Бог пустоты или легенда о нолдоране

      Тема главы: Nine Inch Nails — Head Like A Hole       Linkin Park — New Divide       Взятый в плен отряд тринадцати гномов и одного эльфа вели через лес на юг, где находился дворец короля лесных эльфов Трандуила. Командир отряда шёл впереди и постоянно озирался по сторонам.       — Не дрейфь, балбес, — решил пошутить Маглор. — Если будут стрелять, то точно не в тебя. Гномы, оценив шутку, рассмеялись, а эльф, которому была адресована шутка, с ещё большим раздражением взглянул на ухмыляющегося Макалаурэ.       — Грешно это, оскорблять тех, кто тебе в чём-то уступает, — ехидно пожурил его Маглор.       — Чего ты надеешься этим добиться? Вывести меня из себя? — небрежно бросил эльф, повернувшись назад.       — Поверь, если я бы захотел тебя взбесить, я бы это сделал. А так я просто напоминаю, что вежливость — это краеугольный камень межличностной коммуникации, — ответил Макалаурэ. — Не сидеть же всю жизнь в одном гниющем лесу. Да и дезинсекцию здесь неплохо бы провести. Вон какая живность развелась. Неужели вас устраивает соседство с пауками размером с быка?       — Тебя это как касается?       — Ну вообще-то мы здесь проходили. Не припомню я на входе в лес табличек «Частная собственность» или «Посторонним вход воспрещён». Если границы закрыты, и входить нельзя, то об этом, обычно, предупреждают. Или вы на любых случайных путников так набрасываетесь? По уже начавшему краснеть лицу командира можно было понять, что Маглор довёл его окончательно, однако эльф сдержался и решил более не реагировать на провокации странного нолдо. Да и сам Макалаурэ уже не хотел ничего говорить, так как был абсолютно вымотан.       Спустя час пути Маглор увидел довольно объёмную гору, внутри которой и находился дворец Лесного короля. Пленников оперативно завели внутрь и закрыли врата. Внутри дворец был очень красив, но Ривенделл Маглору нравился намного больше, так как эльф не любил закрытые пространства.       Отряд привели к Трандуилу, чтобы тот решил, кто ему нужен для разъяснительных бесед. Макалаурэ взглянул на Лесного короля и усмехнулся. Он был облачён в серебристую мантию и вальяжно восседал на троне, увенчанном оленьими рогами. В голову Маглора полезла тонна шуток, но он решил их так и оставить в своей голове. Трандуил взглянул на пленённых членов отряда, сверля каждого взглядом. Его взгляд задержался сначала на Торине. Сам Дубощит аналогично прожигал Лесного короля взглядом. Но стоило только Трандуилу взглянуть на Маглора, в его глазах проскользнул ужас, замешанный с удивлением. Без всяких сомнений, он узнал Феаноринга, так как видел его раньше, несмотря на то, что татуировок у него тогда не было. Жестом дав понять, кого увести в темницу, а кого оставить, он оглядел стоявших перед ним эльфа и гнома.       — С тобой мы поговорим позже, — подавив эмоции, холодно произнёс Трандуил, смотря на Макалаурэ, и переключился на Торина:       — Некоторые воображают, что твоя цель благородна, — встав с трона, заявил Лесной король. — Попытка вернуть родину и убить дракона. Но сдаётся мне, что твои мотивы куда прозаичнее. Обычный грабёж или что-то наподобие того. Ты же нашёл путь внутрь Горы. Ты ищешь то, что даст тебе право взойти на престол. Камень Государя, Аркенстон. Его ценность для тебя безмерна. Торин на мгновение потупил взгляд, но тут же поднял его и продолжал исподлобья наблюдать за Королем Эльфов. Маглор молча стоял с незаинтересованным лицом.       — Я тебя понимаю, — ухмыльнулся Король, следя за реакцией Дубощита. — Там есть камни, которыми и я хочу обладать. Самоцветы, белее цвета звезд. Я предлагаю тебе свою помощь.       — Я слушаю, — ответил заинтересованный Дубощит.       — Я отпущу вас, но вы вернете мне мои камни, — поставил условия Трандуил. Макалаурэ чудом подавил рвущийся наружу смех. На его глазах великий король лесных эльфов в буквальном смысле занимался вымогательством, но при этом весьма элегантно и обходительно, словно он был последователем близнецов Рональда и Реджинальда Крэев.       — Даю слово. Как король королю, — ответил Трандуил.       — Я не поверю, что великий Король Трандуил сдержит свое слово, даже если завтра настанет конец света. Ты, — указав на Короля Эльфов пальцем, взревел Торин. — Не знаешь, что такое честь! Я видел, как ты поступаешь с друзьями! Мы приходили к тебе однажды. Голодные, бездомные, и просили твоей помощи! Но ты отвернулся от нас. Ты повернулся спиной к страданиям моего народа и своему приказал сделать то же самое! Ты повернулся спиной к пламени, что изгнало нас!       — Не рассказывай мне о пламени дракона! — в ярости прошипел Трандуил, на лице которого проявились ужасные ожоги. — Я видел его гнев и силу! Я сражался с великими драконами севера. И я предупреждал твоего деда, к чему приведет его алчность. Но он меня не послушал. Что ты обо всём этом знаешь?       — Я, быть может, и не знаю, но вот он, — Торин указал на Маглора. — Знает об этом всё.       — Меня это не волнует. Вы мало чем отличаетесь друг от друга, — бросил Трандуил и махнул рукой, давая команду страже увести Торина. — Оставайся здесь, пока не сгниёшь. Сотня лет — всего лишь мгновение в жизни эльфа. Я терпелив, и я подожду. Дубощита увели прочь. Теперь всё внимание Трандуила переключилось на Маглора.       — Скажи мне, что братоубийца и клятвопреступник делает в моих владениях? — начал не с позитивной ноты Лесной король, рассчитывая надавить на совесть Макалаурэ. Поначалу совесть и правда проснулась, но эльф задавил её внутри себя, закрыв себя желчно-саркастичной бронёй.       — Сколько ещё народу мне напомнит о том, кто я? — задал вопрос в никуда Маглор. — Какой во всём этом смысл? Заставить меня умереть от стыда? Я уже дважды умер, так что это бесполезно. Знаю, хочешь спросить, что я забыл в твоём гадюшнике. Сюда я заглядывать не собирался. Зная тебя и твою гостеприимность я лучше бы вместо Маэдроса в Ангбанд пошёл.       — Ты ведь наверняка не помнишь ни имён, ни даже лиц тех, чья кровь на твоих руках, — говорил всё о своём Трандуил.       — Все до единого, — опроверг его довод Макалаурэ. — И они являются мне каждый день. Каждый сраный день я вижу все их лица. Каждый грёбаный раз, когда я засыпаю, я вижу все эти лица, задающие мне лишь один вопрос: «Почему?». А я не знаю, что ответить. Из-за чёртовых камней? Из-за суицидальной клятвы? Из-за всей той боли, что принёс мне и моей семье Моргот? Да пошло оно всё! Я не хочу больше об этом знать и помнить. У меня была жизнь после смерти, и жизнь прекрасная, хоть и недолгая. И в одночасье меня лишили даже этого! Трандуил хотел было что-то сказать, но Маглор ему не дал, невольно начав монолог в стиле Роя Батти из «Бегущего по лезвию»:       — Не надо мне ничего рассказывать! Я видел такое, что вам всем здесь и не снилось. Миллионы истощённых голодающих. Массовые беспорядки на улицах городов среди зданий из стекла и камня, пронзающих небо. Всё это давно затерялось во времени. Ты понятия не имеешь, через что я прошёл. На моих руках столько трупов, что и вообразить трудно. Я потерял почти всю свою семью, потерял свой дом. Провёл тысячи лет в войнах и крови. Прошёл через алкоголь, наркотики, массовые драки, нищету, издевательства и смерть! Давай, расскажи мне, какая я сволочь. Маглор закончил. Ему больше ничего не хотелось говорить. Он лишь позволил нескольким слезинкам скатиться по его грязному и покрытому ссадинами лицу.       — Я больше ничего не собираюсь говорить. Надеюсь, что ты услышал то, что хотел, — мрачно и тоскливо отрезал Макалаурэ.       — Я услышал, — всё так же холодно ответил Трандуил и жестом приказал отвести эльфа вслед за гномами. По дороге Маглор никуда не смотрел, кроме как в пол. Эльф чувствовал себя максимально отвратительно. Ему совершенно ничего не хотелось. Когда Макалаурэ довели до темницы, перед ним открыли дверь-решётку камеры. Маглора даже не пришлось заталкивать. Он зашёл внутрь самостоятельно. Стоило только двери за ним закрыться, он лёг на холодный пол темницы прямо впритык к решётке, оперевшись ногами о стену.       — Ну как всё прошло? — спросил Кили из соседней камеры.       — Как, как… Сракой об косяк, — грубо ответил эльф, будучи совершенно не в настроении.       — Ладно, понял, — не стал надоедать эльфу гном. — Оставляю тебя одного. Однако очень долго Кили не продержался. Примерно через пару часов он обратился к Макалаурэ:       — Слушай, Маглор, а ты можешь что-нибудь спеть?       — Что, сейчас, что ли? — удивился такой просьбе эльф.       — Ну, а почему бы и нет? — добавил гном. — Всё равно скучно.       — Действительно, почему бы и нет, — рассудил Маглор, решив, что это хоть немного поднимет его настроение с отметки: «ниже плинтуса». Вспомнив одну из сочинённых им песен, не подходивших по репертуару Sinister, эльф решил спеть её: Помню, как небеса обратились в мрак. Помню молнии свет, что меня смутил. То дала судьба мне явный знак, Что я черту переступил. Скажи мне. В чём я виноват? Ты меня забыть решишь, Всю правду утаишь, Спрячешь взгляд свой от меня. Скажи мне. Как чувства нам соединить? Как суть определить, Через ложь переступить, И увидеть новый мир. Голос Маглора разливался по всему дворцу, словно горная река, отражаясь от стен, деревьев, что были внутри, воды, камней и даже самих его обитателей. Голос эльфа был настолько мощным, что едва не заставлял стены дрожать. Сам Макалаурэ понял, что за ним наблюдает та самая рыжеволосая эльфийка, которую он встретил, когда спасал Кили, но останавливаться не пожелал: Отброшены знамения, Оставлены воспоминания. Наш мир в руинах — В нём бог — мрак. К чему теперь пустые оправдания? Черту я перешёл, ведь мне был знак. Скажи мне. В чём я виноват? Ты меня забыть решишь, Всю правду утаишь, Спрячешь взгляд свой от меня. Скажи мне. Как чувства нам соединить? Как суть определить, Через ложь переступить, И увидеть новый мир. Песня была очень печальная. Впрочем, Макалаурэ особо и не пел весёлых песен, но те, что были до будущего, разительно отличались от тех, что начали появляться потом. Песни про беды нолдор и баллады о воинах после перерождения сменились мрачными песнями про войны, религию, политику, общество, самокопания и борьбу с самим собой. И эта песня была одной из таких. Без аккомпанемента эльфу было трудновато, но он продолжал петь: Мы потеряли, что могли. Тупик закрыл нам путь. Полный сожаления взгляд, Нам не вернуть всего назад. И я переступил, как должен был, черту. Скажи мне. В чём я виноват? Ты меня забыть решишь, Всю правду утаишь, Спрячешь взгляд свой от меня. Скажи мне. Как чувства нам соединить? Как суть определить, Через ложь переступить, И увидеть новый мир. Макалаурэ закончил петь. Недавняя паршивость настроения заметно притупилась. Ему стало значительно легче, и эльф позволил себе немного раскрепоститься, ведь он понял, что пришедшая рыжеволосая эльфийка точно заведёт с ним беседу.       — Мне всегда рассказывали, что Макалаурэ Феанарион обладал самым сильным голосом в Средиземье, — сказала она. — Теперь я убеждаюсь в этом воочию.       — Ну я не знаю на счёт самого мощного голоса, но в диапазоне октав шесть имею, — заявил Маглор, крутя в пальцах небольшой найденный в камере камень. — Давай ради приличия хоть познакомимся, а то как-то неправильно общаться, когда один собеседник не знает имени второго.       — Я Тауриэль, — представилась эльфийка.       — Маглор, — ответил ей Макалаурэ. — Но тебе это и так известно.       — Прошу прощения за любопытство, но что за рисунки у тебя на теле? — поинтересовалась Тауриэль, с интересом разглядывая татуировки эльфа. — Сколько их у тебя?       — Двести четырнадцать, — ответил Маглор. — И все имеют определённое значение.       — Расскажи об этой, — указала эльфийка на татуировку в виде объединения в пламени надписи «Juggalo»* и бегущего клоуна с тесаком на лучевой стороне правой руки.       — Это моя принадлежность к особой культуре, проповедующей выход всего негатива через карикатурное и ненатуральное насилие, через музыку. Вложить в песни всё исследование своего тёмного «Я», чтобы в жизни оставаться позитивным, — пояснил Макалаурэ значение своей татуировки. — Такой подход помог мне завязать с алкоголем и наркотиками. Правда, этот период продлился недолго. Всего четыре года, так как потом я попал сюда.       — Как это случилось? Ты был в другом мире? — очень сильно заинтересовалась Тауриэль, глядя Маглору прямо в глаза.       — Не совсем в другом мире. В очень далёком будущем. Насколько далёком, точно сказать не могу, так как и сам этого не знаю, — ответил эльф. — Но точно могу сказать, что там господствовали люди. Их было очень много. Шесть с небольшим миллиардов, если быть точным. Там всё не так, как здесь. Здания выше, города в десятки раз больше, а оружие в тысячи раз смертоноснее. Там я и сделал все эти татуировки. На самом деле, там я жил тоже не сладко. Родителей я не имел, воспитывался в постоянных издевательствах и унижениях, денег постоянно не хватало. Я зарабатывал всем, чем мог. Убирался в домах, выгуливал домашних животных. Даже продавал прохладительные напитки на пляже. Это вообще отдельная песня. На песочке на берегу моря ты спокойно не понежишься. Ты лежишь и спишь, а к тебе подходят с горячей кукурузой, словами «Просыпайся, давай играть в преферанс» или крадут твои вещи. Ты вообще можешь проснуться от того, что тебя… бьют! Сказав это, Маглор эмоционально развёл руками и добавил:       — При этом ты не должен далеко заплывать, чтобы, если вдруг у тебя крадут полотенце, ты бы мог плыть и бежать одновременно.       — Похоже, что ты там не скучал, — сказала, посмеиваясь, Тауриэль.       — Конечно не скучал, — усмехнулся Макалаурэ. — С меня течёт уже не пот, а вязкая жижа. Вся съеденная еда грозится покинуть тело, которое разогрелось до такой степени, что начинаешь вариться в своей собственной коже. Так себе удовольствие. И это только треть от всего дня.       — Зачем же так унижаться? — спросила у него эльфийка.       — А что поделать? Кушать-то хочется, — ответил Маглор. — А там-то я жил без золотой ложки в зубах. Родителей там я никогда не видел. Помочь мне было некому. Так уж сложилось. Жизнь никогда не была добра ко мне. Я порой думал, что в моей смерти было больше смысла, чем во всей моей жизни.       — Нет смысла корить себя за то, что уже не изменить, — попыталась унять негативные мысли эльфа Тауриэль. Он определённо ей симпатизировал, так как абсолютно открыто и без утайки рассказывал о своих проблемах и пагубных пристрастиях.       — Забавно. Глорфиндел и Галадриэль мне говорили точно то же самое, — отметил Маглор. — Только вот моя совесть решила иначе. Услышав какой-то шум сверху, Макалаурэ спросил:       — У вас там какой-то праздник?       — Сегодня Мерет-н-Гилиат. Пир Звёздного света, — ответила Тауриэль. — Всякий свет священен для эльдар, но лесным эльфам милее всего свет звёзд.       — Да, мне тоже нравится, — поддержал её Маглор. — Я однажды сочинил песню, просто смотря на звёздное небо. По летоисчислению будущего это был девяносто пятый год. Я просто лежал на траве и смотрел в небо. Мелодия сама пришла ко мне в голову. Придя домой, я уже знал, как должна звучать эта песня. Подобные мелочи в природе, в окружающем нас мире и делают нас теми, кто мы есть. Они помогают нам пересилить своих демонов и жить дальше. Наверное, поэтому я всё ещё не потерял себя.       — Знаешь, иногда я выхожу гулять на закате, — решила поделиться и своим откровением эльфийка. — Иду сквозь лес к Сумеречным горам. Я смотрю, как мир накрывает тьма, и всё заполняет белый свет вечности.       — Мало с чем можно такое сравнить. Мать-природа — это самый искусный архитектор из всех возможных. Никто не может превзойти её по мастерству. Мне всегда будут дороги горы, поля и звёздное небо. Я всегда предпочту их небоскрёбам и подвесным мостам, какое бы архитектурное чудо они из себя не представляли.       — Я бы хотела увидеть мир будущего, взглянуть, какой он, — высказала своё желание Тауриэль. Маглор мог ей всё показать осанвэ, но решил пока повременить с этим, дабы не шокировать эльфийку, так как своих проблем в будущем было через край.       — Он… своеобразный, — нейтрально решил пояснить эльф. — Ты скажи, как зовут командира вашего отряда. А то я ему нагрубил. Неловко как-то получилось. Тауриэль рассмеялась и ответила:       — Ты нагрубил Леголасу, сыну короля. Думаю, что он всё ещё этим недоволен.       — Он тоже не подарок. Будь у меня дети, я бы никому не позволил оскорблять их за внешность. Я могу найти миллион причин ненавидеть всех разумных. Они убивают, они грабят, они разрушают, они лгут. Но проблема в том, что разрушать — это осознанный выбор, и лгать тоже. Зачем сюда приплетать то немногое, в чём любой разумный не виноват? Родиться человеком, гномом или эльфом — это не выбор. Это судьба.       — Я думаю, это извечная проблема разумных любого рода, — предположила Тауриэль. — Порой мы считаем, что лучше других, невольно загоняя себя в неприятную ситуацию. Такое бывает. Думаю, что нам надо научиться жить с этим.       — Но всё же внешность — это не основной признак, — добавил Маглор. — Важно знать, что внутри. У каждого есть свои достоинства. Это надо ценить. Нет абсолютного зла. И абсолютного добра тоже нет. Да тот же Моргот. Это лишь собирательный образ, воплощение всех наших пороков, цель существования которого, показать, что в мире нет непогрешимости. Каждый виноват. Спустя столько лет я, наконец, это понял.       — Ты много прожил и через многое прошёл. У тебя есть основания так считать, — уже уходя, согласилась с его выводами Тауриэль. — Сегодня великолепная ночь. Я не могу её пропустить.       — Ничего, иди, — не стал задерживать эльфийку Макалаурэ, и та покинула темницы.       Маглор опять лёг на пол, но спустя минуту к клетке вновь подошёл некий посетитель. Им оказался Леголас, который, как понял эльф, слышал весь разговор его и Тауриэль.       — У тебя странные методы добиваться чьего-то расположения, — с усмешкой заметил он. — Слащавые песенки не всегда работают.       — Слащавые… — протянул Маглор и, немного поразмыслив, заявил:       — Сейчас спою не слащаво. И через скриминг запел: Голова, как дыра. Черна душа, сама не своя. Я лучше умру, Но власти не дам, она не твоя. Голова, как дыра. Черна душа, сама не своя. Я лучше умру, Но власти не дам, она не твоя.       Леголас опять оказался доведённым Макалаурэ, а потому решил более не спорить и не выяснять отношения с нолдо. Под улюлюканье и одобрительные возгласы гномов в адрес Маглора он покинул темницы вслед за Тауриэль, недовольный тем, что Макалаурэ опять смог его разозлить.