Выжить любой ценой

       — Хил, ау! Ты там уснула что ли? — раздраженно тарахтел Вениамин Максимович.        — У меня не десять рук, — обиженно отозвались динамики ноутбука.        Комнату, в люстре которой лампочки перегорели еще в прошлом месяце, оккупировал настоящий бардак. Дверь не открывалась до конца из-за наваленной кучи сто лет нестиранной одежды, настоящий цвет линолеума сохранился только под старым советским шкафом да в памяти хозяина. Всегда разложенный диван-книга, занимавший треть комнаты, был бессовестно завален где разношёрстными носками, где рабочими инструментами Вениамина Максимовича.        — Так я что говорил, — наконец добив злосчастного босса, продолжал мужчина, — вся эта политика еще тогда в сорок первом держалась лишь на безоговорочной вере народа.        — С чего вдруг? Веня, етижи-пассатижи, держи его! — очередной лаг игры заставил союзников пасть смертью криворуких. — Они же заключили договор, ну СССР с немцами. Как он назывался-то?        — Акт о ненападении, — тихо отозвалась Вероника. — Давайте уже сменим тему, так мы этот квест до утра проходить будем.        Вениамин Максимович, подстрекаемый продолжать спор, снова зажал кнопку на клавиатуре, «выходя на связь».       — Заключили. А ты поди думаешь, что Сталин, мальчик-зайчик, граждан своих защитить хотел? — мужчина вынужденно выдержал паузу, снова пытаясь не умереть в игре. — Территорию он хотел, ни больше, ни меньше. Да чтоб такую, как до Первой мировой. Царскую Русь он обратно возжелал.        — Послушайте, историки-любители, какая уже разница? Назад не отмотаешь, сидим и играем. Мне на работу между прочим завтра.        — Ишь, цаца какая. Одному тебе, можно подумать, — фыркнул Вениамин, однако, тему закрыл.        Он кинул на пол пустую банку из-под пива, задумчиво проводя рукой по животу. Жестянка звонко отскочила от пола, найдя точку опоры только рядом с уже валявшимися там же «сестрами».        Мужчина осмотрел провода, отходящие от ноутбука, и удрученно вздохнул. Работая электриком, найти в себе силы заняться решением проблем в этой области непосредственно в своем доме, Вениамин Максимович так и не смог, постоянно «ремонтируя» оголенные провода старым и излюбленным способом: синей изолентой. Та же в свою очередь, собрав отходящими кончиками пыль, крошки и пепел сигарет, постоянно отклеивалась. Не ровен час и выйдет это все боком электрику с двадцатилетним стажем.        Вениамин Максимович Абакшин вышел из игры в начале второго ночи. Монитор медленно потух, мужчина потянул за шнур, желая отключить компьютер от электросети. Розетка снова заискрила, по рукам внезапно пошел электрический заряд.        Ни тебе белого света, ни тоннеля, мыслей тоже не было. Воспоминания не хотели пролетать перед глазами, а жаль. Тридцать восемь лет жизни будто большим ластиком стирали с разрисованного листа. Ни боли, ни мук или угрызений совести. Словно бы просто отключился в конце тяжелого рабочего дня. Только холодно было. И еще почему-то чесалась пятка. Странно это все как-то.

***

       — Сашка опять во сне дергается, — донеслось до слуха тихое недовольство.        — Ну и нехай себе дергается, — усмехнулся кто-то сбоку. — Ты представь, что в поезде на Сочи, лежишь себе на койке, а он трясется в сторону солнца и моря.        — Сочи. Скажешь тоже. Мне б к Светланке, да мамку повидать. Как они там? — голос становился тише и, казалось, каждое слово несло в себе столько надежды, что хватило бы каждому.        В голове крутились одни лишь вопросы. Первый и самый логичный: если я умер, почему я еще думаю? А почему слышу? И кто такой Сашка, что так сильно раскачивает двухэтажное койка-место? Кто там тихо перешептывается про Сочи? Ох, ребята, знали бы сколько это удовольствие стоит, обсуждали бы прямой рейс до Шарм-эль-Шейха. Вениамин Максимович открыл глаза. Вокруг было темно. В тусклом свете луны, что пробивалась из маленьких решетчатых окошек под самым потолком, видны были лишь ряды кроватей да пустых низеньких тумбочек.        — О, Сашка, так брыкался, что аж сам проснулся? — хохотнул мужчина, что лежал судя по всему на нижней полке.        Голос явно доносился из-под кровати Вениамина. И тот никак мог сложить в уме два и два. Не было тут никакого Сашки. На что вообще намекает этот неотесанный мужлан? Абакшин перевернулся на бок и его глаза тут же встретились с глазами высокого остриженного налысо парнишкой.        — Кто ты такой? — голос удивил своего владельца. Вениамин Максимович вытаращил глаза, судорожно хватаясь за свое горло. Что за странные метаморфозы произошли этой ночью? Благодаря знакомству со своим новым голосом, из головы мужчины вылетело абсолютно все: почему в его квартире находятся незнакомцы, зачем они переставили мебель и прибрались, какого черта называют его Сашкой, который явно болен какими-то припадками?        — Ну здрасте, баба Настя, — развеселился юноша. — Слышал, Костя? Три года вместе служим и на тебе, — в отличии от Абакшина парня явно не смущало новое звучание голоса Вениамина Максимовича.        — Может его все-таки контузило тогда в тридцать девятом? — с легким беспокойством вопросом ответил парень, что лежал на койке через проход.        — Может и контузило.        Стоп. Кого контузило? О чем идет речь? Какой тридцать девятый? Что за странный сон? Не был он ни в каком тридцать девятом, будь тот неладен. Да и что это вообще значит? В смысле дом тридцать девятый? Так все ж заказы не упомнишь, может и надо было проводку кому из того дома починить. А при чем здесь контузия?        И тут Вениамин Максимович поник духом. Слушай он чужой разговор внимательней, давно бы уже обратил на это внимание. Но слово, которое несло в себе максимум смысловой для мужчины нагрузки, как назло прилетело в голову только сейчас. «Служим». «Я свое отслужил давно, сынок» — усмехнулся про себя Вениамин, свешивая почему-то слишком худые для него ноги с кровати.        Каменный пол словно обжег голые ступни. Первый шок начинал отходить на задний план и к телу вновь подобрался холод. Он забирался под ночную рубашку, раздражал кожу, заставлял мужчину стучать зубами.        — Не понимаю, что вы тут придумали, но я в этом участвовать отказываюсь, — он был настроен решительно. Не собирался он подыгрывать этому цирку, в ожидание, когда же наконец из туалета покажется Валдис Пельш под громовую музыку. Пыл его остудило зеркало.        С ровной поверхности на него смотрел высокий и худощавый парнишка. Состриженные волосы уже начали отрастать, образуя на голове пепельный ершик. Большие темные глаза выражали животный ужас. Вениамин резко обернулся в надежде увидеть за своей спиной тело владельца этого отражения. Но там были лишь ровные ряды кроватей. Он лихорадочно щупал свое лицо, со страхом наблюдая, как человек в зеркале делает тоже самое.        — Точно чокнулся, — удрученно подвел итог Костя, укладываясь на кровати удобней.        Лишние вопросы могли вызвать никому не нужное подозрение. Голова мужчины хоть и была забита дикими орами, но продолжала работать в автоматическом режиме. Вениамин кинулся к тумбочке, что стояла сбоку от кровати, с которой тот слез. Две потертые фотографии, катушка ниток и пожелтевшая по краям бумажка. Дрожащими пальцами мужчина развернул документ.        «Александр Геннадьевич Валиев 1917 года рождения. Рядовой, переведен на службу в подразделение семнадцатого Краснознаменного Брестского пограничного отряда». В верхнем углу к карточке была прикреплена небольшая фотография, с которой на Вениамина Максимовича угрюмо смотрел юный пограничник, чье тело теперь было под управлением Абакшина.        Слабость захватила ноги, и мужчина опустился на край кровати своего сослуживца, о котором ничего не знал, да и вспомнить о чужой жизни не мог. Он схватился за голову, глаза его бегали из стороны в сторону в панике. Этого не может быть! Сложно вообще поверить в реинкарнацию. А тем более в такую жестокую.        — Успокоился наконец.        — Какой… какое сегодня число? — голос предательски дрожал. Вениамин молил всех богов, которых знал, о которых слышал или читал, лишь бы услышал хоть один. Он молил, чтобы его предчувствие оказалось ложным. Чтобы его жизнь не была под угрозой войны.        — Двадцать второе июня, — лениво ответил Костя, — завтра почту принесут. Заодно и узнаешь, как там твоя Светка, Сергей.        — Как? А год? Год какой? — он задал этот вопрос не подумав. На самом деле Вениамин уже догадывался каков будет ответ, и был готов к худшему. Но он ошибался, к такому невозможно приготовиться.        — Да что с тобой сегодня такое? Сорок первый. Ладно день не помнить. Но год-то…        Сердце безжалостно сжалось, пропуская удар. Страх, нарастая, окутывал тело. Руки стали дрожать. Лихорадочные мысли не давали возможности успокоиться и трезво посмотреть на ситуацию.        Стрелки на разбитых часах, что болтались на тонком запястье, неумолимо указывали без пяти четыре утра. За окном темнота потихоньку рассеивалась, уступая место слабо начавшейся заре.        Парни предались бурным обсуждениям предстоящего им дня, делились личными желаниями и мечтами. И только Вениамин Максимович Абакшин, сложа руки в мольбе, что-то шептал себе под нос.        Четыре часа. Мысль об ужасе войны пугала куда больше чем смерть. Если там, в своем времени Вениамин Максимович и правда скончался от удара током, то как минимум один раз с ним такое уже произошло. Смерти он не боялся. Он боялся боли, мучений, боялся долгой войны, ему было до колик страшно представить, как все, кто сейчас спокойно спит, вскоре могут оказаться окровавленными безжизненными телами на поле сражения. Он снова глянул на часы. Пять минут пятого. Сердце кольнула легкая надежда. Может в этом и подвох? Может из-за этой реинкарнации что-то изменилось? Гитлер подавился своими речами и почил? Надежда теплилась внутри мужчины, разнося по организму приятную истому. Большие железные громкоговорители упорно продолжали молчать.        Песня, в последние несколько часов полностью занявшая разум Абакшина, теперь казалась не более чем набором слов, положенных на музыку. Она перестала нести для Вениамина какую-либо смысловую нагрузку. Он наконец расправил плечи.        Стекла посыпались на пол. Оглушающая стрельба разбивала кирпичи казармы. Напуганные служивые бросались на пол, закрывая руками головы, прижимаясь как можно сильнее к каменной кладке. Вениамин Максимович метнулся было к своей кровати, но его твердой рукой осадили.        — Умереть захотел? — кричал прямо над ухом Сергей.        Что-то острое прочно застряло в плече. Боль прожигала кожу. Рука дрожала, глаза наполнились слезами. Вокруг все грохотало и рушилось, кричали люди. В воздухе повис почти осязаемый запах смерти.        Четыре тринадцать утра.