***
Это произошло около двадцати пяти лет назад. Телдрину тогда было ровно столько, сколько нужно, чтобы нельзя было его назвать ни юным, ни зрелым. И в те годы еще был жив отец. Чудовищная война их обошла стороной. Отец, торговец качественным и ярким морровиндским шелком, успел покинуть Сиродил до того, как положение совсем ухудшилось, так что семья жила безбедно. А за богатством и покоем приходит скука. Война успела закончиться, дороги очиститься и стать вновь не такими опасными. Глава семьи Серо решил вспомнить молодость, оставил дело на жену — та не хуже него разбиралась в товарах и цифрах — поманил дальними странами Телдрина и отправился в сторону Хай Рока. До Виндхельма они дошли с караванами беженцев, наняли возницу со старой, но еще крепкой телегой, и медленно двинулись через весь Скайрим сперва к Пределу, а там, как доберутся до Маркарта, через границу в Хай Рок. По пути останавливались в крупных поселениях, Телдрин болтал с местными темными эльфийками, зубоскалил, а если везло, то еще и оставался с ними на какое-то время. Тогда все казалось таким простым и забавным. Даже недобрые вести, приходившие с запада казались просто слухами, чужими трусливыми байками. У Картвастена на них напали ричмены. Маданах, захвативший Маркарт вождь ричменов, не был особенно жесток к богатым путникам. Телдрина с отцом обобрали до нитки, а после заперли в одном из домов, теперь уже пустующем. Велели написать на родину, чтобы из Морровинда за них прислали хороший выкуп. И отец написал, но не в Морровинд — по несуществующему адресу. И стал терпеливо ждать. Ричмены полагали, что ответа и выкуп, Телдрин же знал, что отец ждет, когда город освободят. Со временем им дали больше свободы. Телдрин даже сумел расположить к себе местную девчонку, та научила изготавливать примитивное оружие, чинить его и за ним ухаживать. Рассказывала легенды своего народа. Говорила о своих богах. Именно она принесла ему новость, что под стенами Маркарта собралось войско. Даже предложила бежать. Это было наивно. А возможно, даже глупо. Страшный крик, который едва ли под силу из себя исторгнуть даже умирающему дикому зверю, нечеловеческий и пробирающий до костей, сбивал с городских стен тех ричменов, что бросились на защиту занятого города. Кричащий расправился с коренным населением Предела быстро, вошел в город победителем. И отдал приказ схватить всех, кто мог хотя бы что-то знать о местоположении сбежавших через свои тайные ходы ричменов. Кто-то из оставшихся жителей указал на них с отцом. Ульфрик Буревестник приказал бросить данмеров в тюремные подвалы. Так хрупкая надежда сменилась кабалой куда более страшной, чем та, что была при Маданахе. На третий день отца грубо вытолкали из темницы, провели по коридорам тюрьмы до пыточной. И больше Телдрин его не видел. Ллесет Серо не был стар, скорее матёр и упрям, как ленивый гуар. Он долго держался, раздражая своих палачей. Тогда в подвалах Подкаменной Крепости было так тихо, что стук сердца казался грохотом боевых барабанов, а дыхание могло поспорить по шуму со штормом. Но все же отец закричал. Тишина рухнула, испуганная тем воплем, что доносился из-за закрытых дверей. И вернулась, робкая и осторожная, много позже, приведя за собой невысокую девушку-ричмена. Телдрин не думал куда идет и зачем. Просто следовал за провожатой, выводящей его по лабиринту подземных полуразрушенных коридоров двемерского оплота. Мимо мертвых фалмеров, ричменов, обретших новое имя — Изгои, поломанных двемерских анимункулов и разбитых центурионов. Почти у выхода из крепости они наткнулись на активную двемерскую сферу. Телдрин едва ли понимал, что делает, пока толстый двемеритовый болт не прошил насквозь грудь нечаянной спасительницы. От гибели данмера спасла лишь захлестнувшая с головой ярость. В себя он пришел только у злосчастного Картвастена…***
Гэр лежала рядом, тесно прижавшись к его боку и едва слышно дыша. Можно было подумать, что она спит, если бы ее глаза не были открыты. Смотрела она на Телдрина задумчиво и вопреки ожиданию без жалости. Высвободила руку, которой крепко сжимала теплый мех курточной подкладки и, нащупав его ладонь, несильно сжала, то ли приободряя, то ли благодаря за рассказ. Она могла бы вспомнить неудавшуюся казнь Ульфрика Буревестника и посетовать, могла бы пообещать, что, если выпадет возможность расправиться с ярлом Виндхельма, она отдаст Телдрину право перерезать Маркартскому Медведю глотку, чтобы тот больше никогда не закричал. Но Венн смолчала. Отпустила его руку, снова крепко обнимая, и зарылась лицом в мех возле его щеки, лишь мимолетно коснувшись щетины губами. Высоко над их головами небо стало багровым от клонящегося к закату Магнуса. Тишина была звонкой и теплой, такой, что хотелось ею напиться, сохранить мягкое потрескивание льдин глубоко в сердце. И вспоминать всякий раз, когда перед глазами будет изящное кружево изморози. У кромки льда, настолько высоко, что казалась совсем крошечной, появилась голова так долго идущего спасителя. А после вниз полетели длинные, свернутые туго веревки, прочно закрепленные сверху.