Торговый центр Фонвьей. Монако
Поход в местный торговый центр, по мнению Саши был совершенно неразумной, бесполезной тратой времени. Но именно там, по данным, что им ранним утром предоставили из штаба, должна была произойти новая встреча с покупателем. Гончаренко строго сказал, что быть там им нужно обязательно. А раз это необходимость то и споров быть не могло. Хотя по мнению Саши это было совершенной глупостью со стороны их целей — встречаться в оживленном месте, чтобы продать драгоценные реликвии, которые случайно мог умыкнуть какой-нибудь хитрый воришка-карманник. Но выбора у Головина не было. К тому же Ерохин воспринял это задание с большим воодушевлением, которое даже было немного заразительным. Ещё с большей охотой Головин согласился после намеков Александра о том, что это неплохая возможность пополнить свой гардероб новинками, которых еще нет в России, а если и есть, то по цене раз в десять дороже. Саша несмотря на то, что за модой никогда не гнался, согласился, что возможностью грех не воспользоваться. К тому же он помнил слова Радамеля о том, что ему идут классическая рубашка и брюки. Ерохин всю дорогу рассказывал о своих знакомствах с представителями модной индустрии. Оказалось, что не так-то много моделей и дизайнеров, с которыми бы он не был знаком лично. И более того, сам Доменико Дольче и Стефано Габбана предложили ему контракт. Но конечно, Ерохин никогда не променяет свою работу на что-то иное, сколько бы нулей ему не дописывали после цифры девять. Саша вначале скептически хмыкал, но чем больше слушал его, тем больше убеждался, что в моде он разбирается отлично. Ну, а в том, что он вполне мог бы быть моделью, Головин скрепя сердце был согласен. Хотя конечно, все еще мысленно добавлял «почти как Радамель», но скорее для собственного спокойствия. В торговом центре было легко заблудиться. Посетителей было так много, что это оказалось им на руку. В толпе можно легко затеряться. На фоне остальных в обычной, повседневной одежде они ничем не выделялись. Ерохин не пропускал ни одного магазина, критически рассматривал каждую деталь, чем заставил понервничать и побегать вокруг себя консультантов. Головин же остановился на первой понравившейся ему рубашке и самых простых, строгих брюках. На этом его шоппинг был завершён. Он терпеливо следовал за Ерохиным из одного отдела в другой и не спускал взгляда с экрана телефона. Прошло больше часа, но на карте торгового центра так и не появились красные точки, что обозначали бы их сегодняшнюю цель. Все было слишком спокойно. Настолько, что даже их оператор сохранял тишину и на связь не выходил. — Саша? — отвлек его от размышлений Ерохин, — как тебе? — он показал ему вешалку с ничем неприметной белой рубашкой. Головин растерялся, не зная, что ответить. Похвалить? Так не за что. Высказать сомнения — неловко. Возможно этим он выставит себя невеждой, не способным оценить творение мировых дизайнеров. Да и цена на бирке говорила о том, что данная модель достойна лишь восхищения. — Вполне неплохо, — уклончиво ответил Головин, — может примеришь? — Да, конечно! — видимо с ответом, а точнее с предложением он не ошибся. Ерохин скрылся в первой же примерочной, не до конца задернув за собой шторку. А Головин, оставшись снаружи, прислонился плечом к стене и вновь посмотрел на экран. — Неужели у них поменялись планы? — задумчиво произнес он, подняв взгляд. Сквозь небольшую щель, Саша видел отражение Александра в зеркале и его непривычно задумчивое лицо. — Все возможно, — он стянул с плеч свою рубашку и аккуратно повесил ее на вешалку, — возможно, что они стали осторожными… А возможно, что они здесь, но не те, кого мы ожидали увидеть. — Думаешь, что сегодня здесь могут оказаться другие контра… — Все потом, цыпленок, — прервал его Александр. Саша замолчал. И учитывая ситуацию, в которой он находился, это было лучшим вариантом. Конечно, он не впервые видел Александра с обнаженным торсом. Они же были на пляже, и Саша заходил к нему ранним утром, когда Ерохин только вышел из душа и красовался перед ним в одном полотенце, но именно в эти минуты, он словно смотрел на него иными глазами. В голове словно щелкнули выключателем. Определенно, то что он видел, ему нравилось. Гладкая спина, узкие бедра и ровная линия позвоночника. А в отражении серьезный взгляд и слегка нахмуренные брови. Смотреть на него было приятно, настолько, что отрываться не хотелось. — Может тебе еще рубашек принести? — предложил Головин, и мысленно дал себе по голове. В конце концов, это неправильно, желать вот так пялиться на чужого мужчину, когда тот, кого он любит в неприятностях. — Принеси, — улыбнулся Ерохин, поймав его взгляд в отражении, — черную, — попросил он, — и если хочешь, я повернусь к тебе лицом. Так будет удобнее. Что именно будет удобнее, Головин уточнять не стал. Сгорая от стыда, он уже бежал к вешалкам с рубашками. Никогда раньше он не чувствовал себя настолько неловко и глупо. Но тем не менее, подбирая Ерохину рубашку, он все же улыбался. Спустя тридцать минут, они завешенные пакетами, сидели на лавке напротив последнего магазина и ели по купленному мороженому. — Ильзат так и не выходит на связь, — Саша достал из кармана телефон, который по-прежнему не показывал ничего необычного. — Ну, значит планы поменялись… — А нас не предупредили? — Головин изумленно посмотрел на него, — нет, это невозможно. Саша обвел взглядом широкий проход между торговыми точками. Время приближалось к вечеру, посетителей становилось все больше, а мысли Головина все дальше. До назначенной встречи оставалось все меньше времени, и то, что их план не сдвигался с мертвой точки начинало не на шутку волновать. Связано ли это как-то с Радамелем? Не попал ли он в еще большие неприятности? И чем это может грозить им? — Не волнуйся, цыпленок, — Александр чуть ниже склонился к нему, — твоя паника ничем нам не поможет. Давай пройдемся еще. В следующий момент дыхание Саши словно одним ударом выбил из легких. Александр коснулся его губ пальцем и мягко провел по ним. — Мороженое размазалось, — пояснил он, и подняв с пола пакеты, направился вперед, чем спас себя от перспективы послушать возмущения, которые переполняли Сашу в эти мгновения. — Эй! Меня подожди! — выйдя из оцепенения, Головин бросился за ним, выбросив на ходу в урну остатки своего мороженого. В голове шумело, кровь кипела от эмоций, вызванных произошедшим. Но сказать, что это короткое прикосновение, оказалось неприятным, не мог. Только то, что было неуместным. Лишним. Слишком теплым и мягким. Слишком чувственным. И это определенно не вписывалось в его заранее расписанные планы на жизнь. Саша нагнал Ерохина возле лавки с украшениями из натуральных камней. Остановившись возле него, он нахмурился, посмотрев на него. Сам же Александр на его появление никак не отреагировал. Он задумчиво смотрел на широкое, откровенно безвкусное кольцо из янтаря и молчал. — Ну что ты тут остановился? — не выдержал Саша и еще раз посмотрел на часы. Если они задержаться еще хотя бы на полчаса, у него будут все шансы опоздать на полуночную встречу, — Ерохин, брось ты уже его. Пойдем! Не будет тут никого! Александр эту просьбу выполнил резко и без пререканий. Он почти бросил кольцо на прилавок и крепко сжав его ладонь, потянул за собой. Головин едва поспевал за его широкими шагами, пытался сопротивляться, но все его трепыхания Ерохиным словно не были замечены. Отойдя на значительное расстояние, он резким движением прижал его к себе. Между ними осталось опасно мало расстояния, а руки Александра, крепко обхватывали его пояс и затылок. — Что ты делаешь?! — с трудом выдавил из себя Головин, предпринимая слабые попытки освободиться из его неожиданно крепкой хватки. Ответа он опять не добился. Через миг он почувствовал, как его губы накрыли чужие и гул в ушах резко прекратился. Весь мир словно оказался поставленным на паузу. Ни осталось ничего, кроме ощущения теплого дыхания и медленного осторожного поцелуя. Настолько приятного, что от него ноги становились ватными, и он едва держался на ногах, цепляясь за плечи Ерохина. Через минуту Александр отстранился и Саша, медленно открыв глаза, посмотрел на него. — Что же ты сейчас сделал? — ему потребовалось немало времени, чтобы мир из расплывчатого, вновь стал четким, а дыхание ровным. — Я тебя поцеловал, — спокойно пояснил Ерохин, смотря куда-то поверх его плеча. — Но разве можно так? Тут люди ходят… дети… Зачем? — Можно, — выдал Ерохин, — они нас искали. Я поцеловал тебя, чтобы они приняли нас за простую парочку и прошли мимо. Лучший отвлекающий маневр, разве ты не знал? — Конечно, знал! — поспешно заверил его Саша. Хотя откровенно говоря, слышал об этом впервые. — Я заподозрил, что нас могут узнать, когда мы ели мороженое. Трое мужчин ходили по рядам, выискивая кого-то. Жопой чую, что они пришли за нами. Но не знали точно, как мы выглядим. — А теперь? — спросил Саша, не рискуя крутиться и осматриваться по сторонам, — они ушли? — Да. Видимо мы действительно со стороны похожи на влюбленную пару. — Ты их рассмотрел? — последний комментарий Ерохина не смутил Сашу, а даже показался ему приятным. Видимо он действительно стал первоклассным агентом и легко вживается в роль за доли секунд, даже не сговариваясь заранее, — описать их сможешь? — Конечно! — уверенно ответил Ерохин, — ты еще сомневаешься. Мне достаточно одного взгляда чтобы запомнить лицо на всю жизнь! Правда они были в черных очках…- он задумчиво почесал затылок и быстрым шагом направился к выходу, — пора возвращаться. Уверен, что они ушли. Так что делать нам тут больше нечего. — А я давно говорю — в отель пора… — поспешил за ним Головин. Несмотря на то, что им удалось остаться незамеченными, он чувствовал легкое разочарование. И виной тому было не очередное сорванное задание. Причина была более личная — поцелуй, который оказался более чем приятным, был не по желанию Ерохина, а сугубо рабочим моментом. А к такому в академии Сашу точно никто не готовил.***
Бухта Фонвьей. Монако
Время до полуночи тянулось мучительно медленно. Казалось, что минуты складывались не из шестидесяти секунд, а из ста шестидесяти. Чего только Саша не делал, чтобы отвлечься от мыслей о произошедшем днем и ему это неплохо удавалось только тогда, когда он вспоминал о Радамеле и предстоящей встрече с ним или с его похитителями. Тогда все внутри сжималось от беспокойства и страха. Не за себя. За Фалькао. Саша в миллионный раз пролистывал новостную ленту, проверял свой маршрут до пристани, прикидывал на всякий случай пути отхода, подумывал даже о том, чтобы попросить Ваню его прикрыть, но поразмыслив решил все же, что не стоит рисковать, впутывая во все это Облякова. К тому же его верность Гончаренко была безоговорочной. И скрывать от босса такую важную и опасную авантюру, он бы не стал. К тому же Головин не знал, что его ждет и зачем он понадобился этим людям и прекрасно понимал, как сильно рискует. Но ради Радамеля он был готов пойти что угодно. Ну или почти на что угодно. Волнение усиливалось с каждым часом, и Саша побаивался, что к полуночи просто потеряет сознание. Это было бы самым настоящим провалом. Когда стрелка часов, наконец, приблизилась к половине двенадцатого, а по расчетам Головина до пристани было двадцать минут неспешным шагом, он в два счета оделся, спрятал небольшой пистолет в заднем кармане брюк и тихонько выбрался из комнаты отеля. Саша в красках представлял, как с легкостью выполнит все требования похитителей и спасет Радамеля. А тот радостно бросится Саше в объятия, жарко и страстно поцелует, а потом они заживут долго и счастливо. Головин был уверен, что выбрался из отеля незамеченным. Телефон он предусмотрительно отключил, проверив себя на наличие жучков, отправился в сторону пристани, делая вид, что просто прогуливается. Со стороны очевидно так и казалось, но внутри у Саши все сжималось от страха, потому что чего ожидать от этих странных людей он не знал, как и того, что им могло от него понадобиться. Он лишь надеялся, что к нему приведут Радамеля, а там он сделает все, что в его силах, чтобы спасти своего агента. Преодолев половину пути, Саша обернулся. На набережной было довольно многолюдно, но ничего подозрительного в пределах видимости не было, но чутье, выработанное годами, говорило об обратном. Значит, за ним следят. Возможно, его вели от самого отеля, чтобы действительно удостовериться в том, что он будет один? Тогда выходило и то, что эти люди знали, где он остановился. И то, что вместе с Сашей был еще один агент. Ерохин! Мысль об Александре, с которым могло случиться непоправимое пока он тут разгуливал, настолько его ошеломила, что Саша встал, как вкопанный, резко развернувшись. И сделал он это как раз вовремя, потому что краем глаза заметил мелькнувшую за поворотом знакомую фигуру. Вот же засранец! Из-за накатившей злости, Саша забыл обо всем на свете и быстрым шагом направился туда, где предположительно спрятался Ерохин. Сейчас он был готов рвать и метать, зачем он вообще увязался? Почему ему не сиделось в баре и не пилось коктейли? — Какого хрена ты за мной следишь?! — выпалил Головин, едва сравнявшись с Ерохиным. — Не понимаю о чем ты, — равнодушно пожал плечами Александр, делая вид, что разглядывает стену противоположного здания. — Не делай из меня придурка! — все больше заводился Саша, — я же знаю, что ты шел за мной! — А мне стало интересно, почему малыши, вроде тебя, еще не в своих кроватках, а шастают по ночам не пойми где, да еще и одни одинешеньки, — выпалил Ерохин, угрожающе нависая над Сашей, отчего тот сделал шаг назад. — Не твое дело! — огрызнулся Головин. — Мое-не мое, но тогда я иду с тобой. — Нет! — Да! — Даже не думай! — не уступал Саша. — Цыпа, не спорь. Я же знаю, что ты что-то задумал. У тебя на мордочке все написано, — усмехнулся Александр. — Ерохин, отвали! Иди займись чем-нибудь — поиграй в покер, выпей коктейль, сходи искупайся голышом или чем ты там еще обычно занимаешься? Только избавь меня от своего общества, — зло выплюнул Саша. — Купаться голышом одному скучно, вот если ты составишь мне компанию! — Ерохин многозначительно окинул его взглядом, — тогда я возможно соглашусь. — Да пошел ты! — выплюнул Саша и отвернулся, направляясь в противоположную от него сторону. — А теперь серьезно, цыпленок. Куда. Ты. Намылился? — ледяным тоном спросил Александр, вновь поравнявшись с ним, — или ты отвечаешь, или я звоню Гончаренко. Саше хотелось зарычать от бессилия. А до полуночи оставалось меньше двадцати минут. И что же ему было делать? Похитители четко сказали приходить одному. Но если он сейчас ничего не сделает, то Гончаренко точно прикажет ему вернуться в отель. А ослушаться его Головин точно бы не смел, даже ради Фалькао. Поэтому вместо ответа, Саша просто вытащил письмо и протянул его Ерохину. Раз уж он попался, то теперь было глупо пытаться от него избавиться и дальше юлить. Как он собирался спасать Радамеля, если даже из отеля не смог выйти так, чтобы Александр его не заметил? — И ты реально собрался идти к ним в одиночку? Да ты гребаный псих! — гневно воскликнул Ерохин, скомкав письмо. — А что мне было делать? В штабе предатель, кто-то бы обязательно доложил, что я их выдал! — попытался оправдаться Саша. — Ты бы мог сказать мне! Так, ладно, времени осталось мало, чеши, а я тебя прикрою. Разбираться с остальным будем потом. Если что-то пойдет не так, то дай мне знак! — Какой? — растерянно спросил Головин покосившись на него. Он не представлял, как подать ему знак, при этом его не выдав. — Любой! — легкомысленно ответил Ерохин, — хочешь нос почеши, хочешь подмигни! А теперь идем! На пирсе стояла гробовая тишина, которая изредка прерывалась шумом моря. Вокруг не было ни души, хотя часы показывали уже три минуты первого. Саша не был уверен, что Ерохин останется незамеченным, но его незримое присутствие давало неожиданное ощущение спокойствия. Он старался не думать о том, что с ними сделают, если узнают о присутствии Александра. Но все же, к чести Ерохина, он был первоклассным агентом, потому что у Саши уже не было чувства, что за ним следят. Головин нервно огляделся. Неужели его обманули? Может быть это ловушка? Только тогда, какая-то она странная, раз никто так и не явился. Не успел Саша придумать еще какую-то версию происходящего, как вдали он услышал шум приближающегося катера. Напряженно вглядываясь в темноту, Саша пытался уловить до боли знакомый силуэт где-то на мостике. Сердце радостно затрепыхалось, когда действительно по мере приближения он уловил знакомые очертания. Да и прическу Фалькао не спутать ни с кем. Радамель ступил на пирс живым, здоровым и, к большому облегчения Саши, абсолютно невредимым. Даже еще более загорелым. Головин с радостным воплем бросился к нему, попытавшись обнять или попросту повиснуть на его шее. За Фалькао следовал еще один незнакомый ему мужчина, темноволосый, красивый, дорого одетый. Не такой красивый, как Рад, конечно, но тоже довольно интересный. И почему-то смутно знакомый. Саша успел лишь окинуть его оценивающим взглядом, все его внимание занимал Радамель. Еще двое мужчин, судя по всему охранников, остались на катере. — Мой дорогой русский мальчик, осторожнее, — Фалькао позволил ему едва прикоснуться к себе, получилось такое не то объятие, не то дружеское похлопывание друг друга. — Рад, как же я рад, что ты жив! — затараторил Саша, — я так боялся, что мы не успеем! Боялся, что они с тобой что-то сделают! Но как? Что случилось? Надо срочно сообщить в штаб, что с тобой все в порядке! Виктор Михайлович… — Саша, подожди, — прервал его Радамель, — никому, ничего сообщать не нужно. Для этого и я позвал тебя сюда. — Меня сюда позвал ты? — удивился Головин. — Не совсем я, но по моей просьбе. Ты единственный кому я могу доверять! Это сделали его люди, — Фалькао указал на мужчину, — знакомься, это Сеск Фабрегас. — Очень приятно, Александр! — вступил в диалог Фабрегас, на довольно сносном русском, деловито улыбнувшись, — Рад очень много рассказывал о тебе. — Что-о-о? Он же… Он же… Мы же должны были поймать его… Это же он похититель! — задохнулся от возмущения Саша, не обращая внимания на слова Фабрегаса. — Нет-нет, мой дорогой, — покачал головой Радамель, — нас с тобой все это время нагло обманывали. — То есть как? — происходящее напоминало детектив, с крутым поворотом в финале. Саша с сомнением, но любопытством посмотрел на Рада, а потом и на его спутника. — На самом деле эти реликвии принадлежат Сеску. Их похитили у его семьи еще в годы войны, теперь пришло время восстановить справедливость, — терпеливо объяснил Фалькао. — Правда? — недоверчиво спросил Саша, — поэтому он решил их похитить и продать? — Моей семье нужны деньги, — снова заговорил Фабрегас, — у моей мамы серьезное заболевание, которое требует огромных денег. Иначе она попросту умрет. — Но причем тут Радамель? Зачем было устраивать весь этот цирк с похищением? — все еще не понимая происходящего, уточнил Головин. — О, малыш, ты ведь не знаешь всего. РФС уже много лет шантажом заставляет работать меня на них. В свое время я совершил глупую, досадную ошибку, а они пользуются этим до сих пор. Поэтому нужно было, чтобы они думали, что возможно меня даже нет в живых, чтобы мы спокойно могли продать реликвии. — Хочешь сказать ты делаешь это просто так? — Конечно же, нет! В свое время Сеск рассказал мне свою историю, и я узнал то, как наша контора, нагло и не стыдясь, скрывала от нас правду, тогда я понял, что хочу ему помочь. Да, я получу небольшую долю, совсем крохотную, но дело не в деньгах, а в справедливости, мой дорогой. — Тогда зачем вам я? — удивился Саша, не верилось в то, что рассказанное Радом правда. Но сейчас лучше было делать вид, что он верит во все. — Просто ты единственный кому я могу доверять, — повторил Фалькао, — я бы хотел, чтобы ты стал моими глазами и ушами в штабе. И сделал все, чтобы помочь нам совершить сделку. — У меня есть время подумать? — нахмурился Головин. — Конечно, малыш, — улыбнулся Радамель, — но я в тебе не сомневаюсь. Ты сделаешь правильный выбор. И я так горжусь тобой, мой мальчик, что ты пытаешься стать полноценным агентом! — Рад, — растерянно произнес Саша, — я так… Так рад, что ты мне доверяешь! Ты не представляешь насколько! Сказав это Головин, не обращая внимания ни на какие протесты, крепко обнял Фалькао. — Спасибо, — прошептал он и быстро отстранился. — Мы с тобой свяжемся в ближайшее время, — деловито сказал Фабрегас, садясь в катер. Саша кивнул и долго смотрел в сторону удаляющегося судна. Когда оно, наконец, скрылось за линией горизонта, Головин победно улыбнулся. Маячок, что он подкинул в карман пиджака Фалькао прекрасно работал, а значит теперь они знали, где они скрываются. И теперь они смогут спасти Радамеля из лап этого жуткого Фабрегаса.