October Writing Challenge - Трансформеры (сборник драбблов и мини)

Везде, куда хватало взгляда, простирались пустоши, испещрённые невысокими грудами изломанного серого металла. Границу земли и неба расчерчивала белая полоса; она всё сужалась и сужалась, а вокруг сгущался ровный полумрак. Оптимус бродил уже несколько полных циклов, но не обнаружил ни единой живой искры. Сообщения, посланные в эфир открыто, без шифровки, не нашли ответа. Он продолжал поиски. В основном в робоформе, но иногда трансформировался в альтмод, чтобы не дать внутренним деталям застрять в одном положении. Заправляться не требовалось; доработанный Молотом Солус корпус потреблял мало энергона. Спустя некоторое время Оптимус заподозрил, что попал в магнитное поле какого-либо крупного месторождения металлов: хронометр работал с перебоями, а определитель координат показывал несуществующие глифы ширины и долготы. Он продолжал идти — а что ещё оставалось? Ещё через три полных, судя по обороту светила, цикла Оптимус выбрал место в тени крупной горной формации и принудительно отправил диски памяти на дефрагментацию. Но даже перезагрузка не перезапустила хронометр, и из подзарядки Оптимус вышел исключительно благодаря тревожному оповещению от боевых протоколов и автоматическому щелчку боевой маски. Над ним, отбрасывая длинную остроугольную тень, стоял мех. Рука за долю клика трансформировалась в бластер и нацелилась стоящему в грудь. — Здравствуй, — сказал мех с опаской. — Откуда ты и что тут делаешь? Оптимус приподнялся и потряс головой. В спину меха бил яркий свет встающей звезды, но, несмотря на это, Оптимус всё равно его узнал. — Мегатрон? Как ты здесь очутился? Мех пожал шипастыми плечами. — Ты ошибся, незнакомец, меня зовут Гальватрон. А кто такой ты? И почему ты направляешь на меня оружие? Нам нечего делить. Оптимус поднялся, не опуская руки. Мех, назвавшийся Гальватроном, немного отступил. — Прости, если потревожил твой покой, но я было подумал, что нам, возможно, по пути. Раз нет, то удачи тебе в странствиях, незнакомец. — Подожди, — окликнул Оптимус. — Моё имя — Оптимус, и я полагаю… полагал, что оно тебе известно. Я разыскиваю своих друзей. Куда идёшь ты? — У тебя хорошее имя, Оптимус… и странная цель. Но это твоё личное дело. Я ищу Юникрона. Если хочешь, присоединяйся ко мне, вдруг твои друзья ждут тебя в Его владениях. У Оптимуса холодок пробежал по протоформе. Гальватрон совершенно бесхитростно смотрел на него бледно-лиловой оптикой. — Что ты знаешь о Юникроне и почему хочешь с ним встретиться? — Он — Владыка всего Сущего и Конечный Итог бытия. Я хочу попасть к нему и узнать о цели своего существования. Оптимус потряс головой. — Поверь мне, ты ошибаешься. Юникрон — мифологический гигант, разрушитель миров, брат и вечный враг Праймаса, который создал всех нас… — Мне ничего не известно о Праймасе, — спокойно ответил Гальватрон. — Я был активирован уже со всем необходимым знанием о Юникроне и думал, что подобным знанием обладают все, но ты первый, кого я встретил, поэтому, полагаю, твои убеждения имеют такое же право на существование, как и мои. Оптимус, поразмыслив, принял решение. Что бы Мегатрон… что бы Гальватрон ни затевал, лучше держать его в поле зрения. — Думаю, ты прав. Нам лучше идти вместе. Вытянутое, покрытое серой пылью лицо Гальватрона вдруг озарилось улыбкой. — Хорошо. Я устал странствовать по этим пустошам один. Кажется, что им нет конца и края. Грязно-рыжие равнины, перемежаемые вздыбленными свинцовыми кряжами, почти не менялись. Было решено направиться в сторону восхода. Оптимус не узнавал этих мест, даже Ржавое море не простиралось на такую ширь; о Кибертрон, что с тобой стало? Гальватрон то и дело вызывался разведать путь. Оптимус ждал подвоха и наблюдал за ним с мучительным напряжением всех боевых систем, но он парил на восходящих потоках не так, как мчат быстрокрылые восианские искатели, и не рассекал небо с мрачной целеустремлённостью, как тяжеловесные каонские истребители, но позволял воздуху подхватить себя и вольно нести, лишь слегка покачиваясь на его невидимых волнах, будто ему некуда было торопиться, будто он ждал, пока колёсный спутник нагонит. Возможно, так мог летать юный Мегатрон, для которого воздух стал бы даром, а не орудием; помощником, а не оружием. — Расскажи мне о себе, — попросил Гальватрон на второй цикл странствия. — Я хочу узнать побольше о меха с такими странными убеждениями. Чем ты занимаешься, когда не странствуешь в поисках своих друзей? Оптимус помолчал. — Я… — начал он наконец. — Я Прайм. — Что такое Прайм? — Я веду войска в битву. — Оптимус снова замолчал и окинул взглядом нескончаемый горизонт. — Принимаю решения не только за себя, но и за других. Сражаюсь. Защищаю. — Значит, у тебя есть цель и тебе не нужно искать её, — кивнул Гальватрон. — Это хорошо Оптимус не был так уверен. — А ты, говоришь, хочешь узнать цель своей жизни? — Без цели нет пользы и смысла. Юникрон создал меня, значит, он даст мне и цель. Просто я должен его найти, таково моё первое испытание. — Ну что ж… — неопределённо ответил Оптимус. Он не знал, как донести единственную истину: Юникрон не приносит в существование смысла, он его отбирает; не дарует цели, но отдаёт приказ. Но здесь, на бесконечных равнинах, оба, и Юникрон, и Праймас, казались так далеки, а звёзды так ярки и незнакомы, забыты за много веков вдали от дома… — При первой встрече, — начал Гальватрон ещё несколько циклов спустя, — ты назвал меня Мегатроном, он твой друг? Оптимус бросил на него пытливый взгляд. Давно миновали те времена, когда их с Мегатроном дружба ещё могла перевесить их вражду. — Нет, он один из моих врагов. — Вот как. Но ты и его тоже ищешь? — Нет, — сказал Оптимус и добавил, уже твёрже: — Нет, не ищу. Ещё несколько бесконечных ржавых циклов прошли в пути; в пути и тишине. — Я бесконечно верю в могущество Владыки всего Сущего, — сказал как-то раз Гальватрон, — но если бы мне выдался случай создать собственный мир, я добавил бы больше красок… Ведь твой создатель — и я всё же уверен, что Праймас тут не при чём, — дал тебе такие яркие цвета, что ты не похож ни на что иное в этой пустыне. Я подобного раньше не видел. Почему ты такой один? — Ты просто не видел Кибертрон во всём его величии, — ответил Оптимус, — когда ты глядишь с орбиты на ослепительные купола Аякона и огненные провалы каонских плавилен, когда на рассвете кристальные поля переливаются всеми цветами спектра; когда в Марганцевых горах наступает сезон кислотных дождей и масляные озёра выходят из берегов и бурным потоком летят вниз по склонам, но всегда послушно возвращаются и сворачиваются на дне кратеров, будто киберкоты, а по берегам их вырастают целые структуры из окислившегося металла, похожие на древних предаконов... Когда перед тобой, словно зеркальная гладь, расстилается серебристая равнина Алтигекса, украшенная спиралями улиц и сплетением дорог… — Вот как, — равнодушно сказал Гальватрон. — Но где же всё это? Кругом только ржавая пыль. Однако Оптимус видел, что он крепко призадумался. — А этот Мегатрон, с которым ты меня перепутал… твой враг, кем был он? — спросил Гальватрон, когда Оптимус уже было подумал, что его неожиданный спутник не намерен прерывать долгого молчания. — Воин. Полководец. Предводитель. — Вот как, — снова проговорил Гальватрон. — Так он тоже Прайм? — Нет, — ответил Оптимус, — хотя хотел им стать. — Так почему не стал? У него не было цели? — Цель была, как и средства. Просто… так получилось. — Вижу, тебе неприятно об этом говорить, — с прохладцей заметил Гальватрон, и беседа окончилась. Искра Оптимуса ускорила биение, словно Гальватрон напрямую подошёл к разгадке какой-то тайны, которую Оптимус всё пытался от него сокрыть. Возможно, так и было. Равнины вокруг не менялись, словно нарочно водили их кругами вдоль своих агрессивно вздыбленных хребтов и скалили обветшалые металлические клыки. Оптимус много об этом думал — мир вокруг словно замедлял ход в такт его упрямым печальным мыслям. У него много ворнов не имелось такой роскоши. — Расскажи мне ещё о том, что есть на Кибертроне, — однажды попросил Гальватрон, спустившись с неба. — Цель так далека, и порой мне кажется, что я уже не так стремлюсь к ней, как в начале пути. Ты говоришь, все чудеса, все цвета и всех меха создал Праймас? И он не потребовал ничего взамен? Но откуда тебе это известно? — Я просто знаю. Любая жизнь — чудо, и любое создание имеет право на свободу воли и цели. Нет ничего легче, чем порабощать и приказывать, и ничего труднее, чем освобождать и возрождать. Когда-то, давным-давно, мне довелось говорить с самим Праймасом, и он лишь подтвердил то, что я знал всегда. И Оптимус рассказал ему ещё о том, каким может быть Кибертрон, поведал об огромных живых городах и о созданных по подобию обитателей далёких планет древних чудовищах; о гладких высоких шпилях и о головокружительных гоночных трассах, о пульсирующих жилах энергона, что связывают города между собой, и о Колодце Всеискры. — У тебя интересные речи. — Гальватрон упрямо покачал головой. — Но я всё же не отступлюсь. Юникрон создал меня и всё вокруг. Единственный путь отплатить — служение через испытания. Нет, я не отступлюсь. На сей раз умолк, задумавшись, Оптимус. — И ты имеешь на это право, — сказал он наконец. Гальватрон вновь трансформировался и взлетел, растворившись в серо-стальном небе. — Что ещё делают Праймы? — спросил он у Оптимуса ещё несколько циклов спустя. — Я думал, что понял тебя, но я ошибся. У тебя простые слова, но я ничего не понимаю! Ты должен принимать решения, а значит, у тебя есть знание, но ты говоришь загадками и избегаешь ответа! — Я не всегда был Праймом. — Но сейчас ты такой! — А ты сейчас Гальватрон. Но разве ты хочешь определять себя только этим? — Я… я… Нет. Я не понимаю тебя. Оптимус окинул взглядом бесплодную пустыню, которую они уже много циклов пытались пересечь — и всё же не сдвинулись ни на шаг, ни на миг полёта. — Когда-то у меня был друг. Он не верил никому и ничему. Всё подвергал сомнению, во всём видел лишь вызов. Никому не позволял собой управлять. Превыше смерти боялся несвободы. — Как странно, — пробормотал Гальватрон. — Но зачем?.. — Таков он был. Он был неидеален, мой друг, но друзей любят не потому, что они идеальны. — И где он теперь, твой друг? — Здесь, рядом со мной. Гальватрон с досадой взметнул песок ногой и погрузился в размышления. — Нет, — сказал он в конце концов. — Ты лжёшь, все твои слова — обман. Я тебя не помню, и не знаю, с чего ты решил, что достоин заменить Того, Кто всё создал и Кто всё уничтожит. — Я ничего не решил, — мягко сказал Оптимус, — и никому не имею права приказывать. Я не хочу, чтобы тот, кто был моим другом, лишился права выбора, но не собираюсь заставлять его выбирать то, чего он не хочет. — Твоего друга больше не существует. — Это так, — согласился Оптимус. — Его нет уже очень давно. Я искал его, но вместо этого нашёл меня ты. Это, наверное, к лучшему. Гальватрон смотрел на него с явной обидой. — Хорошо! — сказал он. — Раз так — хорошо! Пусть я был нечестен сейчас — пусть я понял тебя, но не понимаю, зачем ты мне всё это рассказал. Я был счастлив! Весь мир был моим! У меня были вопросы, и я знал, кто даст мне ответ. А потом пришёл ты, и я больше не могу идти дальше. Оптимус обвёл рукой мир вокруг. Тот оказался не так уж и велик, если посмотреть, просто очень пуст. — Ты всегда можешь идти дальше. Но ты не сможешь покинуть это место и увидеть всех цветов, всех красок жизни и всей свободы, пока не… не осознаешь того, что потерял, и не поймёшь, к чему стремишься. — Тогда дай мне цель, — потребовал Гальватрон и в отчаянии вцепился в шлем. — Возможно, ты и есть моё испытание! Дай мне цель, чтобы я смог выбраться отсюда. Дай! Мне! Цель! — Я не могу тебя освободить, Мегатрон, — ответил Оптимус и ощутил, как при звуках этого имени в искре что-то содрогнулось и развеялось, будто пыль на ветру, — это ты должен меня освободить. — Я не понимаю, — повторил Гальватрон. Его фиолетовая оптика мерцала, будто сквозь неё прорывался другой цвет. — Ты видишь, что вокруг? — Конечно, — ответил Гальватрон, но сам вёл взглядом по сторонам, будто ничего не узнавал. —Ты прав, это всё твой мир, не Юникрона и не мой. А я пришёл помочь тебе. Просто… не сразу смог решиться. Прости меня. Гальватрон долго молчал. — А, — произнёс он наконец. — Так вот почему я был здесь так одинок. Но теперь я хочу знать больше. Столько вопросов… Кому мне их задать? — Тебе не нужно идти к Юникрону, чтобы получить все ответы. Позволь я расскажу тебе всё так, как помню я. Расскажу о тебе и о себе. О тысячах и миллионах других. О Праймасе и Юникроне. — Оптимус опустился на ржавый песок и жестом предложил Гальватрону устроиться напротив. Тот, помедлив, сел. — Ты сам решишь, о чем спросить и что вынести из моих слов. — А потом? — А потом, если захочешь, пойдёшь со мной и обретёшь свою цель… если того пожелаешь. Гальватрон кивнул, и Оптимус рассказал всё, как обещал, не скрывая ничего, но говоря лишь за себя. Он говорил, и говорил, и говорил. Гальватрон не сводил с него оптики, а вокруг менялся, растворяясь в тысяче оттенках тысячи цветов, мир. Они оба возвращались домой.