The floating bubble

Минхо грубо целует, закусывая нижнюю губу практически до крови. Он очень зол на младшего за то, что тот не появлялся почти три недели, полторы из которых Ли просил (приказывал) приехать. — Как же я тебя ненавижу, — шипит он. — Надо было повыёбываться тебе. — У меня много работы, Минхо. — А меня не трахали в этом месяце. Ещё какие-то отговорки будут? Хёнджин честно пытался много раз обуздать этого человека, но все попытки тщетны. Минхо только может притворяться невинным цветочком, обещать, что его скверное поведение — «честно, последний раз». В реальности он язвительный и во многом прямолинейный. Ли оставляет засос на шее специально, ему ни капельки не жаль. Расправляется с брюками Хёнджина так же быстро, как и с остальной одеждой. — Я хотел, чтобы ты меня наказал, но теперь вижу, что это нужно тебе. Ты просто мудак, Хёнджин. — Не ругайся, пожалуйста. — Иди нахуй, — устало отвечает старший, проводя языком в ямке ключицы. Минхо хочет пиздец как, но подразнить Хёнджина — дело первое. Ли не спеша стягивает с себя кофту, специально тянется, чтобы Хван вспомнил и не забывал, что растяжка, вообще-то, у него отличная, и играться с ним не стоит. Не на того напал. Ли запросто мог бы довести Хёнджина до разрядки, проехавшись пару раз по бедрам и томно простонав на ушко. Минхо знает его тело, как свои пять пальцев. Хёнджин упирается ладонями в матрас, сидя на кровати, смотрит, не отрываясь, и просит Минхо перестать. Количество секса у Ли пропорционально количеству того же у него. — Что, милый, хорошо тебе? Может, мне уйти и ты закончишь всё сам? Раз ладошка, два ладошка — надеюсь, разберёшься? — Минхо, пожалуйста… Старший победно ухмыляется, глядя сверху вниз на младшего, который смотрит так жалобно, умоляет. Ли лениво стягивает с себя одежду, толкает Хвана в грудь, и поцелуями опускается вниз по шее. Хёнджин довольно-таки худой, при желании можно пересчитать все рёбра, но Минхо предпочитает считать стоны, срывающиеся с его великолепных губ. — Милый, у тебя же нет никого? Хёнджин стискивает в кулаках простынь и вспышками видит лицо Джисона, но сразу же отрицательно мотает головой. У Минхо какой-то дар — найти нужную точку, приглядеться, а потом как-то резко узнать обо всём — даже ничего не заметишь, зато он уже в курсе. Хван живёт с уверенностью, что даже не стоит пытаться углядеть что-то «своё» в действиях Хана, потому что такого не может быть. Хёнджин устал: морально и физически, а Минхо помогает снять эту усталость и хоть на пару часов забыть о больших глазах, которые снятся ночами. Минхо проводит языком по головке, дальше не заходит — всё ещё издевается. Хёнджин знал, что игнорирование Ли ему так просто с рук не спустит, однако так же нельзя. Пальцы вплетаются в волосы, Хёнджин давит на затылок. — Какие мы нетерпеливые. Ну надо же, — цокает Минхо. — Ладно, котик, но в следующий раз, если будешь себя так вести, отсасывать тебе будет разве что пылесос. — В общем, как и говорил Минхо-хён, начальник — ебанат. Пытался угрожать нам тем, что не даст премию. Чонин жуёт салат во время обеденного перерыва и качает ногой в такт музыке. Кажется, Джисон дошёл до крайней степени отчаяния, раз приходит в это кафе для того, чтобы увидеться и поговорить с другом всего часок (на самом деле не только ради этого — взглянуть бы на Хёнджина хоть мельком). Джисон периодически смотрит в сторону баристы, кофе берёт кто угодно, но только не старший. Хёнджин так и не появился, что странно. — Кто этот Минхо? Ты так много про него говоришь. — Минхо-хён работал раньше в том же отделе, что и я сейчас. Крутой мужик, судя по рассказам, но лицо сучье. Кошатник, кстати. До сих пор на шкафчике с папками висит его магнитик в виде китайского счастливого кота. Кстати, — Чонин делает паузу в несколько секунд, пока запивает еду коктейлем. Слишком много «кстати» в его обиходе, — я очень рад, что ты приехал. Знаешь, ты отличный друг. Я счастлив, если честно, что ты пока не работаешь. Свободное время есть. «Зато ты видишь Хёнджина чаще меня», — с досадой думает Хан. — А почему Хёнджин не приходит обедать? — Завал. Прислали дохуища документов, я еле свалил на обед. То ли Джисон выдыхает слишком громко, то ли Чонин слишком внимателен стал — друг расстроен. Ян очень медленно прожевывает курицу и, прищурившись, хочет уже сказать что-нибудь, но затем передумывает. Проще проследить за поведением Хёнджина или подождать, пока Джисон сам всё выложит. Немного погодя и успокоившись, Хан спрашивает про Чана и вообще ситуацию с ним в целом. Чонин неопределённо двигает головой, пытаясь увильнуть. — Ну, что там у вас? — Пообещай, что заберёшь это с собой в могилу. — Я не собираюсь умирать, — хохотнув, отвечает Джисон. — Ладно, — Чонин становится очень серьёзным, складывает руки в замок. — Мы встречаемся, вроде как. Он не извращенец. — Ты же собирался сказать ему и после кинуть в чёрный список. Получается, вы уже ходили на свидания? — Да, пару раз. Чонин понимает, что откровенно врёт, но выкладывать всё — стыд. Он прекрасно помнит и понимает, насколько против был ещё две недели назад. А то, что будет сегодня вечером, ещё не известно. Джисон просит лишь не натворить глупостей и не играть с чувствами Бана, потому что тот, наверное, стал жертвой какой-то чудовищной ошибки, раз попал на страничку к Яну. В общем-то, Хан, видя неловкость друга, спешно сворачивает данную тему. — У тебя день рождения через три дня. Как будешь отмечать? — Пока не знаю. Если честно, желания никакого нет. Чонин игнорирует Чана, обходя его, и садится на переднее сиденье машины. Когда он думал о том, как будет вести себя с Баном, то решил не выпендриваться и мыслить трезво, но, увидев его, сделал с точностью до наоборот — обида, чтоб её. Младший демонстративно отворачивается к окну, подперев ладонью щеку, и в сторону Чана даже не смотрит. Плевать, что на заднем сидении (а он заметил, между прочим) букет каких-то экзотических цветов, название которых Ян даже не знает, а в салоне играет любимое радио. — Чонин-а, ты обижаешься? — Конечно нет, — как можно равнодушнее отвечает он. — Просто высади меня рядом с метро, раз приехал. — Детка, я добирался сюда час по пробкам, а ты говоришь высадить тебя? — Именно. Можно и на автобусной остановке, если тебе трудно, — ещё и поддевает. — Не хочу быть навязчивым. Ты же не хочешь. Окей, в повседневной жизни, часть которой Бан не касается никак, Чонин обычный мужик, который по пустякам не раздувает целые драмы и забывает многое. В общем, он решает, что даже и в его нынешнем поведении виноват не кто иной, как Чан. Остановку проехали, — ну, попробуй исправить своё положение; у метро ты даже не притормозил — дальше что?; ведёшь на запад при условии, что я живу на юге города — ладно. — Хочу показать тебе свою квартиру, — поясняет Чан. Чонин в ответ молчит. Чонин идёт следом за Чаном, когда тот выходит из машины, хотя, чтобы уж строить из себя ранимую душу до конца, не надо было этого делать. Бан живёт в крутой новой высотке, лифт как раз ждёт на первом этаже. Ян косит взглядом на горящую десятку на дисплее и делает вид, что ему вообще всё равно, и он тут одолжение делает, не более. Чан ласково дотрагивается до волос и, кладя подбородок ему на плечо, говорит: — Ну, не дуйся. Чонин, я не хотел, чтобы ты решил, что я ненадёжный и хочу только секса. — Заебись, — от ровного тона не остаётся и следа, — получается, это я конченный? Знаешь что, я поехал домой. Пусть твою надёжность проверяет кто-то другой, но точно не я. Чан не даёт даже до кнопки дотронуться. Целует впервые по-взрослому, обхватывает одной рукой запястье, а другой лицо младшего. Впускает язык, после сжимает широкими ладонями задницу и отстраниться не даёт. В квартире они оказываются чертовски быстро. Чан расстёгивает ремень на джинсах младшего, затем стягивает с себя через верх футболку. У него крепкое телосложение с вполне себе развитой мускулатурой — кажется, его лепили античные скульпторы. Чонин сжимает в пальцах плотную ткань в районе бёдер и, тяжело дыша, всё ещё чувствует, что это (не) правильно. В общем-то, когда тёплые пальцы ловко расправляются с молнией и обхватывают полутвердый член у основания, это сразу же забывается. Чонин нетерпеливо толкается вперёд, облизывает пересохшие губы и останавливает/подталкивает старшего. — Чонин, ты очень красивый, — ласковым шёпотом говорит Бан на ухо. Чужое возбуждение упирается в бедро, а перед глазами пляшут огоньки. Чонин хнычет, сжимает ладонью Чана собственный член и чувствует, как в штанах становится влажно. Чан очень часто говорит, что он красивый. Чонину было как-то побоку раньше, потому что он знал, что черты лица у него правильные, да и в целом он довольно-таки симпатичный. Чан убедил, что даже больше, постоянно делая комплименты и сказав, сделав акцент на глаза, что в нём есть что-то гипнотизирующее. Чонин далеко не кисейная барышня, но на этом моменте практически растекся. — Чан-и… — Что? — Разденься, — нетерпеливо хнычет младший, сжимая пальцами его плечи. Времени разглядывать чужую квартиру у Яна нет. Потом как-нибудь. Чан снимает с себя всё, кроме белья, подхватывает младшего, заставив обхватить ногами талию, и практически наугад несёт в спальню. Он бережно кладёт на кровать и помогает избавиться от одежды, оставляя обоих абсолютно голыми. — Как тебе больше нравится? Чонин просто хочет, наконец, получить желаемое. «Мне вообще поебать как, потому что я не знаю, что вы — геи — обычно делаете», — думает он, подставляясь под короткие прикосновения. Но отвечает: — Всё равно. Быстрым движением старший достаёт из прикроватной тумбочки смазку и презервативы. Чонину даже в голову не приходит, что в пассивной роли будет именно он, поэтому паника не успевает накрыть — не маячит даже. Чан покрывает поцелуями шею и грудь, опускается к впадинке пупка и продолжает говорить: «Ты потрясающий». «Чонин, ты мне безумно нравишься.» «Потерпи немножко, хорошо?». Собственно говоря, младший в относительную трезвость мыслей приходит только тогда, когда пальцы массируют вход. Чонин стонет, удивляясь тому, насколько оказывается громким, и комкает в кулаках простынь. — Ты такой узенький. Средний и указательный входят туго, младший морщится от неприятных ощущений, но Чан успокаивающе гладит бёдра и просит расслабиться. Чонин, на секундочку, натуральный мужик до мозга костей, который не ярый гомофоб, но такие отношения не понимает. Он только из вежливости и толики жалости не кинул Чана в чс. Бану ещё помогло то, что он не сексуально озабоченный и сообщения отправлял приличные, без пошлых намёков. Ахуенные манеры, конечно. Двигая уже тремя пальцами внутри младшего, Чан сжимает себя у основания, чтобы не кончить. Чонин выглядит так хорошо, стонет, цепляет пальцами собственные соски и просит большего. — Чан-и… — младшего буквально подбрасывает, когда Чан находит нужную точку. — Ещё, прошу… — Давай вот так. Тебе понравится. Старший входит медленно, закидывает его левую ногу себе на плечо, и чуть поворачивает Чонина набок, заставляя уткнуться кончиком носа в край подушки. От непривычки Чонин сжимается, закусывает губу, но почти сразу же старается расслабиться и коротко подаётся бёдрами назад, сам насаживается. У Чана не только большое сердце, но ещё и что пониже. Чан чувствует, как капли пота текут вниз по спине, потому что это невозможно. Чонин выглядит фантастически, с ним, по мнению Бана, никому не сравниться. Одним плавным толчком входит до упора и даёт время себе и Чонину привыкнуть. Ян довольно-таки гибкий, у него стройное тело с аккуратными тёмными родинками, которые расположены строго по одной. Чонин двигает рукой на своём члене в такт толчкам, часто сбивается и сжимается, заставляя старшего издавать протяжные стоны. Он чувствует, что очень близок, но Чан перехватывает ладонь и прижимает её к кровати так не вовремя; Чонин недовольно хнычет. — Пожалуйста… — Вместе, малыш, только вместе.