ID работы: 8687071

Анх. Молитва о воскрешении

Слэш
NC-17
В процессе
13
автор
Размер:
планируется Макси, написано 35 страниц, 3 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
13 Нравится 5 Отзывы 8 В сборник Скачать

Часть 3

Настройки текста
A thought is Haunting me — Raphael Lake, Royal Baggs. Чимин не испуганно, но заметно отстранённо смотрит по сторонам, неприятное место, стены серые и холодные впускают нежданных гостей: яростный ветер, отчаянные слова, павшие с губ на допросах, и чью-то неизбежную смерть. Свитер не очень-то греет. Он ежится на стуле, перебирая пальцы. Стул удерживает железная цепочка, отодвинуть не получится, поэтому остается неподвижно сидеть и в неудобной позе, прижатом к столу в ожидании кого-то важного, раз он уже час разглядывает скучный потолок. По ту сторону окна за ним час наблюдают, улавливая движения и заставляя себя ещё подождать; ждать — терпкая битва организма. Мин сдается и заходит внутрь. Звонок ранним утром в дверь вынудил собраться впопыхах и вместо привычного пути на работу смотреть через окно полицейского автомобиля — к участку. Чимин видит знакомую высокую фигуру с воротником пазью так, что виднеются мышцы, никак не реагирует, не счёл нужным. Одна из догадок всплыла в разуме. Ему больше не дадут спокойно жить. Продолжая думать о своем и о том, как бы поскорее смыться отсюда. Жуткое место. Неудивительно, здесь прочищаются в исповеди серийники, а мебель хранит следы насильников. Мин ощущает чужое хладнокровье, смотрит на парня оценивающе. Ему бы подошло это место, распластать нагим горячее тело на ледяном столе, чтобы цепи, прикованные к ножкам, сдерживали всякие умыслы побега и оставлять свои следы на шрамах, касаться до криков. Мин встает за спиной Чимина и, снимая с себя, набрасывает на плечи пиджак от формы. Вероятно, колют под сердцем остатки растрачивающегося на бюджетных людей чувства заботы. Чимин не такой, он слишком дорог. Парень игнорирует, смотря перед собой, лишь, замечая краем глаза одну звезду. Майор значит. Когда-то тот променял ее на Чимина, в этот день Чимин заставил себя вычеркнуть из жизни прошлое и обезопасить сердце от новых ран. Это была не любовь из сказок про диснеевских принцесс. Тяжелая ноша, которую он нес на плечах, оставила след на груди в виде шрама по середине. Форма остается лежать, правда, холод не теска*, а простывать ему кардиолог строго настрого запретил, да он и сам хорошо знает. Новое сердце не виновато, что старое подпустило мудака. Юнги по привычке садится на край стола, слева от Пака, осторожно пускает руку в рыжие волосы, властно хозяйничая. — Здравствуй, Чимин. — Розовые ему нравились больше. Ещё до операции все признаки розового были уничтожены по просьбе пациента. Волосы перекрасили, любимый розовый свитер выкинули, а комнату заполнили рыжим и голубым, чтобы влюбиться в новый цвет. И даже перетащили картину с подсолнухами из соседней палаты. Грубая рука поправляет волосы за ухо, оставляя горячее прикосновение на тонких клетках ушной раковины. Чувствительную кожу колит неприятное касания кольца, отчего яркие воспоминания ударяют в голову. Он переводит взгляд на минову руку. Это любимое кольцо навечно со своим хозяином. Иногда невинное касание оставляло небольшие ранки в виде дырочек. Таких было много на шее. Отчего осталась бессмысленная привычка тереть шею. Чимин не понимает, зачем каждый раз тянется к ней, ведь все дырочки давно зажили. Этот преподнесенный подарок любимому больше не выглядит милой шуткой. Чимин прекрасно осознаёт это сейчас, а не семь лет назад, когда был по уши влюблённый в лейтенанта Мина. Юнги позволяет себя слабость, вдыхая терпкий аромат, наклонившись слегка. Камеры отключены, персонал отпущен на задания. Почему бы не поиграть в шахматы и уничтожить очередную пешку. Нет, блицор недооценивает парня. Чимин отталкивает чужую руку. — Почему я здесь? Юнги пытается натянуть милую улыбку, выворачивая душонку наизнанку… — Мне нужна информация. — он прекращает давить на жалость, пододвигая стул рядом, — все, что происходит внутри лаборатории. Каждый шаг Кима, что он пишет, смотрит, пьёт, чем дышит и куда ходит — всё. — Прокурор знает, что передать информацию о директоре ему не составит труда, любви он не питает к Киму, отношения так себе, все что он может проявить к нему – это благодарность за спасение от смерти, но и ту считает лишь платой за утрату. Чимин тянется к Мину и смотрит в глаза. — Ничего от меня, — шипит, — не получишь. Юнги насмехается над ним. Не получит сейчас, добровольно преподнесут потом. То же ему утрата. Ожидание радости тоже есть радость. Комнату озаряет разряд электричества от громкого хлопка, эхом ударяющегося о стены. Звук съедает исправная шумоизоляция. Вот как проходят допросы, закрытые от посторонних глаз. — Ты пожалеешь, что не согласился по-хорошему, — так неправильно и удивительно чарующее шепчет на ухо, почему в прошлом он оказался без ума от него. — тебе некого терять, но я найду, верь мне. Чимин и правда совершенно один. Если не брать во внимание его мать, которая счастливо живет в штанах и изредка звонит по видеосвязи, интересуясь здоровьем, и то из интереса к его необычной физиологии. Правда последний раз она видела сына в новостях о грандиозном проекте — созданию человека подобного. Где чимин занял четыре секунды эфирного времени, мелькая в кадре медицинского состава. От неё осталась родинка на запястье и фамилия после второго замужества. — Я сделаю тебя своей шестеркой. — эхом раздаётся в глухой комнате. На щеке Чимина красуется красное пятно, с четко вырисованными пальцами, кровь прильнула к коже. От боли помутнело сознание, слабый организм настойчиво противился боли. Нет, он не разрешит себе быть слабым. Его эмоции не считать с лица, его добрые глаза не для этого мира, погрязшего в трясине варварства. Есть то, что не меняется, и даже сквозь тернии лет, — люди останутся теми, кем их создали, по своей жалкой сущности. двадцать четыре года, восемнадцать обмороков, четыре операции, одно ножевое, сотни ссор и бессчетное количество поцелуев. — Взамен я дарую справедливость. — Мин достаёт из кармана зажигалку, но опоминается, что дал обещание организму бросить курить. Не обращая внимание на удар, нанесенный минуту назад, проговаривает как ни в чем не бывало. ему ничем не ответят, из глаз вытечет слеза, а ночью он попросит прощение, вдавливая в кровать — именно так заканчивалась любая ссора. — Ты же хочешь справедливости? — рукой с дорогими часами подпирает острый подбородок и следит за растерянным взглядом. — Ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его. — шепчут ровные губы, прищуря, Мин смотрит на Чимина, ему идут эти розочки шарон на форме. Лёд сомнения начинает трескаться в глазах цвета горького кофе. — Меня перевели обратно, особо тяжкие на мне. И открытые и не открытые дела тоже. Если ты понимаешь, о чем я. Первая оболочка человека — Сах. По ней определяют духовную чистоту человека. Загрязнения попадают в вещественное тело и проявляются в виде физических заболеваний. Сах Чимина давно сгнил бы. Но Ка — непорочная. Ка — его двойник, эфирная оболочка, они виделись перед смертью, когда тот стоял на грани. Он клялся, что будет любить до смерти — клятва, слово данное верхнему божеству — исполнено. — Намджун знает, что ты здесь? — осколки разлетаются в разные стороны. Чимин совершает глупый шаг. неосознанно вновь вступает на неправильный путь, подвергаясь красивым губам. — Думаю нет. Но скоро узнаёт. Он препятствовать не будет. — Опускает взгляд. Удар зажигалки в форме виски джек дэниэлс меняется на пламя, но тут же, играя, глушат. Юнги снова тянется в карман и достает полупустую пачку жвачек «энерджи гум», закидывая две. — Говорят, у него молодой любовник — он с головой ушёл в разврат, старый извращенец. — Юнги мотает головой в скрытой ухмылке, замечая, как тот закусывает губу и прячет руки под столом. Через минуту тишины, которую нарушало дыхание двух разных людей, старший прокурор начал: — Когда меня перевели сюда, первым делом я подумал о тебе, — за стеклом сейчас никого нет, никто не следит, записи не ведутся, поэтому можно позволить себе откровенность или просто напомнить, что он тоже что-то чувствует, помимо гнева и вселенской тяги справедливости. — приехал в нашу квартиру, соседка сказала — съехал, а на крючке так и осталось висеть твое зимнее пальто. — чимин не смотрел, но внимательно улавливал фразы, стараясь перехватить где-то на середине и запереть барабанные перепонки, чтобы голосовые вибрации не проникли слишком глубоко по аорте. не были восприняты сердцем всерьёз. — спрашивать о тебе особо не у кого, поэтому я пошел к нему, и там вижу тебя, это судьба. — Тяжелый тон, он сокращает расстояние меж. — Знаешь, не было никакой жалобы от правительства. она лишь здесь, — указательным пальцем касается головы, жуткий образ сумасшедшего совсем не сходится с тем милым отпечатком, воспоминанием семилетней давности. на макушке предательски среди жёлтого цвета выдают себя три седых волоска. Как он постарел. — Я ведь думал о тебе, а ты? Чимина бьют судорожные колики, напоминающие чувства первой невинной любви, но он не может испытывать ее как прежде. Хочется, солгав о возвышенном, коснуться жестокой руки, поддаться и попробовать все сначала? Как в тех картинах из головы — чудовищных эпизодах памяти. но он опускает глаза в пол и осознает, что любит по-настоящему другого. И все сомнения лишь попытка убедить себя в обратном. — Я могу идти? Юнги согласно кивает в его сторону, так и не получив желаемого ответа, полагая, причин задерживать его нет, ничего в таком состоянии он не расскажет. Но есть запасной вариант с жутким помыслом и неистовой похотью. — Жду тебя дома, завтра, в десять. доложишь обо всем. — под домом имеет в виду старую квартиру с толстым слоем пыли на паркете, откуда морозной ночью Чимина на скорой увезли в клинику с неуправляемой стенокардией. сам чимин там давно не появлялся, снимая двушку в приличном районе. — И да, бриллианты тебе не идут. Передай ему, пускай купит с рубином. — Юнги бросает в след, усмехаясь. А чимин тяжело дышит, стоя лицом к двери, осознавая, что и эту сторону его жизни вывернули наизнанку.

⩈ ☥ 𓂀

Не стоит недооценивать своего врага. Ты будешь лететь на самолете на другой край Земли, а он уже знает, что твой прилёт в 5. Образно, но Намджун уже знает о возвращении офицера Мина на старую службу. Сидя в любимом кресле, перед ним стелиться весь мир, привычный вид из панорамного окна, впускающий блики мрачной стороны города. Люди куда-то спешат, скорее всего — домой. Наверное, приятно осознавать: там, где горит свет, тебя ждут. Но он не считает того своим врагом, у него их вообще нет. Разве у порядочного чиновника, семьянина, и все равно, что он развелся с женой, оставив детей, — могут быть враги? — Извините, — в дверь постучала девушка. — К вам пришел Джосу, у него была запись на одиннадцать. Он все еще ждет. Позвать? Он поворачивается к ней с невозмутимо стойким выражением лица. Только преломляющий свет уличных вывесок и фонарей придает ему эмоции, отбрасывая тени. — Поняла, — девушка послушно клянется, придерживая стопку папок в руках, — я передам ему, зайти позже. Она собирается уйти, но проклинает себя, когда ее останавливают и подзывают к себе. — Что-то наши крысы молчат? Тебе не кажется? — Крысы? — не понимая спрашивает, присаживаясь напротив на стул, пряча колени под длинной юбкой. Строгий дресс-код. Крысами он называет многих, их действительно много, каждая мышь хочет прогрызть дыру и услышать непозволительное. А Ким лишь избавляется от них. — Из лаборатории ничего не приходило? Они в последнее время такие медлительные. — Он морщит нос в хищном оскале. — Мне стоит их поторопить? Девушка принялась судорожно рыться в папках с листами, отыскивая что-то, словно только сейчас вспомнила. — Президент будет не доволен ими. Я позабочусь об этом. — Подождите. — Ким взглянул на руку с протянутой папкой. — Сегодня пришёл отчёт, у них все готово. Через три дня начинается операция. Он вырвал из рук, оставляя взгляд на двери. Девушка безукоризненно выполнявшая свою работу, поняла и встала изо стала, направляясь к выходу. — И ещё, — она повернулась в его сторону. — Наш информатор сказал, что у них проблемы с финансами, вероятно, денег и времени на нового донора мозга у них нет, поэтому они использовали запасной вариант. Ким смотрит улыбающимися глазами. Как интересно, вечер перестаёт быть томным. На рабочем столе компьютера замечает папку «11.09.2042» — Что за запасной вариант? — Мы выясняем это. — Цоканье каблуков и хлопок дверью были последними звуками. Ким погрузился в тишину, убирая папку с документом в верхний ящик. Подождёт. Сейчас минута покоя и наслаждение вида, который открывается перед ним только ночью. А он хотел бы видеть всегда. Впитывать эти мгновения всю свою длинную жизнь, ведь именно такой он представлял ее. — Так значит, через три дня. Не подведи меня, Ким Тэхен. — откидывается головой к спинке, притягивая к губам стакан с горячительным.

⩈ ☥ 𓂀

— Как так-то? — Раздражительно выкрикивает один из присутствующих и отворачивается в гневе. Но получает такие же гневные реакции остальных. — Может его похитили? — смотрит по сторонам, выдавая очередную беспочвенную мысль. — бандиты. И пытают сейчас. Пока мы сидим здесь. — Пф, ты себя слышишь, кто его здесь похитит, здесь камеры по-всюду. — Но на них его нет. — Говорит шатен, поникая. — Но на них его нет. — утверждая второй, повторяет за другим и сожалительно вздыхает. — Опоздал и стоит в пробке? — Ему не свойственны опоздания, никогда не замечал за ним. — признаёт врач и смотрит на рядом сидящего с биркой «пластический хирург» — Потому что он живет здесь неделями. — Хнычет, а второй трет переносицу, перекидывая в голове всевозможные варианты. — Десять минут, до начала рабочего дня осталось десять минут. — Он смотрит на треугольные часы на стене напротив. — Девять. — Где он живет, адрес, родственники? — Слишком настойчиво спрашивает, но получает лишь покачивание головой других. — Мы не владеем такой информацией, в его графе базы данных прочерк. — Пак Чимин мог бы знать. — вспоминает хирург-кардиолог. Но затем досадно добавляет: — Но его тоже нет. И навряд ли будет. Вчера на осмотре, он сказал, что хочет отдохнуть и возьмет пару дней на восстановление перед операцией. — Чё-е-рт. чёрт, что нам делать. — Идти в полицейский участок и писать заявление о пропаже? — Разочаровано выдаёт один из присутствующих. И смотрит на остальных. Понимая, что в принципе других вариантов у них нет. — Исключено. — прерывает. — Я сам разберусь. — Уж, разберитесь, Чон. — Первый смотрит подозрительно. — Мы уже отправили в правительство сведения о предстоящем. И не можем медлить. — Вероятно, ему просто не здоровится. — выкручивается из ситуации, выдумывая свои сказки, но не для детей. Рядом сидящий замечает странное поведение и хватает за локоть, выталкивая из кабинета. Они покидают остальных, которые также шумно остаются на местах, вступая в дебаты. — Что случилось, Хосок. Ты что-то знаешь и недоговариваешь. — Высокий парень смотрит на доцента, который что-то прячет в кармане халата. — Можешь мне не лгать. — Ким Тэхен в опасности. — Достает припрятанную пачку лекарств. — Аддералл, его назначают при нарколепсии, спортсмены используют в качестве допинга. Стоит немного повысить дозу и появляется зависимость. Здесь нет восьми таблеток. полагаю, он выпил их за день, потому что упаковка новая. Лекарство привезли два дня назад, но распечатали их только позавчера вечером. — Хосок смотрит с надеждой в голубые и такие бездонные глаза. — У него был день, чтобы сломать себя. — Какого черта нам вообще эти таблетки? — Он наблюдал мецената с неврологическим расстройством, у него были признаки катаплексии. Скорее всего с того самого момента. — Тот самый, что грозился выкупить нашу лабораторию и открыть ее для желающих? — Ему не понравилась конфиденциальность, что его туда не пустили, устроил скандал в прессе. — Ему надо было лечиться в квартале отсюда в здании с вывеской «психбольница» , а не у нас. — Голубоглазый взял пачку из рук и рассмотрел с разных сторон. — Стой, получается он уже полгода на них? — Не-е-т. — Он прикрывает рот ладонью, теряясь в догадках. — Мы должны спасти его. Вытащить пока не стало поздно. — Почему ты так волнуешься о нем? Мне стоит начать ревновать тебя? — он приближается, обхватывая плечи. Являясь совершенно уверенным, в обратном. — О, нет, избавь меня от очередного расследования и стыда. Я жутко ненавижу ревность. — А я жутко ревнивый. — Оставляет поцелуй своими пухлыми губами на чужой верхней губе, произносит. — Не волнуйся, я знаю, где искать его. Чон Хосок остался один, наблюдая как высокий парень скрывается в темноте коридора. Если он сказал, что найдет — бесспорно. Только вопрос, как? О Ким Тэхене везде прочерк, тире, пропуск. Он — нимф прозрачной воды. его жизнь — течение. Скрыться от всех, ладно. Но он подтер все следы своего прошлого и повесил замок, пряча ключ глубоко в чужом теле. Приезжает на машине рано утром, до восхода солнца, оставляя на парковке у стены, где даже уборщицы не домывают, потому что зачем тратить время и силы на место, в которое сам черт не полезет. Уезжает также поздно. однако бывают месяца, когда машина пылится неделями, пока хозяин не вылезает из склепа и вспоминает о более комфортных условиях жизни. Работы много, она действительно удерживает его сутками. Но оставаться в белых стенах в дни солляля — чересчур. Он с улыбкой отшучивается, что слишком мало работал и не доделал раствор для новых клеток. Но затем спускается вниз и сутками, пока все сотрудники счастливо отмечают новый год в кругу семьи, разговаривает с Подобным. Садится рядом и смотрит, рассказывает: что было по новостям, какая погода за окном, и с чем сегодня поел курочку. Его собеседник внимательно слушал, покачивая головой в паровом вихре, а он говорил, говорил и шептал неразборчиво на странном языке. Он все это время сходил с ума. Пока не появились они — аддедрал и Чон Хосок, которые по-своему, но освещали его мрак. Но он не сдавался, ни в коем случае. Лишь яро ждал, когда из автомобиля покажется увесистый черный ящик, а дальше — будущее. Но здоровье пошатнулось в самый ответственный момент, вся надежда пала на чужие крепкие плечи. Сколько времени прошло и сколько сейчас, он не знал. Да и не было желания. В голове неразбериха. Сон берет свое, склоняя допустить очередную ошибку в алгоритме привычной жизни и вновь уносит к себе. Просыпается сквозь боль в животе, удаётся сдержаться. Свисая с кровати, рушится на пол и со скрежетом ногтей доползает до раковины, а дальше снова сон и неприятно разодранное горло от рвоты. В проёме появляются яркие лучи с разноцветным отблеском, отражаясь от серых стен. Они заполняют все пространство и подкрадываются к Тэхену, распластавшемуся на кровати с перевёрнутыми верх дном одеялами, пледами. Лучи щекочут нос, стаскивают подушку с лица и заставляют увидеть его. Простого и скромно улыбающегося Чонгука. Над головой фиолетовый нимб сливается с лучами. За его спиной их очень много, как тонкие щупальца, тянувшиеся в разные стороны. Он замер на входе, боясь переступить этот грешный порог. Протягивает своих послушников, лучи будят Кима, что на локтях пытается поднять увесистое тело. В его глазах застывает образ, списанный с картины. Нет, с него можно писать парсуны. В глазах появляется пелена и неизвестно от чего: накатившихся слез или от потери зрения. Одной рукой тянется, выгибая длинные пальцы. — Чонгук-а… — не голосом, а хрипом выдает, сглатывая кровь. Но Чонгук его не слышит. Он лишь смотрит, горько качая головой. Тэхен пытается удержаться на шатких руках, но падает, переворачиваясь на живот. Без возможности встать. Над ним разливают тепло — он знает, рядом стоит Чонгук, слышит его шёпот, чувствует присутствие. Он сходил с ума. — Чонгук-а. Лучи касаются его волос, оставляя солнечные завитушки. Он с болью пытается открыть тяжелые глаза и замечает, как Чонгук отдаляется, унося с собой весь свет. Горько качая головой. Страшно вновь погрязнуть во тьме. Оставаться одному в жизни, смысл которой сводился к выращиванию клеток и надежды на новую жизнь в колбе. Но солнечный Чонгук ясно дал понять, его время ещё не пришло. В любой тьме найдёт тот, кто подарит лучик. Когда груз век падает, превозмогая усталость, он видит высокую фигуру, откинувшуюся спиной, в проёме с согнутой ногой, словно его ждут там очень долго, где стоял Чонгук пару минут назад. Плевать, абсолютно. Если этот человек украл у него Чонгука, то он вколет ему смертельную дозу. Веки снова закрывают глаза. — Очнись, — один удар по щеке, — очнись же. Вновь удар, более резкий. — Я бы никогда не препятствовал тебе сдохнуть сейчас здесь, если бы не Хосок. — Ещё один удар. Ким наконец полностью открывает глаза. Ещё не отошёл от ясного видения, заполнившего разум. Перед ним стоит Сокджин и отчаянно пытается привести в чувства, которые поглотил солнечный Чонгук. Сокджин рывком хватает его за шею и тащит в ванную комнату, подставляя лохматую голову под струю ледяной воды. В голове щемит от бетонных стен, им управляют, как собачонкой. Капли падают в глаза, уши, рот, от бессилия и тяжёлых рук, захлебывается. Его прижимают к ванне, пока водные процедуры не приводят в порядок. Сокджин хватает первый полотенец и выходит в поисках новой майки, потому что его сыра от брызг сопротивления. Тэхен падает на колени, выключая воду в кране. До чего себя довёл, что даже ким явился к нему домой собственной персоной спасать. Ключевое слово «спасать». — Где у тебя все шмотьё? — он слышит, как тот открывает шкаф и стучит вешалками. В зеркале сейчас безобразное существо, ещё хуже чем в подвале. У того хотя бы нет синяков под глазами, опухших век и впалых щёк с ядовитым цветом кожи. Так бесит, что за отвращением следует удар кулаком в зеркало, оставляющий небольшую трещину и ранку на безымянном пальце. На звук выбегает Сокджин и, смеясь, вопит: —Ну, ты конченный идиот, я не сомневался. Ему кидают в ноги большое махровое полотенце и что-то из одежды. — Одевайся. Тот снимает сырые брюки, прилипшую тонкую блузу с жёлтыми пятнами после двух мучительных ночей и выползает из ванны. Сил хватает только на то, чтобы снова обрушиться на кровать и ещё немного полежать, пару минуточек, минуту. На ногах ощущается чье-то томное дыхание и мягкость. — Я сколько буду ждать. Псина, иди есть. Сокджин искал признаки еды в этом доме и наткнулся на пачку собачьего сухого корма. Тэхен не приятно морщится, он слышал оскорбления в свой адрес неоднократно. Знает, как тот его ненавидит. И в глубине души прощает? Садится, подталкивая подушки под спину, и озаряется в хохоте. — Шерлок, это ты, лапик мой. — Чешет за ухом большого спаниеля. Который сочувственно на своего хозяина смотрит и тихо поскуливает. — Как ты здесь. — То есть как я очутился здесь, тебя не волнует? — в дверях появляется голубоглазый со стаканом воды и таблетками. — Псина твоя выбежала вместе с женщиной из соседней квартиры, когда я заходил, дверь у тебя была открыта. Женщина призналась, что устала постоянно ходить и кормить его, поэтому она просто забрала к себе. А он скучал, вообще-то. — Прости меня. — Ким проводит по пушистой собачей макушке. И вопросительно смотрит на поднесённую руку с горстью таблетками. — Что это? — Не твоя наркота, не надейся. — Он закатывает глаза. — Хосок передал, чтобы очистить кровь и вывести токсины. Приедем в клинику, будешь под чутким контролем. Сокджин смотрит на помятый внешний вид Кима, нелепая длинная белая футболка и короткие джинсы, кажутся знакомыми. В таком облике он не профессор Ким и не врач, а тот кого Сокджин ненавидит и ещё больше презирает. И в принципе не хочет видеть. На голове беспорядок, как и в самой квартире. Периодически Тэхен позволяет себе генеральные уборки, но заканчиваются они звонком из лаборатории, что его присутствие необходимо, и тогда он вызывает клининговую кампанию, бросая все домашние обязанности. Сейчас же квартира погрязла в хламе. Сокджин переводит взгляд на тумбочку с фотографией в рамочке. внутри все переворачивается, что скулы сводит. — Спасибо. — говорит Тэхен, выпивая лекарство. Сокджин никак не реагирует, отворачивается и уходит, бросая напоследок: — Жду в машине. Едем в клинику.

⩈ ☥ 𓂀

Большая массивная дверь открылась с тяжким скрипом. В эти секунды перед глазами волной прокатились воспоминания. Когда он ждал, как ему отворят дверь и возьмут в объятия, когда он видел на пороге любимую улыбку, когда он сбегал и закрывал дверь на ключ судорожными руками, лишь бы успеть, когда он ревел за дверью прикрывая ладонью, чтобы не услышали его вой соседи. Он все помнит. — Привет, — на него смотрит мужчина в милом розовом фартуке с цветочками, вытирает руки и морщит нос. — Прости, не успел привести себя в порядок. Боялся не успеть. В волосах вселенная навела свой хаус, рассыпав миллионы звезд. Так даже лучше, чем зачесанные на бок и смазанные маслянистым гелем в полицейском участке. Офицер Мин следит за своим внешним видом особо старательно, но Мин Юнги просто стоит на пороге слегка взъерошенный и вытирает руки о полотенец. На нем темная футболка и свободные спортивные штаны — придавало чувство свободы и пахло уютом. Чимин не обращая внимания, зашел внутрь и словно попадая в прошлое, узнает знакомые стены. Все так же, как в последний раз. Проходит в кухню, где горит свет. — Она же не работала. — указывает на плиту. На столе красуется бутылка шампанского и два хрустальных фужера, а из духовки доносится печеный аромат, будоражащий. Помнит, как месяц просил починить. — Да, я провозился с ней сутки, — он поднял забинтованный палец, — крышка упала. — Ты как всегда не осторожен. — Тебе видней. — Берет из рук темно зелёную кофту и оставляет на вешалке в прихожей. — Зато успел приготовить твой любимый «камджатхан». Присаживайся, сейчас будем ужинать. — Зачем все это? — Вопросительно смотрит Пак, отодвигает от края стакан и опирается на стол. — Мы могли бы обсудить дела без конфет, шампанского, этого полузавядшего цветка, где ты его только откапал. Чего ты добиваешься, семь лет прошло. — Прости, но ты любил, когда я встречал тебя так, и пион, разве тебе не нравились пионы? — Нравились в прошлом. Сейчас я предпочитаю розы. — Говорит Чимин, поворачиваясь в сторону Мина и откидывая голову к стене. Он искренне не понимает, зачем ворошить прошлое. — Я не хочу тратить время, мне нужно домой. — Ты уже дома. — Юнги снимает фартук и тянется к бутылке, открывая. Сейчас станет легче. — И никуда отсюда не уйдешь. — Я пришел сказать, что не собираюсь тебе ничего докладывать, потому что не лезу в чужие дела и тебе не советую, майор Мин. — Нет, так не пойдёт. Совсем никуда не годится. — Юнги делает крупный глоток из бутылки. Этот вариант событий он тоже рассмотрел. Уходит, оставляя Чимина одного. — Преступники должны быть арестованы. Чимин собирается уходить, бросает на стол синюю папку, которую все это время удерживал подмышкой, и быстрым шагом направляется к двери, но его перехватывают. Раздаётся щелчок, руку опоясывают железные наручники. Чимин в недоразумении дёргает, но ему не дают сдвинуться с места. Другой конец охватывает грубую руку майора. — Насмешил. Думаешь я не знаю, как открыть твои жестяжки? — Уверен, что без этого ты откроешь? — Юнги держит перед собой складной ножик, который взял на всякий случай Пак, и по неосторожности забыл в кофте. Только забавляет тот факт, что Чимин боится, когда идут в гости разве берут ножи? Но он пришел домой, а это уже не нравится главе семьи. Его тянут в темную комнату за собой. Мин практически не пил, его не разнесёт даже с двух бутылок шампанского, но то, что он сейчас с ним, заставляет чувствовать себя слегка пьяным. Его прижимают спиной к стене, нависая. Чимин отворачивается от чужого прожигающего взгляда, ногтями впиваясь в стену, другую руку поднимают вверх и заламывают над головой, удерживая за запястья. — А ведь мы могли бы обсудить в мирной обстановке, это был твой выбор. — Вполголоса убеждает, хватаясь за нижнюю челюсть и поворачивает к себе. — Посмотри на меня. Он пытается уловить его колкий взгляд, похожий на загнанного волчонка, попавший в капкан. — Ты скучал по мне? — Ответь. — Юнги говорит громче в чужие льстивые глаза. Но получает неугодный ответ — молчание и дыхание вздымающей груди. уверен, что тот не волнуется, но чимин выдает сам себя. Рубашка рвётся на кусочки с треском, на пол сыпятся пуговицы, остаются лишь пару снизу. Дыхание учащается от осознания неизбежного, зачем он пришёл, ведь он долго думал и сомнения преодолевали, но синяя папка взяла свое. или же нечто большее? Перед Мином открывается вид оголенного торса, он скучал по этому почти идеальному телу, но исполосованное скальпелем и временем, по прикосновениям, тем мурашкам, которые оставлял на нем своими поцелуями. Он знает каждый участок, исследовав языком, каждую клеточку. Он проводит губами по шеи, спускаясь вниз и вдыхая терпкий аромат розового перца, чужой запах, совсем не тот, который он дарил ему. Его поведение, голос, парфюм кажутся незнакомыми, словно двойник с противоположными вкусами. Но плевать, если в эти предпочтения не входит Мин. Он сильнее прижимается пахом, стаскивает остатки одежды. Язык изучает новое тело, спускаясь на ключицу, но замирает, ощущая углубление и неровную поверхность, рассеченную на два десятка сантиметра. — Что это? — удивляясь, отстраняется и аккуратно проводит пальцем до точки на уровне нижнего ребра. Семь лет изменили их. Чимин усмехается и опускает руку, которая к слову, уже затекла. Он ничего не чувствует и не хочет, потому что за уродливой линией бьется новая жизнь. И хотя ему предлагали полностью избавиться от шрама — он отказался, как память, что не стоит допускать в жизни то, что приносит боль, ведь жизнь может оборваться в любой момент, даже холодной зимней ночью. — Он отличается от других. — Прислоняется ладонью, ощущая сердцебиение. Другие четыре — аккуратные и короткие. Три безуспешные операции на сердце, и почему люди раньше говорили, что Бог любит троицу. — Какая разница, — Чимин вырывается, пользуясь замешательством. Поднимает с пола разорванную рубашку, собираясь уходить. — Отпусти меня. — О, нет, я только начал. — Парня отбрасывают, отчего Чимин чувствует сильную боль в затылке. Дотрагивается рукой, но не успевает подняться, как впиваются в губы, и металлический вкус сливается с привкусом алкоголя. — Посмотрим, чему тебя научил Намджун. — Он тебя в пыль сотрет. — кричит Чимин, слезы подкатываются к глазам, — мразь. — Поверьте только, я трахаю шлюшку премьер-министра страны. А где личная охрана? — он хватается за шею прикованной рукой, другой беспорядочно тянется к ширинке. — Или ему настолько наплевать на тебя, что он даже не позаботился о твоей безопасности. Не переживай, я могу предложить свою кандидатуру, мы будем видеться чаще. Как тебе идея? — Мразь, — повторяет Чимин и пытается укусить вену на миновой руке, но получает почти такую же пощечину, что и в полицейском участке. — Я давно капаю под него, и поверь, у него много недосдач. — Он рывком оттолкнул парня на кровать, удерживая руку наручниками. Прижал своим телом. Чимин не успевает глотать воздух, от каждого толчка становится жутко больно, но больше стыдно. его прямо сейчас с головы до ног облили кипятком и тело вяло слушается, поддаваясь такту. Он больше не может сдерживать себя и издает протяжное мычание под чужим телом. А Мин ухмыляется: знает все болевые и, наоборот, приятные точки. И потому давит на больное, вдавливая в кровать. ласкает шепотом чужую кожу, оставляя ожоги и тянет к себе как можно ближе, сильнее, больней. Склоняется и целует до укусов, что сдирает сухую корочку с губ. Чимин не позволяет языку глубоко проникнуть, но сдаётся. Их поцелуи нечто большее, чем с Намджуном. Намджун никогда не делал ему приятно, как Мин. Секс с ним был простым механизмом. Это чувства любви, которую мозг предательски помнит и заставляет вновь и вновь ошибаться, выдавая невинное сердце на растерзание голодному зверю. Его хотят разорвать на части, и чимин совершенно не осознаёт, что стоит двумя ногами в ловушках. — Скажи, что любишь меня! — кричит Мин, обхватывая бедра ладонью и оставляя следы от пальцев, прижимает. — Ты очень изменился, Чимин. Скажи же. Чимин уткнувшись в подушку, протяжно стонет, смахивая с глаз слезы. Хочет сказать, признаться в нечто большем, но лишь прячет лицо, скрывая истинные чувства. Он поделен на два, тело хранило вспоминания ласки грубых рук, а сердце представляет человека, который спас из лап зверя, человека который украл у него шанс вернуться, человека, который был всегда рядом, а сейчас предан другим. Он все расскажет Намджуну, и даже если не простит — он останется честен перед ним.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.