un fugitif

Море зовет его за собой в зыбкие синие дали, за которыми исчезают берега, маяки и память. Новенькие, блестящие свежей краской пароходы призывно перемигиваются иллюминаторами. «Джон Квилл» стоит в порту уже несколько часов, и Руфус знает, что он мог бы решить все его проблемы. — Я хочу уехать, — говорит он однажды Шерил, готовящейся праздновать пятилетие брака. Она тогда сидит в плетеном креслице на веранде, и на ее плечах дорогая шаль, а он, как падший ангел, застыл у нее в ногах, положив лохматую рыжую голову на колени, - Его Величество назначил меня в дипломатическую группу для урегуляции отношений с моей родной страной. Он сардонически усмехается - чужак, выкормыш границ, не принадлежащий ни одному государству, чуждый обоим. Человек, которому пророчат головокружительную дипоматическую карьеру. Все еще чужак. Шерил знает, к чему это всё. Голос Руфуса, уже почти приученный быть холодным и выхолощенным от эмоций, пестрит отчаянием и неверием, как разошедшиеся нитки, изъеденные молью, но это вовсе не о грядущей миссии. Шерил осторожно гладит его по волосам и родительски журит — зачем обрезал, так красиво же было. Руфус раздраженно дергает плечом. — Ты сам попросился к ним, Ру, не так ли? — Шерил тоже умеет злиться. Шутка ли — единственный верный друг хочет сбежать от нее и, вероятно, надолго, — ну же, посмотри на меня. — Да, я… меня тут, кроме тебя, больше ничего не держит, — Руфус приподнимается, но взгляд старательно отводит, — ты — последний плюс этого города, Шерил. Я больше не могу быть здесь, пойми. Шерил понимает его. — Смена имиджа, места жительства… а что дальше? Заведешь семью, только бы не помнить Кевина Регнарда? Я не хочу, чтобы ты уезжал, твоя родина в шаге от революции, там может быть опасно, — Шерил глубоко вздыхает. Она всегду умела находить нужные слова, но с Руфусом такое может не работать, — Однако также я осознаю, что здесь ты просто зачахнешь. — Значит, эту революцию нужно предотвратить. Или приблизить, смотря что скажет Его Величество король, — Руфус бледно улыбается, — я буду писать письма, не бойся. — Ты вечно о них забываешь. — Значит, мой камердинер будет. Я попрошу его. Шерил прикрывает глаза. — Ладно, иди уже, горе-дипломат. Не хочу, чтобы ты видел, как я бьюсь в истерике над вязанием и умоляю тебя остаться. — Брось, Шерил, твои эмоции слишком искренны для такого. Руфус поднимается и касается губами ее непокрытых сухих рук, одним скупым жестом выдергивая из своей выхолощенной тоской души все эмоции — боль, привязанность, сожаление. Он убеждает себя, что не может поступить иначе, что ему нужно развеяться, что он вернется и все снова станет хорошо, и не будет слез, обманов и предательств, но сам в это не верит. «Джон Квилл» на долгих шесть лет увозит его из Риверры следующим же утром. Сходя с трапа в далекой восточной стране, он поднимает выше жесткий воротник, и его взгляд становится закрытым и нечитаемым.