***
— Может, прекратишь уже вздыхать по десятому кругу? — Миджин закатила глаза. — Серьёзно, Чонгук, ты сегодня сам не свой! Чон перевёл на неё взгляд и почти сразу же отвернулся. Он всё ещё не мог простить ложь Суджин, но слова Тэхёна дали ему определённую почву для размышлений. Как много всего он и сам недоговаривал девушке, но ведь он хотя бы сделал попытку рассказать о своём прошлом, а она даже не пыталась. Чонгук бы понял, простил, не притворяйся бы Су и дальше. Даже тогда, когда девушка оказалась прижата к стенке и отпираться не было смысла, он лишь хотел услышать её правду. Не ту, которая была бы выгодна ему, но ту, что настоящая. Дальсу быстро начал говорить, когда они остались наедине. Из него прямо фонтаном лились оскорбления в сторону Чона, восхваления его матери и прочее дерьмо. Однако стоило мужчине заговорить о Суджин, как Чонгук сорвался, горя праведным гневом и желанием выбить из Дальсу всю его дурь. Тогда-то он и услышал душераздирающий смех и слова, что «девчонка-то молодец». — А эта тварь хорошо тебя обработала. Я даже не удивлён! А с виду сама невинность! И даже если так, Чонгук был готов принять и эту правду, если бы услышал её от Суджин, если бы она честно во всём созналась. А так, напарываясь на стену из чужого молчания, он лишь накручивал себя, надумывая лишнего, вот и мучился теперь, не имея возможности докопаться до так желаемой им правды. А может, Дальсу поэтому её и бил? Чон ведь нашёл тогда девушку избитой, с синяками и гематомами по всему телу. Хотел ли он таким образом заставить её слушаться? Тогда Гуку нужно было просто сказать ей, что угрозы больше нет. Почему всё настолько сложно? Неужели нельзя было разобраться со всем сразу? — Это не важно, — снова вздохнул Чон, поднимаясь с кресла и направляясь к выходу из комнаты. — Разберись сначала со своими проблемами. — Снова играешь в холодного злого парня? — Миджин развела руками. — Только же был нормальным, буквально пару недель назад. Чонгуку стоило бы думать о работе, но всё будто валилось из рук. Ему нужно было узнать даже если не правду, то хотя бы её отголоски, чтобы понимать, в каком направлении двигаться. Стоило ли ему так просто взять и простить Суджин? Или она — далеко не пострадавшая сторона? Вопросов много, а ответов — почти никаких. Гук остановился посреди коридора с ощутимым желанием напиться в стельку, когда в кармане его джинсов зазвонил телефон. На экране высветился номер отца — даже без подписи каждая цифра была выучена им наизусть. Что этот старый хрен хотел от него? Снова. — Говори быстрее, у меня нет желания слушать тебя дольше двух минут, — мужчина покрепче стиснул зубы. Ему нужно было держать себя в руках — отец никогда не звонил просто так, и лучше бы сразу выяснить, что на повестке дня в этот раз, чтобы понять, как решить ту или иную искусственно созданную (без сомнения!) им же проблему. — Ты как с отцом разговариваешь? — выплюнул старший Чон буквально в ту же секунду. — Удивлён, что господин Им не предъявил никаких претензий по поводу твоей выходки, но за это нужно благодарить твоего брата. Чонхэ всегда пытался всё урегулировать миром. Гук поджал губы. Наверняка младший брат снова слишком рано вступил в игру, и теперь должен что-то компании в целом и семье Им персонально, хотя сам Чонгук постарался, чтобы эта девчонка Сумин больше и не пыталась лезть в чужую семью. — Ближе к делу. — Твоя мать изъявила желание встретиться с тобой. Давящая тишина висела достаточно долго, давая Чонгуку время на спокойные раздумья. Отец просто бросил в него этой информацией, явно считая, что на сём выполнил свою задачу, хотя трубку не вешал — ждал ответа. На самом деле, этот звонок смело можно было отнести к разряду нереальных: старший Чон буквально ненавидел свою бывшую жену, поэтому было удивительным то, что именно он выступил послом доброй воли, решившим свести их вместе. Чонгук зажмурился. Видеться с этой мегерой в его планы не входило от слова «совсем». Однако в мыслях очень вовремя проскочило лицо Дальсу, а затем — Суджин. Стоило ли Чону встретиться с матерью и расспросить её об этом? А если она тоже как-либо замешана в этом клубке безумия и тайн? Нет, это всё надумано, однозначно, точно. — Я подумаю. Чонгук сбросил вызов и обречённо стукнулся головой о стену, сверля взглядом недавно подправленный потолок. Как же он ненавидел чувствовать себя беспомощным — а именно так мужчина ощущал себя в данный момент. Больше всего сейчас хотелось сесть спиной к дивану, и чтобы тонкие пальцы снова массажировали затылок. — Господин Чон? Чонгук вернул голову в нормальное положение и заметил стоящего перед собой Бобби с удивлённым выражением лица. — Ты что-то хотел, Чживон? — Да нет, — парень помахал руками и нервно улыбнулся. — Просто вы стоите прямо посреди коридора — не пройти. — Можно на «ты», — мужчина отвёл взгляд, радуясь возможности отвлечься. — Как дела с клиентами? Работы хватает? — Обижаете! — шутливо возмутился Бобби, скрещивая руки на груди и игнорируя предложение отбросить формальности. — Столько крутых людей приходят, все сами по себе уникальные, и рисунки просят такие же! Это нереальный опыт, спасибо вам! Чонгук согласно покивал, растягивая лёгкую улыбку. — Рад, что тебе всё нравится. Главное, чтобы этот настрой сохранялся и дальше. — Суджин говорит так же. Улыбка с лица Чона сползла в ту же секунду. Суджин? Может, он просто ослышался? — Кто? — Моя подруга, Суджин. Я, кажется, рассказывал о ней. И снова перед Чонгуком материализовался перепуганный взгляд голубых глаз. Казалось, всё вокруг стало тише, в отличие от его громко стучащего сердца. Оно дробило изнутри такую знакомую до боли чечётку прямо по рёбрам, его удерживающим… Чон вдохнул поглубже и резко выпустил воздух из на секунду отказавших лёгких. В этот момент Бобби достал телефон и стал что-то в нём с интересом просматривать. Гук же, не обращая на это никакого внимания, продолжал пялиться в одну точку на стене. Ему казалось, глаза Суджин наблюдали за ним оттуда, точнее, робко и недоверчиво смотрели на него в ответ. — Вот она, малышка Су. Да, Чонгук согласен — вот она, прямо перед ним. Её глаза хотят его уничтожить. Он совсем тронулся. Пришлось перевести взгляд на экран и тяжело сглотнуть. Девушка рядом с Чживоном на фото — точно Суджин, только младше, и что-то в ней есть такое… неуловимо другое. Может, счастливая улыбка? Или радость в глазах? Хотя щёки такие же впалые, и сама девушка достаточно бледная. Да и одета она примерно так же, как он привык видеть — оверсайзовая одежда, больше смахивающая на мужскую. — Су тогда ещё с длинными волосами была, а потом остригла. Бобби поджал губы и быстро перевёл тему, рассказывая очередную историю из детства про то, как они с Чанёлем слушали её игру на фортепиано, а их родители души не чаяли в девочке. Чонгук слушал в пол-уха, наконец поняв, что так резануло глаз. Длинные волосы. Как же Суджин шло! Он бы с радостью посмотрел на неё сейчас, повзрослевшую, красивую девушку с такой роскошной копной за плечами. И всё же, витающее в облаках сознание зацепилось за одно предложение Чживона, резко выводя Чонгука из приятных сердцу мыслей. — Чанёль? — Да, — Бобби перевёл взгляд на начальника, улавливая некоторое раздражение в его голосе. — Это наш друг детства. Вы должны были слышать о нём, он поёт в дуэте с Ку Чжунэ. О, кстати, — Чживон снова оживился, попутно пытаясь переключить внимание Гука на более нейтральную тему. — Мы же уже давно просили, чтобы Су написала мелодию хоть к одной из песен ребят. Так вот, парни говорят, малышка уже закончила, и… — Не называй её малышкой, — против воли вырвался тихий шёпот, немного похожий на рычание. Бобби резко остановился и удивлённо посмотрел на Чонгука. Тот стоял в спокойной позе, как и до этого, только вид у него был сильно раздражённый. Наверное, Чживону просто показалось. — В общем, Суджин написала им мелодию, они поместят песню в альбом. И мы сейчас надеемся, что компания возьмёт её в продюсеры на постоянной основе. Чонгук скупо кивнул головой, чувствуя себя идиотом, не умеющим сдерживать собственные эмоции. Он ведь этому давно научился, так почему сейчас никак? — Между прочим, — справа раздался голос Миджин, — вам бы двоим, оболтусам, было бы неплохо пойти работать. — А ничего, что я твой начальник? — Чон поднял бровь, смерив девушку укоризненным взглядом, но она его просто проигнорировала — больно уж привычный жест, — и переключилась на Бобби. — Это ведь об этой подруге ты говорил, что ей нравятся милые парни? Может, нашему начальнику стоило бы снова подобреть? Поведение Чонгука в последние дни раздражало не только Миджин. Если его возвращение в скупого на эмоции и раздражительного начальника ещё можно было как-то понять, то тотальное отсутствие интереса к окружающему миру — никак нет. — Эм, не совсем, — Бобби отвёл взгляд, заметив, как Чонгук глянул на него и подозрительно прищурился. — Ну, если говорить о внешности, то ей был интересен Чжунэ, вроде. А характер… не знаю, может, как у Чанёля. Парень не хотел никого обижать и старался максимально сгладить острые углы. Да и, по его мнению, он ни капельки не приврал, ведь Чжунэ действительно нравился многим девочкам и не было бы ничего удивительного, если бы он нравился и Суджин. А характер Чанёля девушка не один раз называла идеальным для будущего мужа и отца, поэтому Чживон и сделал соответствующий вывод. Он не знал, какой Чонгук в отношениях с противоположным полом и старался не нарваться на какое-либо оскорбление чужих чувств. Чон же в этот момент закрыл глаза, пытаясь закатить их как можно глубже, будто это могло помочь забыть то, что он только что услышал. Ведь точно, Суджин говорила, что ей нравился Чжунэ… Чонгук и так был шире в плечах, весь в татуировках и с не самым презентабельным прошлым, а если девушка ещё и станет продюсером в компании, то сможет видеться с Ку постоянно, начнёт встречаться с ним, а Чонгук останется один. Опять. — Ладно, я пойду, мне ещё нужно подготовить инструменты к следующей записи. Хорошего дня! — Бобби быстро ретировался, ощущая запах горелого. Горелого терпения и… — А он, кажется, сильно задел твоё эго. … чонгукова самолюбия. — Просто подтвердил мои собственные мысли, — Чонгук открыл глаза, поворачиваясь к девушке. — Миджин, меня не будет до конца дня — звонить не стоит, я буду максимально занят. Отчёты по ремонту и открытию нового салона пришли мне на почту, я посмотрю их вечером. Девушка кивнула, еле сдерживая желание узнать, куда это направился Чонгук такой уверенной походкой и воинственным взглядом под стать. Гук сел в свою машину, набирая последний звонивший номер, и, заводя машину, принялся ждать ответа. Челюсть немного сводило, словно он только что съел целый лимон, и это ощущение, отнюдь, не приносило никакого облегчения. — Подумал? В голосе отца слышалась явная насмешка. — У меня к тебе два вопроса, от которых и будут зависеть мои дальнейшие действия, — Чонгук вырулил на главное шоссе. — Первый: почему ты решил потакать матери в её одержимости жаждой встречи со мной? — Врачи говорят, что она идёт на поправку. Да и тебе следовало бы давно решить свои проблемы с матерью. Прошлое не изменить, Чонгук. — Не убедил, — хмыкнул Чонгук, представляя, как в эту секунду оскалился отец. — Второй вопрос. Ты ведь знал, что Дальсу не нашли и не посадили. Почему ты закрыл на это глаза? Повисла тишина, сопровождаемая отсчётом секунд вслед за сменяющимися цифрами на экране телефона. Чонгук ждал новой крупицы информации. В конце концов, должны же ему дать хоть что-то. — У нас с твоей матерью был уговор. Так что, если так интересно, спроси у неё сам. В этот раз отец отключился первым, заставляя Чонгука сорваться и с размаху вдарить по рулю. Впрочем, мужчина быстро подавил в себе вспышку ярости, и просто поехал вперёд, даже не нарушая установленной скорости. Он всегда знал, что все ответы мог получить только от матери, но не думал о причастности к этому отца. Хотя, что в этом удивительного, правда? Чонгук ни разу за всё это время не был даже поблизости от здания, где держали его мать. Психушка, конечно, неплохой вариант, но лучше бы её упекли за решётку. После того дерьма, что она натворила, самому Чону было бы впору лечь в соседнюю палату, но он выкарабкался. — Здравствуйте, вас приветствует клиника психологической помощи Соддам. Извините, но часы посещения уже закончились. Чона остановила одна из медсестёр, стоило ему только подойти к стойке администрации. На него смотрела молодая девушка, растягивавшая заученную улыбку, быстро сменившуюся на заискивающую и флиртующую, стоило только разглядеть мужчину поближе. Судя по выражению лица, она его либо узнала, либо он просто чертовски хорош. Гук глянул на время: третий час дня. У пациентов есть только утренние часы посещения? — И когда же я могу подойти? — Чонгук? — откуда-то сбоку раздался знакомый голос. — Ты всё-таки пришёл? Уже понял — лучше бы не приходил. Чонхэ направлялся к нему с широкой улыбкой, попутно радостно сообщая медсестре о том, что это его брат, и он пришёл к матери, поэтому его должны пропустить. Как быстро, оказалось, решались проблемы: конечно, Чонгук при желании мог бы въехать в палату матери на катафалке, и ему совсем не нужна была протекция брата, но он всем сердцем хотел услышать, что визит можно нанести только на следующей неделе, или, что ещё лучше — в следующем году. Чонхэ обломал шанс отложить столь нежеланную встречу снова. — Я рад, что ты всё-таки услышал меня и приехал. Брат повёл его к комнате для свиданий, заранее попросив отзвониться туда и сообщить о новом визитёре. — Разве ты не должен на меня злиться? — внезапно спросил Чонгук, искренне не понимая рвения Чонхэ объединить всех и вся, несмотря на оказываемое сопротивление. — Я много за что должен злиться на весь мир, но не делаю этого, — улыбнулся младший, поворачиваясь к брату. — Лучше скажи, как твой парень? Давно ты понял, что он тебе нравится? Да и вообще, как так получилось? — Ты хочешь поговорить по душам прямо сейчас? Чонгук на самом деле не желал говорить о Суджин. О Сухёне… Хэ понимающе кивнул, предлагая после встречи с матерью посидеть в кофейне неподалёку от клиники. … В комнату для свиданий Чонгук попросил Чонхэ не заходить. Младший обиженно поджал губы, но всё же кивнул, понимая, что Гуку нужно поговорить с их матерью наедине. Может, потом они даже расскажут Хэ, как так вышло, что они разругались в пух и прах. — Здравствуйте, миссис О. Чонгук поздоровался скорее на автомате, параллельно осматривая наполовину пустую комнату, акцент в которой был сделан на стол и несколько стульев вокруг. На женщину, сидящую на одном из них, он старался не смотреть вообще, лишь краем глаза подмечая детали, изменившиеся в её внешности; к примеру, проявившиеся морщины, которых он никогда не помнил на её лице. Сама же она осунулась, взгляд потускнел, и в волосах прибавилось, пожалуй, даже слишком много седины для её возраста. На ней был самый обычный больничный костюм, а от былого лоска и уверенности не осталось и следа. Отец и тот выглядел моложе, хотя не удивительно, учитывая разительные отличия в их положении. — Куда приятней было б, называй ты меня мамой. — Не горю желанием, — Чонгук пожал плечами и сел за стол, наконец, нормально смотря на свою мать. — Говори, зачем ты хотела меня видеть. У меня ещё есть парочка вопросов. — Я хотела извиниться. — Что? Говори громче. — Я хотела извиниться, Чонгук-а! Она и перед этим говорила достаточно громко, но Гук не поверил в слова, вырвавшиеся из человека напротив — ещё когда-то у неё был шанс на вполне нежное «мама», но сейчас — уже нет. Его слух точно обманывал его. Всё внутри так и кричало о наглой лжи. И только сердце тихонько возобновило удары, странно и абсолютно нелогично теплея. Даже по прошествии стольких лет и событий, оно всё ещё стремилось доверять ей. Какая досада, что Чонгук, в свою очередь, не верил ни единому слову. — Пожалуйста, я знаю, что тогда сделала тебе очень больно! — Как ты там это назвала? — Чонгук поиграл желваками, будто вспоминая, пока мать сжималась на стуле напротив. — Абсолютное послушание? — Чонгук… — Скажи, в каком месте избиения и изнасилование входили в твоё понимание моего полного, мать его, послушания?! — в конце концов сорвался Гук. Женщина осеклась при первой же попытке ответить и опустила глаза в пол. Чонгук помнил всё до мельчайших подробностей, и собирался напомнить и ей тоже в случае внезапных провалов в памяти. — Я, — миссис О сделала попытку начать говорить, но остановилась, тщательно обдумывая последующие слова. — Тогда мне казалось, что это скорее поощрение. — Что, избиение? — Дальсу сказал, что тебе понравилось быть с той девушкой. — Которая хлестала меня плёткой? Ах да, совсем забыл, это ведь был ещё и мой первый раз. Спасибо, мама, вот так подарочек. Обращение к женщине он выделил с особенной ненавистью. Всё, что с ним происходило, показалось бы полным абсурдом для тех, кто не знаком с их семьёй. Такое даже в самом дешёвом бульварном романе не придумаешь! … А если Бог существует, то у него явно хорошее чувство юмора. — Да что в этом такого? — женщина встрепенулась, поднимая глаза на сына. — Хочешь сказать, ты не кончил? — Что такого? Какая-то нанятая тобой шлюха скакала на мне, подгоняя кнутом, потому что я был «плохим мальчиком». Сначала проблема была в том, что я не хотел тебя слушаться, а потом это вышло за грань моего понимания, ведь меня начали избивать уже просто потому, что у меня не встал. Потому что я, блять, был ребёнком! Перепуганным до смерти ребёнком! — Ты был подростком, не драматизируй, — миссис О закатила глаза. — Твой отец обожал хвалиться тем, какой ты молодец и уже начал изучать себя и свои желания — Чонгук-и, следует крепко запирать дверь, когда собираешься удовлетворять свои потребности. Так что не вижу проблемы в том, что ты получил немного удовольствия с той девушкой. — Ты не слышишь меня, — Чонгук обречённо покачал головой. — Я не получил удовольствия. На минуту повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь мерным тиканьем часов. Тогда, в день, когда мать забрала его от дедушки, он толком не понимал, что ожидало его впереди. Та, кого он считал мамой, сладко ему улыбалась и просила быть послушным сыном, а после самолично избивала и тягала по всему помещению в попытках «преподать урок», смысла которого Чонгук не понимал. А когда ребёнок перестал плакать и сказал, что будет самым послушным и хорошим — она просто связала его и оставила одного в комнате, покрытой мраком и пропитанной страхом и неизвестностью. Первые несколько часов прошли спокойно. Чонгук успел тихонько выплакаться, так, чтобы не было слышно извне, а после свернулся клубочком и провалился в беспокойный сон. Он не понимал, что сделал не так, где оступился и в каком месте был «непослушным». Когда Чон проснулся, рядом с ним сидела красивая девушка, старше него лет эдак на десять. В ней он увидел свой путь к спасению. … Но как же он ошибался. Тогда за повторное «непослушание» его снова избили, и оставили ещё на несколько часов в бесчувственном состоянии, пока не решили, как теперь оказалось, его поощрить. Херовый кнут и пряник, что сказать. — Я не нанимала эту девушку. — Ну да, она сама пришла, — настала очередь Чонгука закатывать глаза. — Её нанял Дальсу. Сказал, что это будет отличным подарком на твой День Рождения от него, ведь ты сможешь нормально заняться сексом с девушкой, а не зажиматься с салфетками по углам. Ты мог в любой момент сказать, что ты не хочешь, и она бы остановилась. Тем более, Дальсу наблюдал, он остановил бы её. — Ты сама слышишь, как глупо это звучит? — Гук нахмурился. — Я умолял, кричал ей, чтобы она остановилась, потому что я не хочу, боюсь и вообще, мне противно. Но она продолжала, просто игнорируя меня! И никакого Дальсу больше в той комнате не было! Остановить эту шлюху было некому! — Он не мог не услышать, что тебе плохо! Он стоял за дверью! Чонгук безумно усмехнулся. То есть, эта тварь стояла за дверью и слышала каждое слово, но даже не подумала остановить происходящее? — А где была ты? Голос у Чона надорванный, словно он сейчас снова разрыдается, как маленький ребёнок. Мужчина будто вернулся в тот день и снова и снова спрашивал себя, за что с ним так поступили. — Я была занята нашим отъездом. И за это, кстати, тоже прости. Но я уверена на сто процентов, будь всё так, как ты говоришь, Дальсу бы остановил её! Он передал, что ты был полностью удовлетворён, как и любой подросток в твоём возрасте. — Тогда можешь хотя бы сейчас сказать, с какой целью я пережил твои побои? За что? В чём я был таким плохим сыном? Виновного в своём изнасиловании он нашёл, и совсем не удивился бы, узнай, что шлюхе очень хорошо заплатили за молчание и чёткое выполнение своих задач, а Дальсу просто стоял за дверью, наслаждаясь чужими криками и мольбами. И почему только мать не знала об этом? А может, просто в очередной раз прикрывала дряблую задницу своего любовника? Женщина отвернулась, принимаясь разглядывать пустую, облезлую стену. За очередную минуту, проведённую в молчании, Чонгук успел придумать для себя самые разные предположения, ну и заодно перебрать старые, которые прорабатывал все эти годы, но ожидал… — Ты сын своего отца. … не этого. — Что? — Ты сын Чон Чондыка. В детстве ты был точной его копией. Такой же сдержанный, собственник. У вас даже глаза одинаково смотрели на мир, будто сканеры. Ты себе даже не представляешь, сколько раз я хотела избить его за тот взгляд, которым он смотрел на меня каждый раз. Сколько раз мне хотелось отлупить тебя, потому что ты смотрел на меня точно так же. — Как, мама? — Чонгук стукнул по столу крепко сжатыми кулаками, но быстро взял себя в руки, успокаиваясь. — Всё своё детство я смотрел на тебя с любовью. — А это бесило ещё больше! — миссис О тоже повысила голос, но, как и сын, быстро свернула своё негодование, делая глубокий вдох. — Даже сейчас ты — точная копия своего отца в молодости. Он полюбил меня, когда ты родился, а до этого ненавидел точно так же, как ты сейчас. Правда, между нами при этом была ещё и страсть, из-за чего, собственно, ты вообще появился на свет. Чонгуку казалось, что ещё немного, и его бы вырвало. То есть, всё происходящее с ним было лишь по причине его схожести с отцом? — А Дальсу, значит, ты любила? Ответь честно, мама. Женщина хмыкнула, скрещивая руки на груди. Он снова стал звать её мамой, пусть и неосознанно, но стал. — Он тоже меня любил. Если бы всё пошло по нашему плану — твой папаша просто забрал бы тебя домой, а мы с Дальсу и Чонхэ уже были бы за границей. Чонгук нахмурился. О чём она говорила? Нет, он мог понять её побег с любовником, но при чём здесь был его младший брат? Какого чёрта? Заметив замешательство сына, женщина закатила глаза и пояснила: — Чонхэ — сын Дальсу, а не Чондыка. И хорошо, что ни твой отец, ни сам Чонхэ об этом не знают, а я уверена, что ты им не скажешь, ведь тогда именно тебе придётся нести ответственность за разбитую жизнь младшего брата, потому что твой папочка не позволит не своему наследнику получить его компанию, и тогда её унаследуешь ты. А тебе же этого так не хочется! Не хотелось. Совершенно. От слова «совсем». Но это — мелочь по сравнению с тем, что родной брат в секунду превратился в сводного. Чонгук, ещё будучи подростком, боровшимся с кошмарами по ночам, частенько задавался эгоистичным вопросом: «Почему именно я? Почему не мой младший брат?». Впрочем, каждый раз он же давал себе мысленные оплеухи, находя в случившемся хоть один плюс — лучше уж с ним, чем с его младшим братом. Он считал так всю свою жизнь после произошедшего, а оказалось, другого варианта в этой ситуации и быть не могло. Потрясающе! Оказалось, в этой семье Чонгука не любил никто и никогда. Отец видел в нём только наследника и возможность заработать, а мать считала нежеланным ввиду того, что он сын её мужа, а не любовника. — Кстати, Чонхэ обмолвился, что у тебя появился парень. Женщина сделала ударение на последнее слово, выразительно поднимая бровь. В эту секунду она была безумно похожа на себя в те мучительные сутки; безумный взгляд, странная улыбка — они словно вернулись в тот момент, где женщина не лежала в психушке, а Чонгук был напуганным, доведённым до ручки ребёнком. Может, именно так всё и было? Может, она и не собиралась извиняться все эти годы? — Знаешь, Дальсу оказался прав тогда. Он ведь так и сказал, что стоит тебе вырасти — и ты пойдёшь по мальчикам. И каково это? Кто из вас сверху? — Заткнись, — Чонгук прошипел это со всем отвращением, на которое был способен. Потребовалось несколько секунд, чтобы хоть немного успокоиться и продолжить: — Знаешь, я вообще пришёл сюда не за этим. У меня были вопросы, но ответы на них я уже слышать не хочу. Зато у меня есть для тебя замечательная новость: я недавно встретил твоего Дальсу. С лица женщины спала всякая улыбка, мгновенно превратившаяся в ответную гримасу презрения и отвращения. — И что? — Сейчас он у моего знакомого в больнице, — приметив эмоции матери, Чонгук успокоился окончательно. — Но не бойся, я позабочусь о том, чтобы ему предоставили куда более комфортные апартаменты в тюрьме, где он и должен находиться. Нарыть на него всё дерьмо будет совершенно не сложно, уж поверь! Жаль, ты не сможешь носить ему передачки, ведь до конца жизни будешь заперта в этой клинике. Удачи тебе, кстати, в её жалких остатках, дорогая мама. Приятно было выходить из комнаты под аккомпанемент из криков матери о том, какую же сволочь она родила. Женщина даже было кинулась на сына, пытаясь его остановить, но медики, ожидающие окончания разговора у двери, быстро скрутили её и вкололи что-то, из-за чего она быстро успокоилась и стала больше похожа на овощ. Взгляд Чонхэ бегал между братом и матерью в немом непонимании. Он ведь надеялся, что они, наконец, смогут друг друга понять и простить, решат свои общие проблемы… Как оказалось, вышло только хуже. — Чонгук, что произошло? Чонгук пожал плечами, отмахиваясь тем, что мать в какую-то секунду слетела с катушек, и он не знал, в чём причина такого поведения. Наверное, улучшения состояния ей не светит, по крайней мере, в ближайшем будущем. Чонхэ шёл за братом молча, затормаживая только у стойки администрации, чтобы сообщить, что он приедет ещё раз на неделе, и попросил держать его в курсе состояния матери. В кафе братья пришли уже менее хмурыми: оно и вправду оказалось не так далеко от клиники, и было на редкость светлым и уютным. Чоны сели за столик подальше от окон и, заказав себе по кофе, замолчали. Странная ситуация с матерью повергла Чонхэ в шок, но объяснение брата, что женщина ни с того ни с сего стала вести себя как умалишённая, сошло за правду. Такое уже случалось, врачи сказали, что это явный регресс. Чонгук же думал о словах матери. С самого детства он считал, что у них идеальная семья, разве что мама иногда посматривала на него как-то странно, но это никогда не было большой проблемой. Сейчас же он как никогда понимал, что именно показалось ему странным. Презрение. И только теперь стало ясно, по какой причине — Чонгук не был для неё желанным ребёнком. Он был тем, кто разрушил жизнь женщины, да и слишком похожим на своего отца, а новость о внезапной смене статуса брата обезоруживала. И всё-таки кое в чём мать была права — Чонгук никогда не расскажет об этом отцу. Не потому, что тогда всё ляжет на плечи Гука, а потому, что для брата это будет большой удар. Чонхэ достаточно биологического отца, который скоро сядет в тюрьму, и сумасшедшей матери, которую они с братом делили на двоих. — Почему ты сунулся к семейству Им? — Чонгук решил переключиться на другую тему. — Отец сказал? — Гук медленно кивнул, прищуриваясь. — Они собирались устроить скандал, выставить тебя насильником. Это бы уничтожило тебя. Чонхэ абсолютно не был похож ни на мать, ни на Дальсу. Даже воспитание Чондыка не сделало из него плохого человека. Нет, младший всегда и обо всех заботился, старался помогать, и эта ситуация не была исключением. — Хэ, они бы этого не сделали. — Почему ты так думаешь? — Потому что кроме слов этой идиотки у них ничего нет. А у меня — есть. Так что, что бы ты там ни учудил, какую бы договорённость ни заключил — аннулируй. Начни заботиться о себе. — Но это хороший союз для расширения наших компаний. Чонгук замер, неверяще глядя на брата. Он даже сказать ничего не мог, ведь им как раз принесли кофе. Не при свидетелях отчитывать младшего за тупость. А Чон считал это именно тупостью. — Не смей, — прорычал Гук, стоило девушке отойти. — Хочешь лучшего для компании — найди реально хорошую семью. Хочешь расширения — выходи на Европу или Америку, да на тот же Китай. Да, у нас есть там филиалы, но прибыль не настолько большая. Или Таиланд. Почему не Бангкок? Чонхэ ошарашено посмотрел на брата. Чонгук говорил дельные вещи, но младший никогда не смотрел на это с такой стороны. Ему всегда казалось, нужно следовать правилам общества и брать в жёны исключительно кореянку. Разве нет? — Нет, — Чонгук покачал головой, когда младший задал этот вопрос. — Скорее она должна быть азиаткой. Так что та же тайка или китаянка подошла бы. — Разве это правильно, хён? — в ответ на этот вопрос Чонгук поднял бровь, из-за чего младший выдохнул и продолжил: — Хорошо. Предположим, я сейчас всё отменяю, расстраиваю отца, порчу отношения с семейством Им. Кто может быть влиятельней, чем они? Взамен нужен кто-то дающий ещё большую власть. Даже средняя компания из Китая не сможет составить конкуренцию. — Манобан. — Что? Чонгук вздохнул. Когда-то он думал, что не сможет пойти наперекор отцу и ему придётся выкручиваться из ситуации любыми возможными способами. Однако за столько лет ничего не изменилось — компании нужно расширение либо за счёт хорошего плана и нескольких лет в запасе, либо за счёт женитьбы. Вот только отец так ничего и не сделал толком за эти годы, просто возвышаясь в Корее, а во всех остальных странах лишь поддерживая должный уровень. — Семейство Манобан из Бангкока. Старшая дочь вышла замуж около шести лет назад и забрала бизнес матери, связанный с отелями. Младшей же достались рестораны, берущие своё начало в Гонконге. Если ты женишься на ней — это отличная возможность, наконец, открыть филиал в Гонконге, а также получить колоссальную поддержку в Таиланде ввиду родства. Семейство Им этого предоставить не сможет. — Это было бы и правда замечательно. Чонхэ покивал, задумываясь. Чонгук всегда думал на несколько ходов вперёд — Хэ это признавал, поэтому никогда не понимал причину брата не ввязываться в семейный бизнес. — Но как минимум я не уверен, что получится договориться с главой их семейства. — А это толком и не нужно, — Чонгук покачал головой и отпил кофе. — Подумай сам, Манобан ни в одном из своих бизнесов практически не затрагивали Азию, ориентируясь на Европу и Америку, делая исключения только для родных стран. Расширение в Корее им бы не помешало. А там и до Японии недалеко. Тебе нужно лишь убедить в этом младшую Манобан и предложить ей этот выгодный союз. Как мне говорили, отношений у неё нет и она довольно прагматична в этом плане, так что в муже будет скорее искать лучшего друга и хорошего партнёра. Чонхэ снова задумался, переключившись на кофе, отпивая его и рассматривая, словно в чашке для него был припасён ответ. — Ты уверен, что тебе нужно жениться так рано? Вдруг ты влюбишься? — спросил Чон. Хэ покачал головой, растягивая усмешку. Брат многого о нём не знал в силу отсутствия, но и сам Чонхэ много не знал про своего хёна, поэтому всегда считал их квитами. Всё же, кое в чём ему открылись. — Я уже был влюблён, да и она тоже. Правда, только в деньги, так что у нас не сложилось, — Чонхэ пожал плечами и поднял взгляд на брата. — Меня устроит дружба в фундаменте семьи, а там и полюбить можно. Кстати, ты обещал, что расскажешь о Сухёне. Его ведь так зовут? Чонгук хмыкнул, посмотрев на меню, оставшееся на столе. Может заказать чего-то перекусить? Разговор с братом обещает быть интересным. Как минимум им стоило бы обсудить женитьбу младшего на Манобан. — Если я скажу, что оказался в дураках, поверишь? — младший засмеялся, но заметив серьёзное лицо брата, нахмурился и кивнул. — Сухён оказался девушкой, и зовут его на самом деле Суджин.***
У Суджин потели ладони, из-за чего она потирала их друг о друга, а когда не помогало — о платье. Её снова заставили надеть его. Из-за этого девушка чувствовала себя ещё неуверенней. Слишком много открытых участков кожи, которые нечем прикрыть. Момо, заметив, неуверенность подруги, предложила надеть на ноги гольфины, но Суджин казалось — стало ещё хуже. Зеркало показывало девушку оголённой, а эти «длинные носки» делали её ноги длиннее и… сексуальнее? Нет, она хотела спрятаться, а не привлечь ещё больше внимания. Но даже парни отреагировали спокойно, сообщив, что так она выглядит потрясающе и очень мило. Преподаватель Ким только окинул взглядом ученицу и довольно кивнул, не обращая внимания на Сану, резко надувшую губы. — Чего ты так переживаешь? — Момо закатила глаза, заметив недовольство Минатозаки. Сана поджала губы, отходя подальше от подруг. За кулисами то и дело сновали ученики, готовясь к своим номерам. Выход Минатозаки и остальных должен быть через десять минут, а значит, время ещё есть. Преподаватель Ким нашёлся в самом тёмном закутке, где говорил с кем-то по телефону. Этой частью закулисья никогда не пользовались — слишком темно. Свет проникал только, когда на сцене загорались лампы, и то это было скорее отголосками, чем нормальным освещением. Договорив, Ким повернулся и заметил стоящую Сану. — Что-то случилось? — Я надела достаточно длинное платье? Тэхён хмыкнул, проходясь глазами по стану японки. Платье чуть ниже колен, с пышной юбкой, закрытыми плечами, без каких-либо вырезов. А ведь, и правда, послушалась его, когда на индивидуальном занятии он пообещал её поцеловать, если оденется во что-то более закрытое. — Щиколотки видны. Его бы позабавила её реакция, да и целовать её в его планы не входило. Может, где-нибудь на пляже, но точно не в академии, где любой желающий мог бы их обнаружить. Так что, пусть повозмущается — переживёт. — Отходи, — Ким подошёл ближе к заслонившей проход Сане. — Вам выходить через пять минут. У тебя хоть инструмент настроен? — Глупый вопрос, — выплюнула Сана, всё больше хмурясь. — Хорошо, тогда пошли. Но Сана только покачала головой, протягивая руки к груди Тэхёна, и легонько толкнула. Голова была напрочь заполнена желанием получить обещанное. Ким удивлённо поднял брови, начиная понимать, что она хотела сделать, поэтому схватил японку за запястья и осмотрелся, чтобы никто не бродил у входа в этот закуток. — Послушай меня, — Тэхён шептал ей на ухо, ощущая, как они соприкасались щеками. Мужчина заметил, что её стали теплее. Неужели покраснела? Или это от злости? — Если нас с тобой заметят здесь, да ещё и целующихся, ты отделаешься нехилым выговором, а я могу потерять работу. Научись терпеть, ладно? Нам ещё после концерта несколько часов ехать. Будь лапочкой, потерпи. Отпустив девушку и даже не взглянув на неё, он пошёл к своим ученикам проверять на их последнюю готовность. Сана плелась за ним, стыдясь своих действий. И чего ей взбрендило в голову вообще делать что-то подобное? Неужели не понимала всю сложность ситуации? Дура. Когда они подошли к краю кулисы, все уже стояли там в ожидании их объявления. Момо слушала Ёнджуна, повторяющего главные моменты танца на словах, и нервно поправляла то волосы, то концертный костюм состоящий из белого разлетающегося платья и того же цвета велосипедок. Ребята проверяли каждый свои инструменты. Суджин стояла дальше всех от кулисы, сжимая скрипку Саны и нервно бегая глазами по паркету, будто там найдёт поддержку. — Суджин-щи, ты как? — Минатозаки подошла ближе к девушке. — Так сильно нервничаешь? Со покивала головой и немного трясущимися руками протянула скрипку со смычком владелице. — Перепроверь инструмент тоже на всякий случай, хорошо? — Конечно. Суджин рвано выдохнула, отворачиваясь, но взглядом ловя сцену. Там сейчас пела одна из студенток вокального отделения. Вот бы и Су такую уверенность в себе и своих возможностях. Она бы тоже хотела так убеждённо просто делать своё дело и не переживать по любому поводу. — Преподаватель Ким, последняя готовность, ваших сейчас объявят. Это не было сказано громко, но достаточно, чтобы услышали те, кому пора собирать силы и выходить на сцену. Ноты с собой брать не разрешалось, поэтому Суджин стала их вспоминать, закрыв глаза. Пальцы помнили, но мозг отказывался ей поддаваться. Почему так тяжело? — Всё нормально, — это было утверждение, сказанное Момо. — Ты молодец. Суджин открыла глаза, взглянув на ребят, которые стали перед ней полукругом и, улыбаясь, кивали. Казалось, они верили в неё даже больше, чем она сама. — А сейчас вашему вниманию своё творение представят студенты инструментального и танцевального отделений! Музыка написана студенткой Со Суджин, танец поставлен студентами Чхве Ёнджуном и Хираи Момо… Пока ребята выходили по очереди на сцену из-за кулис, Суджин в последний раз осмотрела себя. Может, в платье не так уж и плохо? Оно довольно плотное, закрывает шею и плечи, а на ногах гольфины скрывают почти все участки кожи. Сана одолжила ей туфли на небольшом тонком каблуке. Как Су на них ещё не свалилась — оставалось загадкой для неё самой. — Тебе тоже пора. Прекращай волноваться, вы всё сможете. Ким это прошептал, немного подталкивая девушку вперёд, чтобы она смелее выходила из-за кулис. Первые шаги дались с трудом, но Суджин их сделала, проходя всю сцену и останавливаясь у самого фортепиано. Свет прожекторов светил прямо в глаза, поэтому абсолютно никого из находящихся в зале было не видно. Так даже лучше для душевного равновесия. Суджин поклонилась вместе с ребятами и села за свой инструмент. Все ждали первых нот — самых сложных и тяжёлых. Именно морально и только для Суджин. Ещё раз оглянувшись на зал, девушке показалось, она заметила знакомый взгляд.Ludovico Einaudi – Experience (Live A Fip 2015)
Так похожий на мамин. Словно ей гордились. Будто в поддержку в зале стали аплодировать. Лёгкая, еле заметная улыбка — первые мягкие ноты. Тихое и спокойное начало сменилось на более громкое и подчёркнутое за счёт вступивших синтезатора и классической гитары. Суджин не следила за происходящим у танцующих Момо и Ёнджуна, погружаясь всё дальше в музыку. Утопая в ней с головой. Вот вступила виолончель своими идеальными низами, чему улыбнулась Суджин, ощущая знакомое тепло внутри. Словно мама смотрела выступление и улыбалась ей. А вот и более тонкая и хрупкая скрипка с уже более быстрым, немного перебирающим мотивом. Инструменты словно говорили друг с другом, перекликаясь, играя. С одной стороны казалось, словно в мелодии нарастало напряжение. Суджин вспомнилось, как она боялась. Будто живые и горящие звёзды внутри тухли, умирали и оседали на дно, чтобы больше никогда не возвыситься. Стоило вступить рамному барабану, и Суджин улыбнулась. Сама мелодия не сильно изменилась, но стала ярче. Дала надежду. Теперь мелодия только ускорялась, становясь всё теплее, становясь солнцем, восходящим в небе. И снова тише. Еле уловимо, всего несколько инструментов. Снова нарастание. Интересно, что творилось на сцене? Нет, Су помнила танец. Она смотрела на него сотни раз, чуть ли не сама заучивая движения танцоров. Они говорили вместе с музыкой. Как Суджин передавала через свой инструмент свои эмоции, так Момо и Ёнджун — через танец. В какой-то момент Су ощутила слёзы, текущие из глаз. Ровно в тот момент, когда больше всего стало слышно скрипку, а сама Суджин была скорее вспомогающим звеном. Глаза она держала закрытыми, боясь открывать. Лицо было скрыто за волосами, да и к залу она сидела боком, так что можно было сильно не волноваться, что кто-то заметит блестящие капли на щеках. Снова громче. Здесь должна быть кульминация. Самый пик. В эту секунду, когда так ярко звучат низкие ноты клавиш и обрываются. Хоть они и продолжают звучать, создаётся впечатление, словно это конец. Его будто оборвали на этих низах. Но Суджин открыла глаза и совсем тихо, как в начале, заиграла опять. Пара секунд и она перевела взгляд на Сану, медленно ей кивая, чтобы японка вступила со скрипкой. Девушки улыбнулись друг другу. Минатозаки проследила за слезой на щеке Суджин и опустила взгляд на скрипку, прекращая играть. Зал погрузился в тишину. Секундную, пока Суджин не пробежалась ловким движением пальцев по клавишам. Каждый инструмент заиграл с новой силой. Ёнджун подхватил Момо на руки, прокручивая её в воздухе. Внутри у самого сердца всё тоже пришло в движение. Там, будто расправлялись крылья, что так и просились наружу. Захотелось дышать полной грудью, ощущая такие сильные эмоции и яркие чувства. Ещё раз сорваться ни пике, словно последний крик, точно срываясь с обрыва. Вот оно — расправленные крылья и полёт, сопровождаемый аплодисментами. Суджин подняла голову к потолку, ощущая вновь горячие слёзы. Закончилось. Выступление закончилось. Аккуратно вытирая слёзы ладошкой, девушка поднялась и поклонилась зрителям. Теперь всё будет хорошо. У Суджин теперь были и работа и отдельное жильё. Но Су всё ещё немного трусило, внутри её ещё била дрожь, даже пальцы, казалось, не слушались. В зале также зажёгся свет, открывая вид на всех зрителей, сидящих там. Точнее, стоявших, поскольку они аплодировали стоя. Суджин не различала ни одного лица, все были одинаковыми, как под копирку. В голове неприятно вспыхнуло воспоминание о глазах отчима, как он смотрел на неё тогда в клубе, как она боялась его и того, что могло произойти. Сердце забилось быстрее, ускоряя бег и подавая сигналы мозгу о надвигающейся беде. Чёткое осознание, что где-то здесь в зале мог быть Дальсу, не покидало Суджин, пока она бегала глазами по лицам зрителей в поисках какого-то подтверждения либо опровержения. Пусть это будет последнее, пожалуйста! Но лица сливались, не давая осознать и принять до конца собственные опасения, которыми теперь полнилось всё нутро. Заметив, как ребята уходили со сцены, Суджин, пытаясь сохранить остатки самообладания, поплелась за ними. Она ведь поклонилась, когда закончила произведение? К чёрту. Сейчас главное — убраться со сцены как можно быстрее и запереться где-нибудь подальше, чтобы не нашёл отчим. Не найдя опровержения своим мыслям, девушка чётко убедилась в собственном страхе, что он мог просто выйти, когда заметил, как она искала его взглядом по каждому из присутствующих. Стоило только зайти за кулису, Суджин бросилась бежать в коридор — её даже не останавливал никто. Они знали? Или просто не успели? Неважно. Забежав в туалет, девушка заперлась изнутри. Стены давили, и безумно хотелось на воздух. Но там мог быть Дальсу. Здесь, в этом небольшом помещении его точно не было. Суджин подошла к умывальнику, включая напор посильнее. Раз десять набирала полные трясущиеся ладони ледяной воды, брызгала себе на лицо, в попытках успокоиться и прийти в себя. Не помогало. Становилось только хуже. Ещё никогда Суджин не слышала удары сердца в ушах, пульсацию в висках и одновременно сильную боль в груди, из-за которой хотелось кричать. Су так и сделала, зарываясь пальцами в волосы и оседая на холодный пол. Ей даже казалось, что стало жарче, поэтому пол и остатки нагревающейся воды на лице немного помогали. Резко пришло чёткое понимание — платье, туфли, гольфины. Суджин просто слишком обнажена, на ней слишком откровенная одежда. Это легко снять. А ещё в ней снова видели девушку. Девушку, которую можно касаться. Фантомные ощущения чужих пальцев и голос. Немного скрипучий голос, доносящийся, будто из глубин сознания: — Не дёргайся! Тебе же так ещё больнее, мерзавка! И прекрати уже орать, соседи ещё подумают, что я тебя убиваю. А мы ведь всего лишь делаем папочке приятно, согласна? Суджин поджала под себя ноги, сжимая мышцы как можно сильнее, словно кто-то пытался их потянуть на себя и раздвинуть. — Нет, пожалуйста, не надо. Су шептала заученные наизусть слова, опуская пальцы на шею. Фантомные ощущения усилились именно там, поэтому девушка в попытке убрать их, стала скрести кожу. Он слюнявил ей шею — она царапала этот участок. Он крепко держал её за запястья — она стремилась содрать кожу с этих мест. — Суджин, открой! Это был не голос Дальсу, и Суджин постаралась зацепиться за него. — Суджин? Суджин, всё нормально? Девушку бил сильный озноб. Казалось, всё её тело содрогалось в каком-то непонятном ритме, точно отсчитывало секунды неизвестного танца перед смертью. Страх не покидал сознание, плотно засев, точно незваный гость, которого, тем не менее, просто так не выгонишь, и наблюдал. Наблюдал за страданиями, пока Суджин корчилась, сидя на полу, снова мучительно зажав виски пальцами. Она старалась успокоить себя хотя бы так, но в мысли отчаянно лезли непрошеные воспоминания. Окончательно отключиться, как безумно хотелось, не дал голос Чонгука, звучавший где-то вдалеке. Словно она пошла по выбранному пути, а Чон так и остался на перепутье, стараясь до неё докричаться, чтобы она вернулась назад. Благодаря этому голосу она оставалась на плаву, без сил замерев и не сделав больше шагов дальше. На подкорке послышался противный звук открывающейся двери, а тело наконец-то ощутило теплоту знакомых рук. Суджин прижали к широкой груди и крепко держали в своих объятиях. Её мелко трусило, тело казалось ватным и холодным, хотя с девушки градом лился пот. Чонгук тоже испугался не на шутку. Сейчас его голову посещали мысли, что лучше бы это он корчился на полу от непонятной боли, чем она. — Я рядом, слышишь? Я больше никуда не уйду, обещаю, малыш. Суджин слышала его обрывками, но пыталась слушать каждое слово. Она так боялась пропустить хоть одно. Просто закрыла глаза и пыталась сосредоточиться на словах мужчины, крепко сжимающего её в своих объятиях, тепло гладящего её спину, немного покачивающегося, словно убаюкивающего её. И отчаянно шепчущего всего одно слово, которое она запомнила лучше всего — Прости, прости, прости. Небо моё. Прости.