Лживый свет луны

Светло-лиловая помада хорошо сочетается с темным платьем, наносить ее нужно осторожно, чтобы тонкие губы казались немного больше. Пышные искусственные ресницы приклеены капельками специального клея на уставшие веки. Здесь любят, чтобы было поярче. Руки в тонких сетчатых перчатках поправляют пышный подол юбки, которая едва прикрывает острые коленки в обтягивающих коричневых чулках.       — Давай, я помогу, — дружелюбно говорит одна из девушек и проводит по светлому лицу кисточкой для румян. Когда с макияжем заканчивают: тени идеально симметричны, тон щек не отличить от натурального румянца, глаза в обрамлении густых темных ресниц словно светятся изнутри, — приходит очередь парика. Светлый парик идеально ложится поверх волос такого же цвета. Поправляя длинные прядки, девушка улыбается своему отражению, когда из-за двери раздается голос хозяйки:       — Мизуки, твой выход!       — Удачи, — шепчет девушка, что помогла ей, наблюдая за стройной фигурой, направляющейся к выходу.

***

Все зовут его Мизуки, это имя придумала хозяйка заведения. Впрочем, спрашивать о настоящих именах здесь было не принято. Куроко такие правила устраивали, а задушевные разговоры он все равно не любил. Для него это лишь способ хорошего заработка, и за прошедшие полгода он уже привык переодеваться в девушку. Работы здесь хватало всем даже зимой, вернее, особенно зимой, когда клиенты приходили расслабиться, выпить чего-нибудь покрепче и посмотреть на милых дам. На это место Куроко наткнулся совершенно случайно. Весной он перешел на третий курс, свободного времени стало больше. Ставшие его единственным увлечением после отъезда Кагами книги — он так и не смог заставить себя играть в баскетбол в университете — учебе нисколько не мешали, а даже шли ему в плюс. Он давно вырвался в ряды отличников, и преподаватели никогда к нему не придирались. Все могло бы идти своим чередом и дальше, но одним вечером все изменилось. Семейный ужин был в самом разгаре, когда бабушка вдруг упала со стула и потеряла сознание. Ошарашенный Куроко попытался ее поднять, но родители остановили его и поспешили вызвать скорую. Никто не знал, что произошло, и в больницу семья ехала в полном смятении. Конечно, здоровье пожилой женщины с годами не становилось лучше, но ни Куроко, ни его родители не оказались готовы к такому. В палате бабушка пришла в себя, а потом доктор долго объяснял про болезни сосудов, к которым теперь добавился и перелом. С переломом было что-то не то, требовалась операция, даже если для пожилых людей могли возникнуть новые осложнения. Взволнованный Куроко держал бабушку за руку, пока та кивала и охала, слушая доктора. Мама с папой тоже согласились, что первым делом нужно возвращать подвижность, а затем лечить сосуды. Хорошо хоть, денег хватило на оплату операции, но дальнейший уход за пожилой женщиной стоил недешево. Пока что решили оставить бабушку в больнице, ведь дома никто не смог бы за ней присматривать — родители Куроко работали до вечера, а он сам возвращался только во второй половине дня. После операции Куроко старался оставаться с бабушкой до позднего вечера, даже если рано утром ему нужно было бежать в университет. И вот однажды, выйдя из больницы, он брел по улице в сторону железнодорожной станции, чтобы сесть на поезд и поехать домой. Сам тогда не понял, почему слезы вдруг потекли из глаз. Бабушка была для него намного ближе родителей, которые до вечера пропадали на работе, именно она научила его читать и, когда он рос, всегда находила для него минутку. И когда вдруг выяснилось, что бабушка уже давно больна, Куроко понял, что не знает, как теперь быть. Хотелось дальше плыть по течению: посвятить себя учебе, закончить университет, найти работу. И чтобы с родными все было в порядке. Но у Куроко никто и не спросил, готов ли он к переменам. Вот так все и случилось — как снег на голову. Хотел он того или нет, привычная жизнь изменилась, выдернув его из его уютного мирка. И сейчас надо думать о том, как помочь родителям. Вытирая слезы, он прибавил шагу — вдруг что-то сильно ударилось в его плечо, и он в кого-то врезался:       — Извините. Чья-то цепкая рука схватила его повыше локтя, заставив развернуться. Незнакомая женщина смотрела ему прямо в глаза.       — А это может быть интересно. Как раз то, чего мне не хватало, — задумчиво пробормотала она. — Эй, парень, хочешь подработать? Куроко смотрел на весьма экстравагантную особу. Женщине было где-то под пятьдесят, может, больше, а ее сухого телосложения не скрывала даже весенняя теплая куртка. Наверное, в молодости она покорила не одного мужчину. Хотя на ее лице давно появились морщины, ярко накрашенные глаза все так же кокетливо посматривали на него. Женщина отпустила руку Куроко и спросила еще раз:       — Ты меня вообще слышишь? Работу предлагаю. Замявшись, Куроко стал подыскивать слова для ответа:       — Извините, я немного растерялся. Что вы говорили про подработку? Она долго смотрела в его глаза и вдруг мягко улыбнулась:       — Случилось что? Куроко не ответил. Тогда женщина вздохнула:       — Можешь не рассказывать, но останешься тут — замерзнешь. Дождь начинается, — она огляделась по сторонам. — Пойдем в мой клуб, согреешься. А там, может, помогу чем. И про работу расскажу. Куроко согласился, удивив даже самого себя. Обычно он отказывался от сомнительных знакомств на улице, но в тот вечер мысли были заняты лишь состоянием бабушки. Похоже, клуб располагался в подвале. Крутые ступеньки вели к маленькой, ничем не примечательной двери, и Куроко на секунду засомневался, стоил ли вообще заходить.       — Да не волнуйся, у нас все прилично. Хоть заведение и небольшое, в узких кругах его хорошо знают, — женщина с силой толкнула дверь. Внутри около входа стояли двое рослых охранников, хозяйка перебросилась с ними парой слов, а затем поманила озирающегося Куроко за собой. Он бывал в клубах раньше. Но не в таких. Здесь не играла громкая музыка, да и рассеянное освещение не располагало к танцам, которые так любили его ровесники. Из-за полумрака и темных стен зал казался бесконечным, но стоило Куроко приглядеться, и он заметил, что места тут совсем немного. На противоположной от входа стороне находилась небольшая сцена, а вдоль стен стояли маленькие круглые столики с мягкими креслами или диванами. Из предполагаемых посетителей Куроко смог разглядеть лишь мужчину в компании нарядной девушки… Тут ему в глаза бросилось очевидное: одежду его спутницы приличной назвать язык не поворачивался. Короткое платье, вызывающие темные чулки с ажурными подвязками, яркий макияж… Тут-то парень наконец понял, куда попал. Он хотел было возмутиться, но хозяйка потянула его за отдельный столик, подальше от посетителя:       — Не шарахайся так, у нас тут не бордель. Куроко отвернулся от парочки и присел на предложенный диван. Женщина достала сигареты и закурила:       — Будешь?       — Спасибо, но я не курю. Куроко весь напрягся — эта обстановка ему не пришлась по душе. Женщина усмехнулась и махнула рукой, подзывая кого-то, и вскоре около их столика нарисовалась девушка в неброском наряде: юбка чуть выше колен и простая белая маечка с бейджиком. Всё на удивление прилично.       — Добрый вечер, Одзаки-сама. Желаете сегодня вина? Одзаки-сама покачала головой:       — Здравствуй, Юми. Нет, лучше кофе. — Она повернулась к Куроко: — Чай или кофе?       — Чай, пожалуйста. Девушка поклонилась и ушла.       — Вы сказали, что это не бордель, — внезапно осмелев, произнес Куроко. — Что же тогда? Одзаки-сама усмехнулась:       — Мои девочки только танцуют для посетителей, без каких-либо прикосновений — это табу. Ну или беседуют с ними, развлекают. Тут у нас свои правила. Ты сам не был в подобных местах?       — Не доводилось, — сухо ответил Куроко.       — Экий ты хладнокровный, — сквозь смешок произнесла собеседница. — В школе еще учишься? Он покачал головой:       — Нет, на третьем курсе университета.       — Ха! А по тебе и не скажешь. Официантка подала напитки и ушла. Глотнув теплого зеленого чая, Куроко почувствовал себя лучше, но перед глазами снова всплыла больница. Однако хозяйка заведения не давала ему задуматься:       — Когда я тебя увидела на улице, ты плакал вроде. Случилось что-то плохое? Она спрашивала осторожно, но пути для отступления не давала. И Куроко решил, что может все рассказать. В конце концов, она ему никто, он ей — тоже. А перед незнакомцами всегда легче выговариваться.       — Моя бабушка попала в больницу, и лечение будет долгим и… дорогим. Родители одни не потянут, даже несмотря на то, что они оба работают. Я думал найти подработку на вторую половину дня. Но опыта у меня нет, да и не знаю, вдруг это помешает учебе. Одзаки-сама слушала внимательно.       — Ты что-нибудь умеешь?       — Раньше играл в баскетбол. В школе. Но бросил. Куроко перевел взгляд на сцену, на которую вышли еще две откровенно одетые девушки, они кокетничали между собой и строили глазки одиноким посетителям.       — С баскетболом я не помогу, но работенка для тебя найдется, — хозяйка с интересом рассматривала лицо собеседника, а затем ее взгляд спустился ниже. — Ты невысокий и худой, да еще и с голубыми глазами. Спрос будет. Куроко чуть не поперхнулся чаем. Такого он никак не ожидал! Что-что она сказала?!       — Спрос? Я подумал, вам нужен официант… Сипло рассмеявшись, дама сказала:       — Официант? У меня одна девочка и так прекрасно со всем справляется. Здесь не кафе, подают только напитки и легкие закуски. Нет, мне не нужен официант. А вот танцовщица, вроде тебя, заинтересовала бы посетителей. Куроко с ужасом посмотрел на Одзаки-саму, которая, кажется, не шутила!       — Я и танцевать-то не умею… Не думаю, что мне такое подойдет.       — Не умеешь — научим. Но если говорить уж совсем прямо, то я тебя не ради танцев беру. Ты будешь, вроде… м-м-м… легкой экзотики, понимаешь?       — Нет, — честно ответил Куроко. Затянувшись сигаретой, Одзаки-сама начала объяснять:       — Клиенты у нас бывают разные, а для этого нам нужно предоставить им максимально большой выбор. Приходят и те, кто заинтересовался бы и переодетыми мальчиками, но нанять подходящих парней у меня еще не получилось. Если не считать тех громил, — она кивнула на охранников. Куроко пытался переварить услышанное. Подработка походила на какое-то извращение, в котором все меньше хотелось участвовать. Тем временем хозяйка продолжала:       — У такой работы есть плюсы — график свободный. Клиенты к тебе, поверь, потянутся. Оплата у нас по времени — чем дольше займешь посетителя, тем больше заработаешь. Плачу хорошо, с каким-нибудь рестораном, где ты собрался официантом работать, не сравнить. Кроме того, как я уже говорила, касаться танцовщиц запрещено. Это первое правило. Всего их два.       — А какое второе?       — С клиентами не спать, — прямо ответила Одзаки-сама. Куроко едва заметно покраснел, но, к счастью, в полумраке хозяйка этого не заметила.       — Для этого есть вполне очевидная причина. Многие мужчины, знаешь ли, существа азартные. Девушка волнует их, пока остается недоступной. А как разденется, то всё, игра закончилась. Поэтому клуб заинтересован в том, чтобы клиенты приходили еще и еще. Постоянных посетителей у нас много. И, как правило, они заглядывают к конкретным работницам. Одзаки-сама все говорила, а Куроко от неловкости уже хотел провалиться под землю. Нет, на такую работу он не готов, не осмелится. Он должен отказаться.       — Даже если ты ничего не умеешь, тут тебя научат, — продолжала Одзаки-сама. — Девочки у меня приветливые, а чаевые делятся на всех, поэтому все друг другу помогают. Костюмы, косметику, парики и прочее предоставит клуб. Поэтому подумай… Куроко покачал головой:       — Я… вряд ли смогу здесь пригодиться. Но спасибо за предложение. Ему все равно пора уходить, осталось всего два поезда, а дальше хоть ночуй на вокзале. Чай согрел Куроко, но нужно было отправляться домой. Женщина внимательно посмотрела ему в глаза:       — Не торопись с ответом. Поразмысли хорошенько. Вот, — она достала из кармана пальто визитку, — возьми. Можешь хотя бы попробовать. Ну и, чтобы тебе было с чем сравнивать, я расскажу про среднюю оплату за смену…