пожалуйста, пой со мной

по-настоящему

             Кристинины ручки не выдерживают и трясутся, пока фотография смазанным пятном стоит перед глазами. Все прохожие юркают, любопытствуют хитрыми глазами, отчётливо примечая два силуэта на снимке, пока девушка с этим не справляется.       Она видит лишь памятью, потому что глаза, занятые бельмом слёз, отказываются подчиняться. Та самая улица, то самое место. Они с Максимом вышли за майонезом, но важно не это. Важен вечер, он и тот прохожий, который согласился сфотографировать их со стеклянной банкой из супермаркета. Ну, возможно, немножечко майонез. Если бы не он, то Кошелева не устраивала бы себе этот мини-квест по знакомым местам, напялив красную шапочку, как на фото, и криво срезав заново отросшие давно осветлённые волосы.       Кристина помнит, как чуть дальше, там, где больше места, девочка с каре танцевала под настоящий раритетный переносной магнитофон и «восьмиклассницу», перепетую Лагутенко в жутко-тягучей манере. Максим её щёлкал. Эти фото здесь, на груди в кармане потёртого комбинизона, в котором ещё и телефон с открытыми картами.       Она не помнит, к своему стыду, в каком году ходила за майонезом, танцевала и пыталась запрыгнуть на памятник вместе с Максимом, чтобы на фотографии остались только невнятные бегущие ситуэты: они — рука об руку — и дядя-ментяра. Она написала на глянце нуливые, ведь давно была знакома со свободой и всем друзьям соседки говорила, что не их собачье дело какие фотографии она решила поразглядывать.              Максим походил на заросшего моряка. Толкнув его плечом и решив возмутиться, парень промолчал и продолжил путь, пока Анисимов вытянул вперёд руку с фотографией, наблюдая, как выталкивает со снимка Драгни, который щекочет Кристинку под рёбра. А потом ещё одна, та, где Трущеву наскучило просто снимать, и он влез в кадр, закрывая Кошелеву по самую макушку. Ублюдки. У них был один задрипанный фотоаппаратик, над которым все ржали, а они проебали его память на то, чтобы теперь Крис медленно стиралась с его снимков, заставляя думать: «божеблятькакИрОнИчНо».       Максим уже седет, а под очками ползут морщинки до самых «сомовских» усов. Ему некогда больше терять Кошелеву. Дважды не получится.       Новая фотография говорит, что Кристина красивая. Всегда. Даже сейчас, когда он не может и предположить, как она теперь выглядит. Анисимов может лишь пририсовать к ней очаровательных детишек с оленьими глазками и волчьими зубками, как у самой Крис.       А муж ей не нужен. В мире нет мужчины, с которым Кошелева могла бы быть обнажена до самых чёрных костей своего мозга, в которых теснятся личные переживания и секреты. И это расслабляет, обессиливает, убивает. Потому что она одна и он один. До скончания времён.              Здесь Кристина присягала ему лично на верность. Они присягали друг к другу. Вот, на снимке. Сначала она преклоняет колено у скамейки, а затем он. И как так получилось? Они сидели и говорили, а потом женщина из глубин парка уже визжала: «Девушка делает парню предложение! Феминизм рулит!», но это же абсурд.       Какое предложение, если они в то время не были способны зайти дальше концертных недопоцелуев? Они были парочкой проекта, их настоящие пиарщики продвигали, и они не знали, как делать шаги друг к другу самим. Он боялся её в любви, а сама Кристина не вывезла бы понимания того, что их дружбу придётся называть по-другому.       Она до сих пор не готова к тому, чтобы однажды снова увидеть его и закрутить всё с самого начала. Она верна ему уже тысячу лет, но она не готова. Кристина надеется на лучшее: на то, что никто и никогда не начнёт глупый диалог среди формальных поздравлений с днями рождений с кучей смайлов; на то, что он женат и глубоко предан своей избраннице.       Но Кошелева снова плачет, потому что закадровый Драгни так и не сумел заставить их поцеловаться для кадра.              Максим думал, что к этому возрасту будет разводить пчёл, нося забавную шляпу (?) с сеткой или что там ещё полагается пчеловоду, но он бродит по городу и слушает надрывный женский голос в наушниках, который поёт более чувственно, чем мужской.       Он так когда-то пел, так честно. А сейчас не поёт.       Крис тянет его за шапку на себя, а потом отфыркивается от сигаретного дыма, которым он давно уже исцарапал себе все лёгкие до громкого продолжительного кашля. Он теперь почти морской волк, только без должного образования в моря не пускают.       Они с Крис близко. Далеко на снимке, но близко ментально, потому что Максим помнит, как всё происходило, когда она рванула на него из-за кадра, а он выставил руки. Максим молча обещал ей, что поймает. И она поверила.              Последняя станция была пустой, как сутки до того, как быласделана фотография. Кристина летела к нему на самолёте и не могла слушать его голос. Чёртовы заюзанные наушники, которые подохли бесстыдно невовремя.       Здесь они уж точно позировали. Он надул щёки, показывая «козу» в странно-гопнинской спортивной мастерке, а она душила своим взглядом, показывая язык и новый большой чемоданчик с наклейкой «Владивосток», самой первой и последней наклейкой на нём.       И на фоне был точно этот закат. И глаза её точно также были красными от слёз. Но из-за долгожданной встречи, а не пустого воспоминания.              Кристинка плакала, плакала, пока папа снимал их и по-партизански скупо молчал. Они оба ей были рады, а она плакала. Максиму это не нравилось, и он повёл грубым большим пальцем по глянцу, будто надеясь, что её красные глаза перестанут быть такими живыми для него.       Какой, мать его, идентичный закат, когда Крис плачет? Но Максим подумал об этом, и фотография сползла вниз, раскрывая небо. Яркое, смородиновое, жёлтое, залитое клубничным джемом, вставленное в вафельный рожок и всё равно не похожее на мороженое из кинофильмов.              Она обласкала его взглядом по грубой фигуре, пока он не видел, и фотография в её ещё вытянутой руке задёргалась. Пока его взгляд плавно спускался, Кристина придумала себе непрописанного любящего мужа, чтобы избежать истории, но история началась давно и столько лет не имела продолжения, как шедевральный фильм, которого боятся испортить продолжением.       Крис знала его по взгляду, всегда знала. Потому что годы без него научили краснеть даже от простых фотографий в инстаграме Сони на протяжении чёртовых четырёх лет их продуктивного сотрудничества.              Они смотрели друг на друга смиренно, будто в порядке вещей устраивать одинаковый тур по прошлому в один и тот же день, а потом встречаться и одинаково хотеть сходить в магазин за банкой майонеза, чтобы начать сначала. И смотрят друг на друга так, будто в порядке вещей вдруг слезать со снимка седым или осветлённой и криво стриженной по плечи. У них в руках воспоминания, дроблёные на фотографии, и слёзы в глазах, потому что… потому что не забыть. Не забыть того, что всю жизнь Кристина была блондинкой с кривым каре, а Максим седым морским волком с «китовым усом» над губой.