***
— С-стой, Мэсэйоши, я пошут… Грозовая тучка так и вырисовывалась над головою Хаширамы. Ну и как ему теперь прикажете нормально объясняться с Мадарой, когда тот, кто проложил между ними мост доверия, отчалил в спасительное забвение? — Я, кхм, помогу твоему брату. — Да… Так будет лучше. Да уж. Им даже смотреть друг на друга было сложно, как и разговаривать. Непривычно, сбивающе с толку, обескураживающе. На поле боя таких проблем не наблюдалось. Те спасительные десятки минут, которые Хаширама потратил на лечение, направляя организм в нужное русло, стимулируя выздоровление и устраняя зачатки хронических болезней, он потратил на продумывание разговора с Мадарой. И так толком ни к чему и не пришел. Перед глазами постоянно вставали картины их соревнований, весело проведенного досуга и искреннего смеха. Казалось, он может слышать его прямо сейчас, как и голоса, наполненные ожиданием и мечтами. Хаширама протер невольно заслезившиеся глаза. Он мечтал и хотел, чтобы их перепалка все же привела к взаимопониманию. Так и случилось. Как давно, как давно и одновременно сколь недавно он хотел вновь вернуть те времена дружбы. Наверное, неправильно было бы теперь предвзято относиться к Мадаре и «планировать» с ним разговор, а лучше сделать так как всегда. Искренне и от чистого сердца. Ведь большего для дружбы и не нужно. Посмотрев на многочисленные гематомы на теле своего пациента, Хаширама должен был признать, что Мэсэйоши страшен в своем планировании, в своем манипулировании чувствами других, в том, как он идет к цели. Хаширама хмурился. Он знал, что в некоторых моментах Мэсэйоши врал Мадаре или смещал акценты, в ином случае он поверил бы без задней мысли всему сказанному. Он давно заметил, ещё когда они только возобновили своё общение, сколь легко Мэсэйоши говорил о смещении Мадары с потенциального поста главы клана, сколь легко ставил общую благую цель выше клана, не только его клана, но и своего собственного и сколь тяжело самому Хашираме было каждый раз терпеть муки совести, представляя укоризненный взгляд семьи, клана и предков. Столь сложно было обсуждать пути возможного примирения, связанные с враньем, принуждением, обманом, убийствами и как легко Мэсэйоши продуцировал все новые и новые идеи, будто он уже мыслил как Каге их селения шиноби. Не с позиции клана и его интересов, а с позиции интересов всеобщих. Хаширама до хруста сжал кулаки. Он хотел так думать, хотел думать, что Мэсэйоши действительно мыслит этими категориями, а не просто не имеет ничего святого, рассматривая даже его и Мадару как средства достижения поставленной цели. А возможно он сильно ошибается? Возможно, Мэсэйоши прошел тот экзистенциальный кризис, над которым корпит он, и который отпустит его, наверное, только в момент создания их мечты. Их скрытого селения шиноби. А возможно — всё это лишь защитный механизм, маска? Хаширама не знал, действительно ли та легкость с которой Мэсэйоши принудил Мадару изменить свои идеалы исходила от искренней веры в их мечту, или от чистой прагматики, преследующей собственные корыстные цели. Но тогда зачем ему это? Зачем нужно селение шиноби, зачем нужна их общая мечта? Хаширама был уверен, что со временем Мэсэйоши обгонит как и его, так и Мадару в силовом плане. Мэсэйоши мог спокойно поддержать нынешнюю систему. И с его способностями вполне возможно, что конфликт все же бы разрешился, и далеко не в пользу Сенджу. Хаширама потряс головой и укорил сам себя. Думать так о друге нельзя, что же он тогда за друг? Он будет верить в Мэсэйоши, так же как и верит в Мадару и в лучшее будущее. И нужно уже наконец-то начать разговор со старшим Учихой. Тот пусть и проще в понимании, но более проблемный. — Мадара, — Хаширама почесал затылок, — в общем это… — Ты не меняешься, — легкая ухмылка озарила лицо реинкарнации Индры, — говори как есть. Быстрее начнем — быстрее закончим. — Разговор… просто… как бы это, в общем… Мадара начал раздражаться и вопросительно выгнул бровь. Ему оставалось думать почему стоило им примириться, как разговор опять либо скатывается в балаган, либо сквозит дырами из слов, как когда-то. Помнится раньше именно Мэсэйоши направлял в конструктивное русло большинство их бредней. А сейчас Мадара даже сам себе боялся сознаться, что ему сложно думать, сложно мыслить и без младшего брата будто земля уходила из-под ног. На сколь многие вещи нужно теперь смотреть по-другому. Он будто должен был пробежать поле, напичканное взрыв-тегами с закрытыми глазами, где каждая мина — это столп из своих прошлых убеждений. Сердце невольно забилось чаще, и пока Хаширама что-то мямлил про себя, Мадара возвел очи вверх на пустоту лифтовой шахты. В его голове было так же пусто. Правильно ли он сделал, что пошел на поводу наивных мечтаний… теперь глаза невольно скользнули по Мэсэйоши. Вот кого точно было сложно назвать наивным мечтателем. Его брат был до безумия целеустремленным и признаваясь самому себе, Мадара осознавал, что иногда испытывал комплекс неполноценности. Если бы они родились одновременно, ни о какой конкуренции и речи бы быть не могло. Но даже сейчас… Что дало ему пробуждение мангеке? Да ничего в сути своей, только голую силу, тогда как Мэсэйоши уже дал клану знания, влияние, ошеломляющие перспективы. Все то, что продолжит жить после него и станет новым фундаментом для клана. А что дал он, Мадара? Старший из Учих с силой сжал зубы и кулаки, а после сделал несколько профилактических вдохов и выдохов. Так что он дал? Победы на поле боя? Так Мэсэйоши делает то же самое и выровняет с ним силовой показатель весьма скоро. А если учитывать достижения в медицине и фуин — то он уже пассивно другими людьми увеличивает свой вклад. Каждый спасенный Учиха благодаря его открытиям в медицине — это вклад в победу, каждая печать, использованная против врага — это вклад в победу, каждая выручка от продаж, потраченная на нужды клана — это вклад в победу. Мадаре ничего не оставалось кроме как тренироваться ещё усердней, ещё безжалостней к самому себе, и осознавать, что разрыв между ним и Мэсэйоши только увеличивается с каждым днем, что он не может предложить ничего для клана — ничего окромя своих кулаков. А уж надежды превзойти брата в управленческих способностях… Нет, сейчас никто из них не управляет кланом, но почему-то Мадаре казалось, что и здесь не видать ему победы.***
Дождь методично лупил по земле, лило как из ведра, капли стекали по моему голому торсу, даруя прохладу разгорячённому телу. Удар, еще удар, металлический столб предо мной прогнулся. По костяшкам скапывала кровь. Пальцы сами привычно начали складывать печати. Огненные техники заполнили все пространство и поразили деревянные мишени. Рев огня заглушил звуки грома. Приятная истома разлилась по каждой клеточке моего тела. Пусть резерв наполовину пуст, но завтра он станет совсем на кроху, но больше. А потом еще и еще. Я активировал шаринган и создал несколько теневых клонов. Мне осталось лишь скривиться, даже в тренировках я вижу след своего младшего брата. Уклонение от техник, метательного оружия и ближний бой с клонами. Я с легкостью совмещал их. Порезы и яд на клинках лишь замедляли меня. Час, второй, третий. Уже стемнело, а дождь все лупил и лупил. Земля стала необычайно мягкой. Грязь налипла на тело. Мне нужно было отдышаться и я развалился посреди полигона. Вдалеке виднелся свет. Мама, вместе с Ясу, уже наверное приготовили поесть, а отец все еще сидит весь в бумагах. Интересно, дома или в главной резиденции? Если дома — то ему точно достанется. Изуна уже точно уминает за обе щеки, а Мэсэйоши педантично орудует палочками и как всегда приготовит несколько божественно вкусных чашек чая. Его достижения на этом поприще, наверное, даже больше чем в фуин. И как он всё успевает? Не знаю, знаю лишь, что если остановлюсь хотя бы на секунду, то уже не поспею за ним. Нужно стараться больше и дольше. Чтобы… — Чтобы что? Я резко вскочил и занял боевую стойку, кто-то смог незаметно подкрасться ко мне. Из-за дерева вышла черная… тень? Черная клякса в форме человека. — Кто ты?! И что забыл на территории нашего клана?! — Спокойно, спокойно, я тебе не враг, Мадара Учиха. Тень умиротворительно подняла руки, показывая, что ничего не скрывает и не замышляет. — Назови хоть одну причину по которой я не должен допросить и вышвырнуть тебя куда подальше? — А разве ты не хочешь увидеть радость на лице твоего отца, улыбку направленную хоть раз на тебя, а не на твоего младшего брата? — Что ты несешь? Я уже хотел прервать разговор, напрягая мышцы и готовясь к атаке, только тень исчезла. Секунда, вторая и чьи-то руки ложатся мне на плечи, а голос шепотом начинает увещевать. — Даааа, он улыбается всем вам. Но ведь Мэсэйоши чаще… и не так как остальным. Ты ведь видел ту гордость, ту надежду в его глазах когда он смотрит на него, остальные удостаиваются только любви мужа к жене и отца к детям. И ты тоже. Тело вопреки моему желанию расслабилось, но рука все еще крепко сжимала оружие, я не согласен с этой кляксой, он лишь… — А окружающие? Ах, как ведут себя окружающие! Тебе не кажется, что они уже решили для себя давным-давно, кто станет следующим главой клана? Или ты можешь похвастаться фривольным общением со старейшинами? А рядовые члены клана? Они видят в тебе лишь одного из сыновей главы клана, проявляют уважение, но ты ведь сам замечал, что Мэсэйоши в их глазах наследник титула главы, благодетель, бескорыстный агнец, помогающий всем и вся и ничего не просящий взамен, гений, надежда клана, образец для подражания. Он справедливый, чуткий, добрый, но в тоже время не лишен искусственного, им же созданного изъяна — холодный, излишне педантичный и строгий. Вспомни, как благодарит его почти каждый встречный. «Ах, Мэсэйоши-сама, спасибо вам…» и вспомни тот перечень, способный растянуться ни на один час. Моя рука разжалась и выронила кусаригаму. Дождь, и внезапно пошедший град отошли на другой план. Да, это правда, но ведь Мэсэйоши заслужил по праву… — Ваше соревнование не более чем кость, кинутая Мэсэйоши тебе, чтобы когда ты проиграешь ты не роптал. Как думаешь, относится ли он серьёзно к вашему соревнованию? Кто из вас сейчас тренируется до седьмого пота, а кто отдыхает в кругу семьи? Тебя списали, Мадара, в самом начале. Обманули и обвели вокруг пальца. Нет никакого соревнования, есть лишь избиение младенца, призванное потешить твоё эго, дать иллюзию достойного проигрыша. Я резко размахнулся поднятой Кусаригамой, но так и не смог задеть противника, он отскочил от удара. — Я знаю. Тебе больно, но такова правда. — Заткнись. Чего ты хочешь?! Внести раздрай в нашу семью?! У тебя ничего не выйдет. — Нет, Мадара, нет. Я всего лишь считаю, что ты будешь лучшим главой клана, а твое видение мира более совершенно и полно чем у брата, в этом ты превосходишь его на порядок. Я твой верный помощник, и всегда им буду. В знак моей дружбы и преданности прими этот дар. С ним ты одержишь победу. Черная клякса прямо на моих глазах достала из своего торса свиток и положила у своих ног, а после начала медленно растворяться в воздухе, лишь бросив напоследок: — Зови меня Зецу. Интерес пересилил опаску и я, пусть с осторожностью, но все же нагнулся за свитком и пробежался шаринганом по написанному. Там был путь, путь к совсем иному исходу.***
Все последующие встречи с Зецу промелькнули перед Мадарой и он опустил голову. В конце концов, одно ведь не мешает другому, правда? Все ради клана и его процветания. Мэсэйоши показал, что на эту проблему можно посмотреть и под другим углом, а в свете этого… им не придётся конфликтовать, наверное… Клан вместе с ним и братом взойдет на пик своего могущества. Мадара кивнул сам себе, пока резкий крик Хаширамы не поверг его в ступор. — Мы братья! — Что? Ты тот еще фантазер, Хаширама, но не настолько же сентиментальный. — Это не шутка, мы реинкарнации Ашуры и Индры. Основателей наших кланов. Мадара непроизвольно активировал шаринган, всматриваясь в лицо Хаширамы, а тот будто гору с плеч сбросил и начал говорить гораздо уверенней обо всем том, что узнал от Мэсэйоши. О Рикудо, о Ниншу, о некоем Черном Зецу, на имя которого Мадара встрепенулся, но его собеседник совсем не придал тому значения, о какой-то игре, в которой замешаны неизвестные силы. Их разговор затягивался и шел уже не один час. Они обменивались сначала вопросами, потом воспоминаниями, а в конце концов обычными шутками, а спустя некоторое время в руках Хаширамы появились карты. И с подозрительно тихими словами про борг, кабалу, Мэсэйоши и любящего младшего брата тот начал партию.***
Мне оставалось лишь наблюдать за окружающей обстановкой. Лифт спускался с черепашьей скоростью уже третий день. Вполне возможно что он экономил энергию, только как тогда он так быстро поднялся вверх? Или нам настолько повезло, что он застыл с предыдущего использования так близко к поверхности? Впрочем, уже неважно. За эти дни Хаширама как мог поработал над моим здоровьем, правда больше отвлекался на азартные игры с Мадарой. Я проснулся ровно в тот момент, когда лифт наконец-то остановился перед гигантскими вратами, не уступающими размером тем, которые мы с трудом пробили. Только эти добровольно разошлись перед нами с грохочущим звуком, прерывая очередную проигранную для Мадары игру в карты, и открывая вид на темный коридор таких исполинских размеров, внутри которого начали вспыхивать небольшие лампы. Судорожно трясущаяся рука Мадары и активированный шаринган прожигали лыбящееся во все тридцать два зуба лицо Хаширамы неверящим взглядом. Боюсь, без мангеке распознать блеф одного из лучших шулеров будет невозможно. Думаю уже можно и просыпаться. Кое-кто так увлечены игрой, что не обращают ни на что внимания. — Если кто-то думает, что я выплачу за него долг, Мадара, или спишу ту кабалу, что навесил на тебя, Хаширама — то вы оба очень сильно ошибаетесь. Громкое «Кхм» раздалось на два голоса, и эхом разошлось по коридору. Ну вот мы и прибыли.