На спор

Эдди чувствует испарину на лбу и мелкую дрожь в пальцах, ведь понимал, что если начнет оправдываться или поспешно отрицать — Ричи точно ему не поверит, так как лучший способ защиты — это нападение, но в этой ситуации Каспбрак оказывается беззащитен. Он отворачивает голову к боковому окну и сглатывает образовавшийся в горле ком, который мешал вымолвить хоть что-то. Было понятно, что Тозиер ждет ответ на его слова, от чего становилось еще более неловко, однако астматик пытался держать себя в руках и казаться как можно более равнодушным, но явно дрожащие руки выдавали его полностью. — Это слухи, — в конце концов, кое-как отвечает Эдвард и даже не думает смотреть на рядом сидящего парня, на лице которого, вероятно, была издевательская усмешка, — Я не гей. И, скорее всего, Эдди все же врет. Он не привык говорить неправду никому, даже самому последнему мудаку, но сейчас в этом была крайняя необходимость. Каспбрак не хотел, чтобы Ричи пустил еще бо́льшие слухи по всей школе, иначе придется снова переводиться по той же причине. Астматик действительно хотел сказать правду и открыть душу хоть кому-то, но не мог. Просто не мог, из-за боязни быть высмеянным человеком, который медленно, но верно, влюбляет его в себя. Он верил, что Ричард может быть искренним и открытым, не таким, каким его привыкли видеть все окружающие, в том числе и Эдди. — Неужели ты хочешь сказать, что такому вафельно-сахарному мальчику как ты, нравятся секси-блондинки с сочной задницей? — кудрявый сует в рот сигарету и поджигает ее на ходу. — Брюнетки, — не думая, отрезает астматик и подпирает рукой подбородок, все еще глядя в окно на проезжающие мимо машины и проносящиеся деревья, чуть обрамленные желтыми и красными листками. — Даже так? — удивляется Ричи и издает хриплый смешок, параллельно постукивая длинными пальцами по черному рулю, — Что-то скучно едем. Сразу же после этих слов, Тозиер, не сводя взгляда с лобового стекла, протягивает руку к радио и нажимает кнопку, тем самым включив какую-то рандомную волну, а какую — ему было вовсе неважно. До ушей Эдварда доносится не слишком громкая музыка, а постукивания кудрявого пальцами стали постепенно учащаться, хоть песня и не была для этого предназначена. Мотив был медленный и приятный, ласкал слух и заставлял думать только о хороших вещах. Он немного прикрывает глаза и пытается вслушиваться в слова, но гул мотора машины практически полностью заглушал их. Каспбраку прямо сейчас было абсолютно все равно, волнуется ли о нем мама, ведь сын должен был вернуться домой час назад, он просто решил не терять момент и провести время хоть с кем-то после занятий, пусть им даже и оказался Ричи Тозиер. — Ты пожелала мне всего хорошего, — бархатный низкий голос кудрявого напевал слова песни, которую он, скорее всего, знает наизусть полностью, — Ты никогда бы не подумала, что я буду плакать по тебе, — он как-то напрягается и сжимает руль машины чуть сильнее, — Плакать по тебе… В какой-то момент, астматик всё-таки решается посмотреть на парня и делает это не зря, ведь его сосредоточенный вид полностью привлекал внимание. На мгновение даже показалось, что на его глазах вот-вот выступят слезы, но Эдди предпочел об этом тактично промолчать и не надоедать своими беспокойствами по этому поводу. Каспбрак слышит и тихое шмыганье носом, однако просто отворачивает голову обратно к окну. — Когда ты сказала «пока», ты оставила меня совсем одного, — продолжает напевать Ричи и тушит тлеющий бычок сигареты о кожаное сиденье, — Одного в слезах, — делает музыку громче и давит на газ настойчивее, — Одного в слезах… * * * Все же красивые места за городом действительно есть, и это даже не удивительно, ведь дорогие дома богатых людей в Дерри нигде не сыщешь, а здесь их хоть отбавляй. Когда-то Тозиер уже был здесь, и довольно часто. Двенадцать лет подряд. Он оглядывает местность и грустно вздыхает от накатывающих воспоминаний, глядя прямо на большой дом, где раньше жил со всей своей семьёй. Его губы начинают слегка подрагивать от снова подступающих слез, но Тозиер сдерживается, списывая дрожь на вечерний холод. Не хотелось показывать себя со слабой стороны перед тем, кого всеми способами пытаешься привлечь с помощью своей харизмы и равнодушия, так что прямо сейчас он просто не мог расплакаться из-за своей сентиментальности, которую всеми способами пытается скрыть уже на протяжении всей своей школьной жизни за маской хулигана. — Милый, ужин готов! — нежным голосом кричит женщина лет тридцати двух, расставляя тарелки с супом на кухонный стол, при этом изящно скидывая с себя чуть грязный фартук. Услышав голос матери с нижнего этажа, десятилетний Ричард тут же бросает цветные карандаши на кровати и выбегает из комнаты, с улыбкой на лице спускаясь в светлую кухню. За столом уже сидел отец со свежим выпуском газеты в руках и, наверняка, вычитывал там последние новости города Дерри, который славился на тот момент не очень хорошей репутацией. Он что-то возмущенно бормотал и осуждающе качал головой, иногда поправляя очки, съезжавшие с переносицы, большим пальцем. Маленький Тозиер хлопает в ладошки, почувствовав запах любимого куриного супа и быстро запрыгивает на стул, после чего принимает из рук мамы ложку и кусочек жаренного тоста. — Только не спеши, — строго, но с той же мягкостью говорит Дороти и убирает свои блондинистые волосы с золотым отблеском в пучок. Она присаживается рядом с Давидом и также вручает ему столовые приборы. Ричи всегда любил такие теплые семейные посиделки, особенно зимой, когда камин грел их на рождественский ужин или просто в самый обычный вечер. Приятно было осознавать, что у тебя есть и любящая мама, и трудолюбивый отец, который также души не чает в своем младшем сыне, и вроде бы, ничего тогда не предвещало ничего плохого. — Мам, а эта школа хорошая? — мальчик мотает ногами, глядя на женщину сверкающими от любопытства глазами, ведь он уже предвещал свой долгожданный переход в среднюю школу. — Конечно. — Туда берут только хороших детей, — Давид усмехается уголком губ и немного приспускает газету, глядя на Ричарда сквозь тонкие линзы очков. — Но я ведь хороший! Правда? — Да, — Дороти кивает и отправляет в рот первую ложку супа, — Веди себя хорошо и не дерись с одноклассниками, как это было в прошлой школе. — Я не буду, — ярко улыбается мальчик и мечтательно прикрывает глаза, воображая, как по-новому заживет в новом окружении. Тозиер открывает глаза. Серый дом, в котором пропал уют и материнская забота — всё, что он видит. Отвратительное зрелище. Да и воспоминания только добивают.  — Что мы здесь делаем? — тихо и даже как-то испуганно спрашивает астматик и захлопывает дверцу машины, поднимая взгляд на тот самый дом, на который был устремлен пристальный и потерянный взгляд Ричарда. Голос Каспбрака быстро выводит кудрявого из колеи и он тут же встряхивает головой, а после сует ключи от машины обратно в задний карман штанов, откуда они точно не выпадут, если он не будет слишком выпендриваться. — Идем, — твердо цедит парень сквозь зубы и даже не выслушав Эдварда, уверенно ступает по хрустящим, опавшим с деревьев, разноцветным листьям подошвами ботинок, не до конца понимая, зачем же они все-таки сюда приехали. Возможно, Тозиер просто хотел вспомнить хоть что-то хорошее и светлое из своей жизни, что маловероятно, ведь прошлое никогда не заменит настоящего, как бы этого сильно не хотелось. Безусловно, астматик опешил от такой напряженности Ричарда и без возмущений пошел за ним, так как понимал, если что-то возразит — он точно сорвется и Эдварду уже не спастись от проблем, тем более за городом, где практически в такое время года никого нет. Ричи дергает за ручку забора и ничего не происходит. Дергает еще раз — тоже самое. Неужели закрыто? — Твою мать, — шепчет он и судорожно принимается трясти железную дверь, поднимая взгляд на высокий забор, до которого добраться никак не будет возможно. Хватка постепенно ослабевает и повернувшись лицом к Каспбраку, парень медленно оседает на землю, глядя в никуда. А ведь он так надеялся, что на этот дом уже все забили и отец не стал закрывать хотя бы забор, но видимо, он ошибался. Давид решил позаботиться о конфиденциальности и о том, чтобы Ричард уже никогда не проник сюда. * * * — Я здесь раньше жил с родителями, — тихо говорит Тозиер и перебирает в руках засохший листик, который нашел на земле под своими ногами, — С самого рождения я был здесь, и… Лет шесть назад мы переехали с отцом в город. Эдди сидит в позе лотоса и с каким-то сочувствием смотрит на парня, на его стеклянные пустые глаза и чуть подрагивающие губы. За все время, что он знает Ричи, никогда не видел это таким открытым и умиротворенным, совершенно не агрессивным, какой он есть всегда. В какой-то момент даже захотелось его обнять. Крепко-крепко прижать к себе и не опускать еще несколько минут, пока не почувствует, как настроение Ричи налаживается и приобретает цветные оттенки, вместо привычных серых. Астматик сдерживался, потому что знал, какой Тозиер вспыльчивый и, наверняка, не поймет, если его обнимет практически незнакомый парень со школы, который расхаживает в розовом свитере, совсем не страшась Бауэрса. — А мама? — Она умерла. Из-за этого нам и пришлось покинуть дом, — сует руку в карман куртки и достает очередную сигарету из приоткрытой пачки. — А… — мешкается, совсем не зная, что сказать, — Мне очень жаль… — Это что-то типа моей детской травмы, — горько усмехается и чиркнув зажигалкой, наблюдает за первым рассеивающимся в воздухе дымком, — Думаю, поэтому я и стал таким… Таким отбитым. Этим и отталкиваю людей от себя, — делает затяжку и выпускает густое облако изо рта. Каспбрак двигается к кудрявому ближе и устремляет неловкий взгляд в землю, однако все же периодически поглядывает на рядом сидящего, но так, чтобы тот этого не заметил. Он чуть касается плечом его куртки, от чего как ошпаренный отодвигается обратно, боясь смотреть на реакцию Тозиера, а то мало ли, презирает какие-то физические контакты, пусть даже такие незначительные. — А знаешь что? — Ричи ничего не чувствует и переводит взор на астматика, тут же словив его мимолетный взгляд на себе, — Я целовался только один раз, ты можешь поверить в это? — Что? — и Эдвард действительно удивляется, немного вскидывая брови, — Все говорят, что ты уже со всеми девушками в школе… — Переспал? — перебивает его парень и снова усмехается, — Это правда, — смотрит вперед на уже заходящее солнце и чуть потемневшие переулки, — Но целовался с одной. Каспбрак пытается подавить свое любопытство и простой интерес, но все равно тихо, еле слышно спрашивает: — Почему? — Потому что она мне реально нравилась, а я не целую тех, кто мне не нравится, — задумчиво поднял глаза на бледные звезды и мечтательно улыбнулся, — Мы даже встречались почти полтора года, прикинь? В ответ на слова Ричарда, Эдди лишь кивает головой и глядит на носки своих кроссовок, которые из-за мрака уже почти не были видны. — А сейчас… — бормочет астматик и неловко заправляет прядку своих упавших волос за ушко, — Сейчас тебе кто-то нравится? Боже, Каспбрак, это такой глупый вопрос. Такой глупый вопрос! Ну вот на что ты надеешься? Что он скажет «да, конечно» и кинет на тебя влюбленный взгляд? А может, еще и поцелует? Да признайся же ты, Эдди, что тебе нравится Ричи Тозиер.