Темнота

Следующим утром Мариам проснулась с жуткой головной болью после вчерашнего кошмара. Она почти ничего не слышала и не воспринимала, знала лишь, что обещала ребят угостить грибным пирогом. Бабушка хлопотала на кухне, а Малика бегала рядом. — Бабушка, а тесто живое? — спрашивала она. — Нет, что ты. — А почему оно двигается? Я толкаю, оно и двигается! — Ну… Ты можешь и стул толкнуть, чтобы он двигался, — растерянно отвечала бабушка. Правнучка отвлекала её от готовки. Окунув свои ладони в муку, она тут же нанесла себе на лицо немного. — Бабушка, на кого я похожа? — На неряшливую девочку, — вздохнула Олбана. — Вот зачем ты в муке измазалась? — Я хочу быть, как привидение! А привидения белые! Проворчав, бабушка продолжила готовить, а тем временем, Малика выбежала во двор и стала прислушиваться к пению птиц, которых хорошо запомнила и назвала по именам. Где-то важно чирикал главный воробей, а вдали перелаивались собаки. Слышен был привычный шум — мычание коров, гусиный гогот, голоса коз. Малике снова захотелось прогуляться по полю, теперь уже одной. Мир, такой таинственный и загадочный, так и манил девочку. Она не могла видеть, но могла ощущать и слышать. На кого же похожи эти растения, деревья, звери? Вот бы она могла видеть их… Пройдя вдоль плетня, девочка вдруг услышала знакомые шаги. Это была Дана, она первее всех пришла. Малика слышала, что она лентяйка и подолгу мотается без дела, а теперь, наверное, решила заглянуть в гости. — Привет! — радостно воскликнула девочка. — Ты к маме? — Можно сказать, — ответила Дана. — Мама ещё спит, но ты можешь к бабушке пойти! Мы тут угощение для вас готовим! — И хорошо, — ответила Коза, чувствуя, что ей уже хочется убежать — Малика явно намекает на то, что бабушке не помешает помощь, а уж до чего ленивой была Дана! Вечно всё перепоручала братьям и сёстрам, за что ей постоянно выговаривали родители. — Бабушка, бабушка! Дана пришла! — радостно кричала Малика. — Погодите немного, ещё не готово ничего, — предупредила Олбана. — И не шумите тут! — У мамы голова болит, — пояснила Малика. — Пошли во двор! — Только осторожнее, пожалуйста, не перетопчите мне всё, — ответила Олбана из кухни. А Дана только этого и ждала. Приметив яблоню, она залезла на дерево и стала с аппетитом уничтожать яблоки. Малика стала искать, за что бы зацепиться, и Дана это заметила. — Эй, осторожно! — крикнула она. — Я к тебе хочу, — ответила девочка. — Хочет она… — проворчала Дана. — Куда тебе, слепой? А сорвёшься — твоя мама мне голову оторвёт! — Не оторвёт, она крепкая, — замотала головой Малика, и Коза невольно рассмеялась. Ей нравилась эта непосредственная девочка. На мгновение она потеряла концентрацию и тут же упала. Малика бросилась поднимать, но Дана заверила, что ничего такого с ней не случилось, и вскоре поднялась сама, и, уложив в передник свою добычу, устремилась к колодцу, чтобы помыть яблоки. В этот момент Малика, ощупав ствол дерева, нашла сук, и, подтянувшись, смогла взобраться на толстую ветку. Ей показалось ужасно забавным сидеть на дереве и чувствовать себя птичкой. Она хотела посвистеть, но у неё ничего не вышло. — Малика, ты что делаешь?! — вдруг закричала Дана, увидев, что её подруга с важным видом сидит на ветке. — Слезай, ты упадёшь ещё! В её голосе слышался неподдельный испуг, она вся дрожала от страха. Вот сейчас увидит бабушка — обругает, что недоглядела за Маликой, а уж Марьям Дана даже побаивалась — очень уж строгой казалась эта женщина. — Малика, слезь, пожалуйста! Я тебе помогу! — взмолилась Дана. — Не упаду! Я как птичка! — важно произнесла Слепуша и принялась что-то неумело насвистывать. — Это Энвер зовёт других воробьёв! Он самый важный! — сказала Слепуша, улыбаясь во всю ширину рта. — Он летает и смотрит, чтобы все вели себя хорошо. Я хочу быть, как он! — Упасть ты хочешь! — в отчаянии крикнула Дана, чувствуя, что вот-вот заплачет. — Я не упаду — птицы не падают! В это время бабушка, услышав крики, отставила в сторону чан с тестом и вышла в сад. — Малика, боже ты мой, куда ты влезла? — воскликнула Олбана, схватившись за голову. — Я не виновата, — тут же бросилась к ней Дана. — Я только отвернулась, а она уже полезла! — Бабушка! — воскликнула Слепуша. — Я похожа на птичку? Как ни старалась бабушка, не смогла сдержать улыбку. Малика хоть и слепа, а бегает так, что не уследишь за ней. Ещё и в лес ходила… Ох, только бы ничего с ней не случилось… — Ну ничего, снимем тебя сейчас оттуда, — сказала Олбана. Дана облегчённо выдохнула — пронесло… Вот как за козой не углядела, так и за подругой теперь. Вместе с тем, Дана почувствовала что ей хочется и дальше общаться с Маликой, поиграть с ней. Чувствовались в этой девочке искренность, задор и тепло, которым она делилась со всеми. А ведь недавно Дане она не нравилась… Малику сняли с дерева и поставили на землю. — Ну, давай, пойди умойся, — настояла бабушка, и Малике пришлось послушаться. Дана, успокоившись, стала грызть яблоки, и, устав мотаться по двору, вошла в дом. — Грибы чистить умеешь? — спросила бабушка. — Конечно умею! — задорно отозвалась девочка. — сколько раз делала! — Ну, ладно, поможешь тогда? Ей и в голову не пришло отказаться. Конечно, неусидчивой Козе было трудно сосредоточиться, но она честно старалась помочь. Раз уж вызвалась, что поделать… Вскоре из спальни вышла Марьям. — Голова… — простонала она. — Как вы тут? — Болит, мамочка? — участливо спросила Малика. — Пройдёт, — ответила женщина. — Привет, Дана. — Здравствуйте, — ответила Коза, отложив в сторону нож. — А может, я ребят пойду позову? А то что это я одна тут помогаю, а они на готовенькое придут? Нет уж, дудки! — Ну-ну, хорош дуться, — добродушно усмехнулась бабушка. — Зато самый большой кусок получишь. Но Дана не слышала, она всё ещё дулась на своих друзей, которые, получается, бездельничают сейчас, бегают где-то и о ней, конечно же, не вспоминают. А Малика убедилась, что Коза вовсе не такая злая, какой казалась раньше. — Ну вот, молодец! — похвалила Олбана. — Ты и родителям своим помогай. Всё, можешь пойти поиграть где-нибудь. Любопытная Дана тут же принялась осматривать все комнаты. Почти сразу ей в глаза бросились аккуратно перевязанные папки, без сомнения, с рисунками Марьям. — А можно я посмотрю? — спросила она. — Конечно, — кивнула Марьям. — Пойдём, покажу. Марьям взяла несколько папок, и, осторожно открыв их, стала показывать свои рисунки. — Это вот, мои сводные братья… Это приёмный отец, а это — моя подруга Тати. — Ого! — глаза Козы округлились. — Вы были на войне? — Была, — пожала плечами Марьям. — Тут вон ещё, сколько всего нарисовала… Она почему-то быстро сменила тему, чему Дана даже не удивилась: её отец погиб на войне, и воспитывала их с братом мама, которая не так давно снова вышла замуж. Ох, как ревновала Дана маму к отчиму! А когда родились ещё и младшие дети, Дана и вовсе стала невыносимой. Ей казалось, младшие отняли всё внимание мамы. — А это — мой командир, — Марьям вдруг с грустью вздохнула, вспоминая Сретена. Ей вспоминалась осень в Ужице. Партизаны ликовали, однако Сретен не разделял их радости. Он ходил озадаченный, не улыбался и не шутил. — Его точно Цыган укусил, — шутила Тати. — Или Мара. А Марьям, сама не зная, почему, стремилась быть с ним почаще рядом. Так она чувствовала себя спокойнее, она чувствовала себя защищённой, несмотря на то, что теперь сама была партизанкой и могла себя защитить, да и не только. — Товарищ командир, что с вами случилось? — участливо спросила девушка. — Ничего, Машка, — ответил Сретен, смерив её взглядом. — Меня вот, что волнует: четники. Как бы они нам в спину не ударили. С немцами уж как-нибудь управимся… Да, управимся. Задушат нас, ей-богу: задушат! — Товарищ командир… Но разве вы не говорили, что командир не должен паниковать? Слушай, Сретен… — Марьям осеклась: впервые она называла его по имени. — П-простите. — Ничего, я же тебя называю Машкой, — Любиянкич слегка улыбнулся. — Значит, и меня можно по имени называть, так или нет? Марьям смутилась. Ещё недавно она была ребёнком, инстинктивно подчиняющимся взрослым. Ей только восемнадцать, а в октябре будет девятнадцать. Недавно ещё она училась в художественном училище, подрабатывала в типографии… Эх, вернуть бы эти времена, когда нет ни войны, ни голода, ни крови… Сретен будто прочёл её мысли и, поправив триглавку, сказал: — Знаешь, Машка, всё будет даже лучше, как война кончится. А ну-ка дай руку… — Ой, ну ты что… Я же не умею танцевать, — девушка покраснела, как варёный рак. — Ничего, научишься. Тут даже музыка не нужна. Ну-ка давай, делай, как тебе говорят… Это воспоминание грело Марьям в самые тяжёлые дни войны, и сейчас в её душе точно что-то вспыхнуло. Она мечтательно улыбалась, смотрела куда-то в сторону, периодически вздыхая. — Это её папа? Марьям уронила стопку на пол. Она была готова к чему угодно, но не к таким вопросам. Бабушка всегда говорила, что Марьям — вдова, и хранила страшную тайну в секрете. Да, мало кого удивит в послевоенное время молодая вдова с ребёнком, таких теперь полстраны. — Мамочка, не грусти, — Малика обвила шею Марьям своими маленькими ручонками. — Я люблю тебя. И в этот раз Марьям не оттолкнула девочку, а крепко обняла её, погладив по голове. Дана поняла всю бестактность своего вопроса и замолчала