает и нагибается ближе к Намджуну, расстягивая губы в издевательской усмешке: — Кончай пиздеть, секси-брайн, не то останешься без штучки для плотских утех. Юнги распирает от громкого смеха, Джин прикрывает ладонью веки, Чимин тихо хихикает, сам Намджун подается к нему через стол, вскидывая бровь. — Кончай выводить меня, мелкий, не то незачет влеплю. Хосок раздраженно рявкает и тянет Уёна за мягкие волосы, зверем смотря в глаза. Уён с напором глядит в ответ, искушает, закусив пухлую губу, и в следующий миг страстно целует любимые губы, не обращая внимания на привыкших уже друзей. — Это единственный способ заткнуть тебя. — ухмыляется Хосок в мокрый поцелуй, на что Уён хочет закатить истерику, но снова его захватывают в плен новым, мокрым поцелуем. — Как вы оба надоели мне, — закатывает глаза Джин, распухшими губами потягивает напиток. — Уён – ребенок, а тебе сколько? — блондин смотрит на мужа, что вдруг скалится и смущает пристальным взглядом, проникающим в органы. — Когда он тебя не трахает, ему всегда семь, — вставляет свое Юнги, заржав с Намджуном, что кивнул, толкнув язык за щеку. Джин перекривляет пафосное выражение лица Юнги и смущенно пылает. — Какой ты джентльмен, — усмехается Чимин, подперев подбородок ладонью и смотря на мужчину, раззадоренно приблизившегося к нему. — Хочешь сказать, что нет? — шепчет Юнги, поднимая брови, заставляя покрыться шатена румянцем и отодвинуть от себя. Тэхён делает глоток тяжелого напитка, окидывает беглым взглядом весело смеющихся и пьющих друзей, парочек, что не отстают друг от друга. Мысли его вертятся только вокруг Чонгука, который должен был уже вернуться. Тэхён чертовски ценит тот факт, что сын принимает его выбор, если только он будет счастлив. Тэхён не может представить свою жизнь, не связанную с ним, не наполненную детским, искренним смехом, вишневыми губами и внеорбитными глазами, сладким голоском, мягким пухом волос, шелкостью кожи, сучностью характера — не выдержит. Только его, только с ним. — Твоя стервочка идет. — усмехается Намджун, кивнув за спину Тэхёна. В компании проходит предвкушающий гул, и он поворачивает корпус, в тысячный раз поражаясь убийственной красоте. Тэхён облизывается, взгляд темнеет на палитру черного: Чонгук легкой поступью направляется к ним, а за ним жадные, восхищенные взоры. По-блядски белая кожа освещена языками пламени, на нем красный топик с открытыми плечами, красные короткие шорты, открывающие вид на ахуенные ноги, за ушком алая орхидея, влепленная в чернильные пышные волны. Тэхён снова разрывает цепи, теряет голову от него, как от чумы, смертельно болен красотой стервы, давящей ревностью, собственничеством. Потому что только его губы могут касаться, только его руки смеют прижимать, только его сердце в праве биться в унисон. Тэхён протягивает ему руку, маленькая ладонь ложится в нее, Чонгук садится на его колени, приобнимая за шею и улыбаясь вишневыми губами, мягко и нежно, в глазах отражая чертову любовь, от которой крышу сносит на раз. Тэхён вдыхает «луну» у венки на шее, обжигает дыханием горячим и ладонями, шарящими по оголенной, выгнутой пояснице, и упругим бедрам, впитывая их бархатистость. — Я скучал. — выдыхает Тэхён у ключиц, забыл обо всех, стоило увидеть эту стерву, так льнущую, распаляющую дикие желания. Он ловит трепет плеч, мурашки по молочному шелку и ухмыляется, целует в выпирающую ключицу и поворачивается к Юнги, зовущему его. — Не съешь его, — усмехается Юнги, придерживая Чимина за талию. Тэхён играет желваками, Чонгук слегка краснеет, пытаясь слезть, но крепкая хватка на бедрах двинуться не дает. Чимин наблюдает за своим одноклассником, которого, честно, терпеть не мог, но знает, что судьбы их слишком похожи, чтобы злиться. Преданность, с которой Чонгук отдается его отцу, чувства, написанные на его лице, не позволяют вмешаться. Чимин желает отцу только счастья, и если оно — этот парень, которого он бережно прижимает к себе, то ему остается лишь смиренно опустить флаги. — Вы так красиво смотритесь вместе. — чисто, от всего сердца говорит Чимин, смотря на них и смущая сильнее Чонгука, что прикусывает губу и улыбается ему. Тэхён гордым, польщенным родителем глядит на него, отчего Чимин играет бровями. На небе загораются голубые полосы, время близится к скорому рассвету. Толпа становится безумнее, трек набирает обороты, коктейли льются бескрайним, как у самого пирса, сиреневатым морем. — Ну все, — поднимается Уён, возмущенно оглядывая всех. — Я зажигать. — говорит он, утаскивая за собой Чимина и выжидающе буравя Чонгука, который со смешком встает, послав Тэхёну воздушный поцелуй. Парни идут вглубь танцующих, но их видно и отсюда. Тэхён взгляда хищного, туманного с него свести не может, осматривает тонкие руки, в такт проходящиеся по стройному телу, ласкающие шею и живот, на обтянутую шортами попку, аппетитно маячащую и выпяченную. В темной сини неба взрываются фейерверки, толпа оглушающе кричит, костры светятся ярче. Тэхён неспешно пьет виски, на последних рычагах терпит соблазнительное тело, извивающееся в танце, трущееся об Чимина и Уёна. Он кивает парням и порывается к Чонгуку, подходит сзади и кладет руки на узкую талию, упивается резким выдохом, ближе жмущейся стервой. Бит разрывает перепонки, Чонгук срывает тормоза, когда выгибается, с ухмылочкой трется об его пах своей попкой, которую Тэхён сжимает ладонями, принимает игру и терпит блядское напряжение там. Рядом отрываются Юнги и Чимин, соприкасаются губами, дразнят друг друга. Хосок с Уёном целуются слишком страстно, дико, будто трахнутся прямо здесь. Намджун с Джином отошли к дальним берегам, попутно прерываясь затянуться долгими поцелуями. Санта-Моника — призыв, побуждение к любви и близости, жаркому сексу и громким стонам, дорогому вину и вечным закатам. Тэхён разворачивает чертовку к себе, кружит, как принцессу, прижимает кольцом сильных рук и проходит бессвязным шепотом над ушком к алому цветку. Сердце Чонгука бьется, как у крольчонка на самой опасной охоте за ним, плечи дрожат от огня, дикости за спиной. — Позвольте увезти вас, señorita? — хрипло произносит у шеи Тэхён, добавляя испанского акцента и ухмыляясь на ночные искры, когда он разворачивает Чонгука к себе, держа за талию, ниже к бокам. Стерва склоняет голову, кусает влажные вишни и кладет ладони на мощные грудные мышцы, проводя вниз к прессу, из-под ресниц смотря искушающе. — За вами через океаны, señor. — отвечает Чонгук, а у Тэхёна клыки цапаются от блядского кокетства. Тэхён ведет его за собой к тихому местечку, где первый раз он познал сладость его кожи, мелодичность стонов и чувствительность тела. Чонгук не в силах унять дрожь в коленках, это чертово сердцебиение от вида мужчины, захват легких от его ествественного мускусного запаха, смешанного с свежим одеколоном. Эта гребаная защищенность в мускулистых руках, эти предательские эмоции, когда нельзя без, нельзя с другим, когда воздух — лишь его дыхание, когда жизнь — его глаза, когда смерть — его касания. Предрассветная заря пылает огненным на небосводе, окрашивает приливы в зеленовато-оранжевый, греет нежный песок под ногами. Тэхён пьян без виски, смотрит вслед идущему вперед Чонгуку, раскрывшему руки навстречу прохладному ветру, треплющему черное пшено волос и алые лепестки. Чонгук модельной походкой идет к берегу, перебирает ногами песок, останавливаясь у пенистых приливов. Тэхён не отстает и пристально наблюдает, как стерва гордо задирает голову, с вызовом глядя в ответ. — Поплаваем? — ухмыляется Тэхён, собираясь стянуть шорты, не разрывая безумного взгляда с Чонгуком. Чонгук чувствует, как к щекам кровь приливает, но качает головой, складывая руки на груди. — Я не хочу раздеваться, — отрезает он, облизывая распухшие губы и проходясь по пляжу. Тэхён хищным взором провожает его, как на охоте, выслеживает свою жертву, клацая клыками. — Боишься меня, стервочка? — скалится Тэхён, Чонгук судорожно вдыхает от монстров в его взгляде и медленно отступает. Тэхён порывается с места, Чонгук со вскриком убегает, по-детски смеясь, вызывая и у него низкий смех. Крольчонок забегает в сапфирное море, волны ласкают его со всех сторон, рассвет играет на мраморном теле приглушенно-желтыми красками. Тэхён перехватывает его за руку и тянет к себе, брызги летят вокруг, сердце Чонгука бешено стучит, словно полетит в его руки, ревностно сжимающие его бока. Чонгук склоняет голову, игриво смотрит, стервозной ночью на колени ставит. — Как, блять, сводишь с ума одним видом? — рыком говорит Тэхён, грубо прижимает и целует жадно в раскрытые губки, обнимает за талию, блуждает по упругим ягодицам, сжимает их, ловя мягкие стоны, маленькие руки, гладящие его торс. Прибой обдает синей влагой до колен, Тэхён рычит в поцелуй и тянет за пушистые пряди, сминает сладкие губы, податливо ластящиеся. Он с трудом отстраняется, когда кислорода в легких вовсе не остается, и демоном смотрит в темно-сливовые глаза. Тэхён движется пальцами за его спину, цепляет застежку топика, наслаждаясь сбивчатым, карамельным дыханием в шею. — Тэхён... — мягким голосом шепчет Чонгук, льнет ближе, когда он стягивает красную вещицу, не глядя отбрасывает ее. Горячие ладони спускаются к пуговице на шортах, Чонгук тает, млеет от обжигающих касаний, послушно позволяя снять их. Тэхён смущает так восхищенными, жгучими глазами, хочется лишь прикрыться от их дикости, но любимые губы снова берут в плен, которому Чонгук никогда противиться не сможет. Тэхён рывком выбрасывает свои шорты, поднимает обнаженное, легкое тело на руки, заходит с ним вглубь небесных вод, проходясь по выгнутой пояснице и позвонкам, голодно сминая спелые вишни, сплетаясь языками, мокро, вылизывая теплый рот. Чонгук дурманяще стонет сладким тембром, член от этого набухает, требует вторгнуться в узкие стенки. Тэхён подкидывает его, рычит, когда он дразняще опускается на его пах и резко входит в раскрытую от недавних бешеных заходов дырочку. Громкий стон теряется в пошлом поцелуе, Тэхён сминает крепкие половинки, находит простату и жесткими толчками задевает комок, рыки пускает от жаркой тесноты внутри. Чонгук запрокидывает голову, стонет по-блядски от жестких засосов на шее, вниз по ключицам, где еще не выцвели бордовые метки. Тэхёну кайфно видеть свои укусы на молочной коже, следы от касаний, чтобы знали, кому принадлежит эта стерва. Он вновь, не насыщаясь, целует распухшие, винные губы, кокаином их затягивается, толкаясь быстрее, глубже. Чонгук царапается, ведет полосы кровавые на мощной спине, кольцом стройных ног держится на нем, разрубая рычаги ахуенным голосом, выкрикивающим его имя. Полоса света на небе горит розовым, солнце ярко горит на горизонте, освещает землю знойными лучами, окрашивает их бешеные тела золотистым, а море бирюзовым. Чонгук с сладким стоном изливается в нагретые волны, дышит сбивчато, задыхается в стуке сердца, что норовит выпрыгнуть от бурной смеси чувств. Тэхён глухо, грубо стонет в его шею и кончает внутрь, оставляя последний засос на ключице и страстный поцелуй на искусанных губах. Рядом с песком находится пара сливочных лоскутов, на которые Тэхён бережно укладывает Чонгука, прикрывая другим, нависая сверху и снова затягивая в жадный поцелуй. — Ненасытный. — шепчет Чонгук, стонет, когда Тэхён с усмешкой целует подбородок и отстраняется, довольным зверем разглядывая его. — Мне будет мало, — произносит Тэхён у невыносимо-пленительных губ, проводит по ним большим пальцем, собирая влажную каплю. — Всегда. Тэхён встает, под жадный взгляд Чонгука натягивает вернувшиеся с приливом шорты и заходит в море, освежаясь его прохладой, опаласкивает лицо и проводит ладонями по волосам, встряхивая их. Чонгук ложится на локти, улыбается винными губами и наблюдает за ним, не унимая бабочек в животе и бутоны в сердце, трепещущие, как на ветру. Слова просятся из гущи души, он прикрывает ресницы и глубоко втягивает воздух, пылая щеками. Тэхён смотрит вдаль синевы, на рассветающее солнце, ловит момент, когда утро входит в права, оживляя землю. И каждый день рядом с Чонгуком — самый ценный, с сокровенным смыслом и счастьем, ведь мерцающие всеми созвездиями глаза сияют только для него. — Тэхён. Тэхён не спешит оборачиваться на мягкий зов, стоит полубоком и глядит на дальние прибои, волнующие голубые воды. — Я люблю тебя. Тэхён отшатывается инстиктивно, резко переводит безумный взгляд на Чонгука, смотрящего так томно, смущенно. Его сердце заходится бешеным ритмом, монстр в неверии рычит утробно. Он порывается к своей стерве, как к пристани, призывно ждущей его, искушающей сладким голосом. Тэхён скалой нависает, ставит руки по бокам от него, ловит частые вдохи и смелый взгляд ночи, коротко улыбаясь. — Повтори. — просит Тэхён, следит за дрожью ресниц и вишен, сжимает собственником тазовые косточки, пристально, до самых вен пробирает. Чонгук задыхается в их близости и своем признании, кусает нижнюю губу и вызывающе смотрит, вместо ответа целует со всей нежностью, откровением. Тэхён улыбается сквозь глубокий поцелуй, сминает вкус вишен, играется с влажным язычком и заставляет лечь, затягивая мокро, голодно. Впереди — целая вечность с его стервой, дорога из слез, истерик, ревности, смеха, бесконечных поцелуев, сумасшедшей близости и дикой любви. Рассвет дарит им преданный жар, распаляет до предела, треплет листья пальм и золотые песчинки. Сапфирные приливы ласкают пляж, несясь из глубин бескрайней сини моря.