Как Ивану-царевичу невесту искали

      — Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!       Я чуть не подавилась яблоком, которое грызла. И вовсе не потому, что испугалась того, что наша избушка повернётся к нахальному пришельцу передом, скинув меня с крылечка.       Нет, причина моего удивления скрывалась в другом. А именно — в самой фразе, избитой и древней, как сама Земля-матушка. И повиноваться которой мы, естественно, давным-давно её отучили.       — Избушка, ты что, оглохла, что ли? — рявкнули сзади. — Кому сказано, повернись!       Но избушка не поддалась на провокации и лишь насмешливо заскрипела. Я кинула себе под ноги яблочный огрызок и приготовилась ждать. То, что пришлый человек так просто не отступится, мне было уже ясно.       Значит, сейчас он начнёт обходить избушку, опасливо косясь на мощные куриные ноги и непременно столкнётся со мной.       Хм-хм-хм.       Кем бы мне представиться? Пленённой девушкой-красавицей, грустной и жалкой? Или же девкой-чернавкой, выполняющей самую сложную и тяжёлую работу? А может… может, сказать ему правду?       Всё же пришлый человек, если он не дурак, усомнится как в первом, так и во втором варианте. И будет абсолютно прав, ведь для чернавки я выглядела более чем странно.       Растрёпанные двухцветные волосы, заплетённые в четыре косы, по две с каждой стороны, зелёный платок, лихо повязанный вокруг головы, коричневая одежда с зелёной же юбкой, такой штопанной-перештопанной, что под ней не видно самой ткани…       Да и на пленённую деву я мало похожу. И на красавицу, честно говоря, тоже. А вот на ведьму, коей, собственно говоря, я и являюсь, вполне потяну.       Пока я сидела и размышляла, пыхтящий и сопящий субъект всё-таки сподобился обойти избушку. Я подняла на него взгляд и усмехнулась.       Простоватое открытое лицо, растрёпанные светлые волосы, добрые голубые глаза, красный кафтан. Типичный царевич, оказавшийся в бедственном положении и жаждущий мудрого совета.       Буду девкой-чернавкой. Нечего парнишку зазря пугать.       — Баба-Яга дома? — вежливо осведомился парнишка, неловко переминаясь с ноги на ногу.       Я сделала вид, что задумалась и, запустив руку в карман, извлекла оттуда кулёк с семечками. Всё с тем же задумчивым выражением, я принялась их лузгать.       Незваный гость не торопил меня и терпеливо ожидал ответа. Оценив его воспитанность, я обронила:       — Предположим, что нет.       — А когда будет? — парень выглядел расстроенным.       — Предположим, что нескоро, — я сплюнула на траву шелуху. — А чего ты хотел узнать-то? Расскажи мне о своих бедах, добрый молодец. Чем смогу, тем подсоблю.       — Эх, если бы всё было так просто! — закручинился добрый молодец. — Ты не против, если я здесь присяду? Устал шибко с дороги-то.       — Валяй, — великодушно разрешила я и протянула ему семечки. — Меня, кстати, Яшкой кличут. А тебя как?       — Иван-царевич я, — охотно ответил добрый молодец, присаживаясь на крыльцо и беря протянутый кулёк. — Младший.       — Вот и познакомились, — хмыкнула я. — Излагай свою проблему, царевич. Может, совместно чегось и скумекаем.       Иван-царевич младший испустил тяжкий вздох и приступил к своему рассказу, нехитрому и короткому. Суть оного заключалась в следующем: два дня назад Ивану-царевичу стукнул пятнадцатый годок.       Много это или мало — не мне решать. Но царь, отец Ивана, решил, что много и послал его на поиски невесты, строго-настрого наказав без неё не возвращаться.       Знакомых царевен у Ивана не было. А потому он оседлал верного ослика Бориса и отправился в путь-дорогу, надеясь, что наткнётся на невесту где-нибудь по дороге.       Наткнуться не наткнулся, но зато прослышал о Бабе Яге, костяной ноге, которая могла одним махом разрешить все его проблемы. Дураком он, несмотря на младость лет, не был, а потому направился прямиком к ней.       — И вот я здесь, — грустно вздохнул Иван. — Растерянный, голодный и холодный.       — Вообще-то, я с тобой семечками поделилась, — обиженно напомнила я.       — Семечки — это не еда, — хмыкнул он.       — А что же тогда? Впрочем, неважно, — я стряхнула с юбки шелуху и резко поднялась на ноги. — Заходи, гостем будешь.       — Ой, как здорово! — обрадовался Иван-царевич, но тут же спохватился и испуганно спросил: — А твоя госпожа, Баба-Яга, ругаться-то не будет? На конюшне за самоуправство не выпорет?       — Откуда у нас конюшня, в лесу-то? — расхохоталась я. — Нет, не выпорет. Так, поворчит маленько и утихнет. Проходи, давай. Не ровен час — передумаю.       Царевич торопливо поднялся с крылечка и, пригнув голову, вошёл в избушку. Хмыкнув, я вошла следом, плотно притворив за собой дверь.

***

      Обстановочка в избушке была скромной: посреди единственной комнаты был стол, за столом — лавка, ещё одна лавка стояла у окна, рядом с веретеном, а в углу притаился умывальник. Ну и печка, разумеется.       Впрочем, Иван-царевич нисколько не смутился и, присев на лавку, стал ожидать еды. Долго ждать не пришлось, ибо в печке стояла вчерашняя каша, малость липкая, но всё же съедобная. Её-то я и водрузила на стол и, вручив царевичу ложку, торжественно изрекла:       — Ешь.       — Прямо так? Из горшка? — усомнился он.       — Да-да, — рассеянно отозвалась я, подпирая щёку рукой. — Насыщайся, а я пока думу думать буду.       — По поводу? — осторожно спросил парнишка, берясь за ложку.       — По поводу женитьбы твоей, ясен пень… О, точно! — я хлопнула себя по лбу и полезла под стол. — Как же я раньше об этом не подумала!       Я вытащила из-под стола потрескавшееся фарфоровое блюдце и, осторожно сдув с него пыль, торжественно водрузила на стол.       — Знакомься: яблочко по блюдечку.       — То самое? — на всякий случай уточнил царевич.       — То самое, — успокоила его я.       — Где тогда яблочко наливное?       — Съела я его, — хихикнула я. — Причём прямо перед твоим приходом. Но ты не беспокойся! Наливные груши тоже неплохо катаются. Так-с, где они тут? Ага, вот.       Водрузив грушу на блюдечко, я вперила в него горящий взгляд. Блюдечко намёк поняло и приступило к катанию.       — Задавай вопрос свой, — я толкнула царевича в бок. — Без него яблочко… тьфу, груша, ответа тебе не даст. Изображение не проявится, опять же.       — Хорошо… — Иван-царевич весь подался вперёд и потребовал: — Покажи-ка мне ту, что достойна меня.       Груша на мгновение замерла, обрабатывая запрос, а затем принялась кататься с удвоенной скоростью. Поверхность блюдца покрылась рябью и вскоре мы увидели зеленоволосую русалку, сидевшую на камне и лениво расчёсывавшую свои длинные волосы костяным гребнем.       Иван нахмурился и, грохнув кулаком по столу, скомандовал:       — Следующая!       Блюдце послушно показало ему лесовицу, плясавшую на полянке. За лесовицей последовала кикимора болотная, Лихо Одноглазое и прочая нежить.       — Странное у тебя блюдечко какое-то, — проворчал Иван. — Одну нежить показывает. И ладно бы нежить, так они ж все не царского роду!       — Сам виноват, — огрызнулась я. — Нужно было делать более точный запрос. Типа, покажи мне прекрасную царевну с нравом кротким и взглядом скромным. А, да! И чтоб жила она по соседству. Не то отправит тебя моё блюдечко в тридесятое государство, замучаешься потом туда идти.       Иван послушно повторил мой запрос. Блюдечко призадумалось. Темп катания снизился, изображение ухудшилось. Мы с царевичем поспешно склонились над ним, да так, что аж лбами стукнулись.       Ничего интересного, впрочем, не высмотрели. Не желало блюдечко давать ответа на вопрос поставленный. Я наморщила лоб, думая, как же нам выпутаться из непростой ситуации.       Царевен подходящих оно показывать не желает, значит, примерное их нахождение — тоже. Тогда… тогда нам просто нужно найти того, у кого артефакт помощнее да башка посветлее.       Точно!       — Собирайся, — бросила я царевичу. — Я отведу тебя к своему другу. Его отец — спец по царевнам, в особенности, по прекрасным.       — А баньку истопить? А спать уложить? — заканючил Иван-царевич, которому не очень-то хотелось отправляться в путь-дорогу.       — Так! — я сурово сдвинула брови. — Тебе что важнее: банька или царевна? Предупреждаю: выбрать можно что-то одно.       — Ну царевна, — неохотно признал Иван.       — То-то же! — наставительно произнесла я. — Поэтому доедай кашу и марш на улицу. Хотя, нет, обожди чутка. Мне ещё записочку накалякать надобно. А то неудобно уходить как-то, без записочки-то.       Иван-царевич воззрился на меня с неподдельным интересом. Я невольно потрогала голову, проверяя, не выросли ли у меня там рога или ещё чего.       — Не думал, что ты грамоте обучена, — объяснил свой интерес парень.       — Ах, это. Меня друг научил, — я гордо выпятила грудь. — Тот самый, кстати, к которому мы идём. Так, вопросы в сторону. Грамота — дело хитрое, тут сосредоточенность главное.       Взяв с печки кусок угля и лист бересты, я, высунув от усердия язык, накарябала записку. Закончив писать, я с гордостью продемонстрировала её царевичу. Вот что там было написано:

ЙА УЩЛА ЙАЩКА

      — Неплохо, — оценил он. — Только вот ошибок многовато.       — А как надо? — спросила я, не желая вступать в ненужные споры.       — Дай-ка мне уголёк и бересту, я напишу, как положено, — по всей видимости, царевич был рад проявить себя.       Я покорно отдала ему и то, и другое. Царевич ненадолго задумался, а потом принялся вдохновенно черкать. В результате черканий у него получилось следующее:

ЙА УЩЛЯ ЙАЩКЯ

      — Вот теперь правильно, — самодовольно произнёс Иван.       — Молоток, — восхищённо выдохнула я, разглядывая буквы. — А я и не знала, что столько ошибок наделала! Спасибо, выручил.       — Не за что, — парень выглядел польщённым, но тут же спохватился. — Ты готова?       — Ага, — я нацепила на пояс небольшую сумочку и, оглядевшись по сторонам, схватила метлу, одиноко стоявшую в углу. — Потопали!       — Метла-то тебе на что? — удивился царевич. — Следы наши будешь заметать?       — Летать на ней буду, — охотно разъяснила я. — Чего уставился? Чай не первый год Бабе Яге прислуживаю, оттого мне и фокусы некоторые ведомы.       — Ну-ну… — пробормотал Иван-царевич.       Баранки гну.       Не говорить же этой бестолочи, что я — дочь Бабы Яги, в самом-то деле!