Темнота

Этой ночью Мариам не спалось. Она вспоминала события минувшего дня: сперва Малика потерялась в лесу, потом её бродячие собаки покусали… Она ещё и выгораживала тех, кто её обрёк на это! Ну да, куда ей — наивное маленькое существо ещё верит, что от людей в этом мире можно ждать помощи и поддержки… Как же — даже бабушка и та не интересовалась, каково её внучке жить рядом с живым напоминанием о пережитых мучениях, нет, надо лишний раз попрекнуть её, что она — плохая мать. Так не надеялась бы на неё, а сама бы растила Малику! В самом деле… Мариам чувствовала, что уходит в пустоту. Опять в её голове всплывал образ дочери, которую настигли бродячие собаки, или как дети её дразнят, пока не надоест. А она всю жизнь обречена жить с этой напастью — слепотой. Медленно женщина подошла к кровати Малики. Та безмятежно спала, укрывшись тонким одеялом. Какое-то время Мариам вглядывалась в лицо спящей и вспомнила, что бормотала в больнице Призрена, пребывая в горячке и после родов. Уже не контролируя себя, она взяла в руки подушку и в следующую секунду прижала её к лицу Малики. Бедняжка забилась, пытаясь вырваться, но куда ей было. Она не знала, что мама, которую она хотела перво-наперво позвать на помощь, лишь осуществляет то, что задумала несколько лет назад, что она выполнила свою клятву. Больше ничего не будет напоминать ей о плене, о лагере, о том зверье, что мучило её. Мариам убрала подушку с головы Малики. Лицо той уже посинело, глаза были закрыты, а пальцы правой руки сжались в судороге. Она как будто спала, но спала уже вечным сном. Теперь ей не придётся жить с осознанием собственной ущербности, её больше никогда не окутает темнота, она больше не будет служить матери страшной памятью. «Мертва… Она мертва», — думала Мариам, и в следующий момент её буквально накрыло. Она смеялась, смеялась сквозь слёзы. Она достала из шкафа некоторые свои вещи и вышла во двор. Теперь у неё в руках был и «Люгер» — пистолет, добытый ещё в конце сорок первого, в Ужице. Бросив в железное ведро фотоальбом, чиркнула спичкой, и в следующий момент пламя поглотило деревянные корочки, а следом — и фотографии Мариам военных лет. Следом канула в небытие парадная шинель. Около часа женщина сидела на земле, глядя, как вдалеке «моргает» уличный фонарь. Как тиха и безмятежна эта ночь! Вот так бы век слушать эту тишину, нарушаемую лишь пением сверчков. Мариам сейчас думала о том, как было бы хорошо сейчас, не попади она в плен. У неё был бы любящий муж, дети, любимая профессия. Ей ведь больше ничего не надо! А теперь что? Весь город знает, что она — плохая мать, распускающая руки без повода, что она не любит свою дочь и не заботится о ней. Даже бабушка, до того всегда поддерживавшая Мариам, давно от неё отвернулась. Зачем ей такая жизнь… Уперев дуло пистолета себе в грудь, Мариам некоторое время раздумывала, как поступить, и, в следующий миг, зажмурившись, нажала на спусковой крючок. Прогремел выстрел, и женщина рухнула на землю. Некоторое время она ещё слышала шум в доме, слышала, как разбуженные соседи выбегают на улицу, чтобы посмотреть, что стряслось, а потом всё затихло. Мариам уже не слышала ни крика бабушки, обнаружившей внучку мёртвой, ни пересуды соседей. Она была мертва.