Полюбить Бродягу

      С третьего раза попав-таки ключом в замочную скважину, Лира тяжело ввалилась в квартиру.       — Чёртова погода! Чёртова спина! Чёртова работа! — сквозь зубы ругалась продрогшая, едва державшаяся на ногах от боли, девушка.       — Лира? Ты сегодня рано, что за праздник? — из коридора показалось заспанное лицо Сириуса. — Что это с тобой? — его спокойный тон переменился, стоило ему взглянуть на белую, как мел, осунувшуюся девушку.       «Что это со мной? Хорошо бы было знать», — пронеслось в голове у той. День начался как обычно. С утра правда донимала тянущая боль внизу живота, да и настроение с самого начала было ни к черту, но на то была естественная причина. Месячные вообще дело неприятное. Однако, на этот раз они проходили гораздо тяжелее обычного. Стоило девушке оказаться на работе, как она поняла, что каждый звук её раздражает: шелест перьев, стук печатей, монотонный гомон, шуршание пергамента. Словно все они исходили изнутри черепной коробки, и оттого звучали в сотню раз громче. Голова гудела и раскалывалась, а вскоре к этому прибавилась непонятная тянущая боль, обосновавшаяся во всем теле. Час за часом она разрасталась, мышцы сводило неприятной судорогой, кости ломило, девушку попеременно бросало то в жар, то в холод. К обеду Лира устала строить из себя бравого солдатика и, сославшись на тяжелую простуду, взяла отгул. Пока девушка добиралась до дома, у непонятной болезни объявился новый симптом: шрамы на спине полыхали огнём. Волны острой, пульсирующей боли, раз за разом накатывали, проходясь по всей длине шрамов, словно когти зверя раздирали зарубцевавшуюся кожу вновь и вновь.       — Что-то ты мне не нравишься, — не на шутку озабоченный голос парня вернул Лиру в реальность.       — Что ж, это произошло раньше, чем я думала. Но спасибо, по крайней мере, за честность. Пойду собирать вещи, — выдавила из себя ухмылку та.       — Не смешно.       — Всё-то тебе не смешно. Ничем не угодишь, — пробормотала в ответ девушка и, сделав несколько шагов вглубь квартиры, почувствовала, как силы уходят из ног. Если бы Сириус не подхватил её на руки, она, пожалуй, так бы и рухнула посреди коридора.       — Да что это с тобой? — Блэк, устраивая Лиру на руках поудобней, обхватил её за спину.       Девушка резко вскрикнула, одернувшись от его ладони, как от раскаленного железа.       — Не знаю я, что со мной. Может, сменишь уже пластинку? — вырвался плаксивый и вместе с тем обозленный крик.       — Я же о тебе волнуюсь, — парень ошарашено вернул Лиру на землю, всё ещё придерживая за плечи.       — Прости, я не знаю, что это было. Я не хотела повышать голос. Вернее, я понимаю, что ты тут не причём, но во мне сейчас сидит столько непонятной злобы. Я устала, мне больно и тошно, и я не понимаю, что вообще происходит, и всё это выливается в злость от бессилия. Вот и ты попал под раздачу, — девушка с трудом концентрировалась на словах, постоянно жмурясь, подергивая плечами и переминаясь с ноги на ногу, словно пытаясь отмахнуться от дурного состояния, как от назойливых мух.       — Не переживай, слышишь? Злишься? Значит, кричи, можешь ударить меня пару раз, выпустить пар. Только в левое ухо постарайся не бить, я им после тех взрывных хлопушек в туалете Хогвартса до сих пор плохо слышу, не хотелось бы из него совсем уж бесполезный балласт делать.       Девушка слабо усмехнулась.       — Так, способность улыбаться не утратила, с этим можно работать. Давай-ка по порядку. Для начала мы тебя отогреем, а потом будем разбираться с остальным. Я сделаю ванну с твоими этими пузырьками.       — Нет, я не хочу ванну.       — Ладно, тогда горячий душ. Тебе надо согреться, к тому же вода лучше снимает напряжение с мышц.       — Сама схожу, — Лира буквально подавляла бушующее желание кричать и плакать, плакать и кричать. Она чувствовала себя так плохо, что ей не хотелось никого видеть, только остаться одной. Но вместе с этим, ей не хотелось, чтобы Сириус её оставлял. В общем, в голове творилась полная неразбериха.       — Конечно, сама сходишь. Сама сходишь, а я схожу с тобой. Ты сама, я сам, два очень самостоятельных человека собственными силами добираются до ванны, всё, как ты любишь, — и он медленно повёл её в сторону ванной комнаты, не забывая время от времени напоминать о том, что они с ней делают всё совершенно самостоятельно.       Горячая вода и густой обволакивающий ореховый аромат душистого геля помогли совладать с ознобом, но не с болью.       Сириус задумчиво разглядывал грубые полосы шрамов, припухшие и налившиеся кровью. В голове родилась догадка, которая самому ему совершенно не нравилась. Однако точно также с приближением полнолуния преображались шрамы Римуса, также донимала его лихорадка.       Отмахнувшись на время от неприятных мыслей, Сириус помог девушке закутаться в полотенце и добраться до спальни.       Тёплая пижама, два одеяла и кипа пледов, собранных по всей квартире, из блаженного теплого кокона скоро превратились в удушающий парник.       — Я сейчас кого-нибудь убью, — провыла в подушку Лира. Раздетая до нижнего белья, мокрая от пота, она лежала на животе, истерзывая подушку.       — Я сейчас вернусь, — Блэк мигом проскочил на кухню к настенному календарю, вмиг подтвердившему его неприятные догадки. — Сраное полнолуние, — вполголоса выругался тот, пнув по пути деревянную табуретку.       — Слушай, как думаешь, твои эти лекари могли где-нибудь напортачить? — стараясь сохранять максимально беспечный тон, спросил Блэк.       — Какие лекари? — раздалось в ответ угрюмое бурчание.       — В больнице Святого Мунго, тогда, после случая в визжащей хижине, — Сириусу явно не хотелось называть вещи своими именами.       — Ты что же думаешь, я в оборотня к концу дня превращусь? Думаешь, это лихорадка перед обращением? — спустя несколько минут тишины, Лира сложила в общий пазл догадки Блэка.       — Нет. Ничего я такого не думаю, — остановил паровоз её мыслей Сириус. — Но у тебя что-то происходит с шрамами, тебя лихорадит, ты вся бледнющая. Всё как у Римуса накануне превращений. К тому же сегодня первый день полнолуния…       — Но это же не значит, что я шерстью к ночи порасту, — перебила Лира. — Целители точно сказали, что ликантропия мне не передалась.       — Конечно, не значит. Я вовсе не это имел в виду, — куда уверенней, чем даже он сам ожидал, возразил Блэк. — Но ведь ты сама говорила, что у тебя могут проявляться те же симптомы, похоже, что это они и есть. Непонятно только почему сейчас, с тех пор прошло уже не одно полнолуние.       — Ничего удивительного, видимо это была простая ремиссия, может действие лечения какое-то время подавляли симптомы, теперь уже нечего гадать. Была да сплыла. Ну да ладно, выяснили хотя бы, что происходит, — Лира устало закрыла глаза, предвещая ещё несколько дней в плену этой боли.       — А, знаешь, я бы не перестал тебя любить, даже если бы ты поросла шерстью и бегала по дому, брызжа слюной и круша всё на своём пути, — Сириус мягко опустился на корточки перед её кроватью, встречаясь с измученным взглядом будто потускневших синих глаз.       — Ага, потому что «мало б что поменялось», — пробубнила та.       — Какая же ты — язвочка, — он легонько ущипнул девушку за нос.       — Не нравится — не трогай.       — Ещё как нравится, — он взмахнул волшебной палочкой, создавая в комнате легкий прохладный ветерок. Тот ласково обдувал изнуренную жаром девушку.       Спустя ещё несколько долгих часов борьбы с лихорадочным состоянием, Лира забылась беспокойным сном.       Блэк так и сидел на полу возле кровати, охраняя её шаткое забвение. В голове крутились неспокойные мысли, непрошенные воспоминания пробуждали таящееся внутри чувство вины. Чем больше свободы давал он голосу в своей голове, тем мрачнее он становился.       Он столько раз подвергал её опасности. Он вечно подводил её. Подводил всех. С самого детства он смотрел, как его действия отзываются выражением разочарования на лицах родных. Он всё бежит, бежит от этого чувства, от этих взглядов, но ничего не меняется.       Мрачные мысли накатывали темными водами, топя и убаюкивая, призывая не сопротивляться. Но прерывистое сопение под ухом напоминало парню, что ему, как никогда раньше, есть ради чего оставаться на плаву.

***

      Сначала в тело вернулась боль, затем послышался тихий птичий рокот, через мгновение сон полностью отступил. Лира нехотя открыла глаза, возвращаясь из неспокойного сна в ещё более тревожную реальность.       — Разбудили-таки, засранцы, — недовольно буркнул Сириус. — Гогочут хуже сорок по утру, сплетники несчастные.       — Ты о чем это? — сделав над собой усилие, девушка развернулась, приподнимаясь на локтях. Расфокусированный взгляд заспанных глаз проскользнул по комнате. — Рогон?       Горделивый ястреб важно бродил по подоконнику что-то без устали вещая белому ворону, усевшемуся на краю письменного стола и, то и дело поддакивающему собеседнику.       — Говорю же, развели тут голубятник, — Сириус раздраженно шикнул в сторону переговорщиков, но те лишь клацнули клювами и продолжили неотложную беседу.       — Давно он тут?       — Да нет, минут пятнадцать от силы. Вот, держи, — Блэк протянул девушке запечатанное письмо.       Лира развернула свиток пергамента. Ставший таким родным почерк прибавил девушке сил, боль притихла, оттесненная радостью предвкушения новостей от друга.       Строчка за строчкой девушка погружалась в письмо и всё меньше верила своим глазам.       — Вот так новости, — трижды прочтя весть от начала до конца, наконец, заключила Лира, и в голосе её смешивались радость, шок и изумление.       — Что-то случилось? — стараясь контролировать свою неуместную ревность, поинтересовался Блэк.       — Случилось, — подтвердила та. — У Александра родился первенец, сын, — на бледном измученном лице заиграла улыбка.       — Ого, — только и вырвалось у шокированного Сириуса. — А он время попусту не теряет, — протянул парень, к которому медленно приходило осознание сказанного.       — Точно, — Лира призадумалась. — Но это ещё не все новости.       — Что? Сразу второй? Или развод?       — Да нет, — прервала поток предположений Блэка девушка. — В следующие выходные будут крестины, и Александр хочет, чтобы я была его крёстной.       — Ну что ж, поздравляю новорожденного с самой лучшей крестной в мире, — усмехнулся Сириус, хотя в голосе его пробивались странные тоскливые нотки.       — Да нет, Сириус, это же серьезные вещи. Я к такому повороту событий готова не была. К тому же у них ведь даже церковь другая. Разве православная церковь примет католическую крестную?       — Не о том ты думаешь, пташка. Александру, полагаю, глубоко наплевать на твою веру. Он просто знает, какой ты человек и понимает, что крестной лучше ему в жизни не сыскать. Так что отставить панику.       — Наверное, ты прав.       — Я всегда прав.       — Сын! С ума сойти можно. Мы же только вчера с ним из-за штурвала ссорились, а сегодня… БАЦ! Сын.       — Штурвала? Какого штурвала?       — Да так, старая история, — девушка тепло улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям и опустилась обратно на подушки, удобней устраиваясь на животе. Боль понемногу возвращалась.       — Ты мне не рассказывала, как вы с ним познакомились.       — А тебе всё ещё интересно?       — Угу, — он опустился на край кровати, поглаживая Лиру по волосам.       — Когда мы впятером прибыли в Дурмстранг, директор приставил к нам старосту школы, чтобы тот помог нам адаптироваться и разобраться в уроках, предметах, требованиях, во всём, короче говоря.       — Это и был Александр, — перебил Блэк.       — Верно, — кивнула девушка. — Он был на год старше нас. Любимчик директора, да и многих учителей, один из лучших учеников школы.       — То есть занудный и заносчивый «золотой мальчик»?       — Нет, — усмехнулась Лира. — Хотя с заносчивым, пожалуй, можно согласиться. Он всегда держался гордо, холодно и слегка высокомерно.       — И что же? Растаял, завидев тебя?       — Вовсе нет. Он долгое время относился ко мне также холодно, как и ко всем остальным.       — Ну так что же это изменило? — терял терпение Блэк.       — Ох, Сириус, это долгая история.       — Надо же, я как раз сегодня совершенно свободен.       — Какой же ты любопытный.       — Я весь во внимании.       — Ну ладно, неугомонный, тогда слушай…