Тридцать один день октября

Середина 90-х

      Поселять в квартире трёх арендаторов, определенно, было не лучшей идеей. Рита Громова поняла это, как только поднялась на лестничный пролет второго этажа и увидела открытую дверь своей квартиры. Шло третье января, в подъезде пахло перегаром и петардами. Наверняка большой вклад в это амбре внесли её квартиранты.       ― Что это у нас двери открыты? ― медленно и громко произнесла Рита, заходя в квартиру. На полу были раскиданы пустые бутылки из-под шампанского, пива и водки. На тумбочке в беспорядке валялась обувь. ― Здра-асте!       Из гостиной вышел, пошатываясь, помятый и растрёпанный Виталик. Его тёмные волосы были взлохмачены, и он явно недавно блевал. Рита скривилась от отвращения. В туалете, судя по звукам, тошнило кого-то ещё, а в ванной комнате лилась вода.       ― Ой, Ритка, привет! ― Виталик смущённо почесал за ухом. ― А что ты здесь делаешь, ты же должна быть на горнолыжном курорте?       ― Правда? ― ошалело и зло усмехнулась Рита. Она поставила сумку на тумбочку и скрестила на груди руки. ― Ничего я не должна. У меня путёвка вчера закончилась.       ― Там была марихуана? ― попытался улыбнуться и задобрить Риту Виталик.       ― Нет, ― отрезала Рита. ― Что вы здесь устроили?       ― У нас вчера маленький пикничок был, ― пробормотал Виталик. ― Выпивка, закуска, девчонки приходили…       ― И принесли с собой дурь. ― Рита подняла с пола пустой пакетик и помахала им перед носом Виталика. ― Что это за дрянь? Марихуана? Конопля? Вы понимаете, что если вас примут за это дерьмо, то меня тоже загребут, как хозяйку квартиры? В общем, так: ещё один косяк и можете выметаться к чёртовой матери!       ― Кто-то сказал «косяк»? ― Из дальней комнаты показалась Ленка в ставшей уже привычной замызганной рокерской одежде и шипастыми браслетами. ― Рита?.. ― В светлых глазах Ленки, покрасневших от дыма и пьянки, промелькнуло смущение.       ― Рита, ― кивнула Рита, расстегнув тёплую куртку, в которой уже успела запариться. ― Я уже наслышана о ваших художествах. Где Ваня?       ― В туалете, ― промямлила Ленка, отводя взгляд и ковыряя прожжённую в ковре дыру. Рита выдохнула. Хотелось набить морду всем троим.       Троим?.. Рита прислушалась: вода в ванной литься не перестала.       ― Так, стоп. ― Она размотала шарф и вытащила из кармана куртки пачку сигарет. ― Вы двое здесь, Ваня зовёт Ихтиандра. Кто тогда в ванной?       ― Диман, ― с готовностью ответил Виталик.       ― Какой Диман? ― Рита едва сдерживалась. У её квартирантов была куча знакомых, и любой из них мог оказаться Диманом. Рита не запоминала имён тех, кого выгоняла из квартиры, когда возвращалась с работы или учёбы под ночь и обнаруживала очередную компанию.       ― Лазарев.       Рита почувствовала, что её сердце ухнуло куда-то вниз. Она думала, что разгромленная квартира и пакет конопли ― это самое страшное, что могло произойти, но ошиблась. Закрывшийся в ванной Дима Лазарев оказался куда ужаснее. Он похоронил в октябре жену да так и не оправился. Отправил двухлетнюю дочку к матери, а сам шатался по друзьям и знакомым, пил и прожигал жизнь.       Рита вспомнила изрезанные руки Димы, и тошнота тут же подкатила к горлу.       ― Сколько он уже там? ― отрывисто спросила она.       ― Минут десять.       ― Вот же блядь! ― Рита, как была в обуви, кинулась к запертой ванной. ― Там же лезвия! Скорую вызывайте! ― Она прижалась ухом к щели, из которой отчётливо слышался плеск воды. ― Дима, открой! ― прокричала Рита и забарабанила по двери. ― Открой, я тебе сказала!       ― Рита, нет. ― От звука Диминого голоса у Риты всё внутри похолодело. Казалось, он говорил уже из могилы. ― Ты даже сейчас меня не останавливай. ― Короткий истеричный смешок выбил из Риты дух.       ― Нужно отжать чем-то дверь! ― крикнула Рита, безуспешно дёргая старую прочную дверь. ― Торчок ебаный! ― Рита со злостью и отвращением посмотрела на трясущегося Виталика. ― Тащи свой зад на балкон, там лом есть! ― Сердце скакало в груди, руки тряслись, но Рита понимала, что если впадёт в ступор, Дима умрёт в её ванной.       ― Но ведь дверь сломается, ― начал Виталик. ― Ты же ругаться будешь…       ― Это моя дверь, захочу – сломаю! ― огрызнулась Рита. ― Ленка, блядь, ноги в руки и встречать во дворе скорую! ― крикнула она Ленке, которая уже объяснял что-то диспетчеру по телефону. ― Ваня, сюда иди, помогать будешь!       ― Что случилось? ― Тощий долговязый Ваня вышел из туалета зелёный и испуганный.       ― Дима Лазарев вскрыться хочет! ― С этими словами Рита отобрала у Виталика лом и, вставив один конец в щель, налегла, как на рычаг. Виталик и Ваня поспешили присоединиться.       Старая советская дверь была сделана на совесть. Дерево трещало, косяк ходил ходуном, но не поддавался. Рита зарычала от бессилия и навалилась всем весом. Рядом с ней пыхтели парни.       Раздался оглушительный треск: щеколда вырвалась, и дверь распахнулась. Отбросив лом, Рита заскочила в ванную.       ― Дима!       Лазарев был там. Он лежал в промокшей насквозь одежде, завалившись на борт ванны. Чёрные густые волосы завивались от влаги, щетина покрывала заострившееся лицо. Из его распоротых предплечий лилась кровь. Вода окрасилась в алый, комната заполнилась паром и удушливым дымом марихуаны. Капли крови стекали по белой эмали, на полу образовалась лужа, в которой лежало лезвие «Нива».       С криком викинга Рита кинулась к Диме и, обхватив его поперёк туловища, рывком вытащила из ванны.       «Боже, как он похудел: кожа да кости!» ― лихорадочно подумала Рита, приподнимая руки Димы. Брызги остывающей воды залили её куртку и волосы. Края порезов расходились в стороны, металлический запах жёг ноздри. Глаза Димы были закрыты и едва подрагивали под веками.       ― Дима?! ― Она ударила его по щеке и начала рвать рубашку, висевшую на змеевике.       Рита замотала порезанные руки Димы, затянула скрученные жгутами полосы выше порезов, чтобы остановить кровь. Если она ещё осталась в его теле. Где же чёртова скорая?       Рита смотрела на Диму, распростёртого на мокром полу, белого, окровавленного и… бездыханного. Не веря себе, она наклонилась над ним. Дима не дышал. Рита приложила пальцы к его шее, нащупывая пульс на сонной артерии. Бесполезно.       Дима Лазарев был мёртв.       «Но смерть может быть клинической!» ― Рита вздохнула и, запрокинув голову Димы и набрав в лёгкие побольше воздуха, прижалась ртом к его рту. Сложила ладони, как учили, и надавила на грудную клетку.       Рита потеряла счёт времени, сколько делала искусственное дыхание и массаж сердца. Она и сама начала задыхаться, когда упала, мокрая, обессиленная рядом с Димой в лужу крови. Рита запустила пальцы в рыжие волосы. Грудь сдавило рыданиями, и она заплакала. Всхлипывая, она приподнялась и взяла лицо Димы в ладони. Горячие слёзы катились по щекам и падали на приоткрытые губы Димы.       Не соображая, что делает, Рита прильнула к губам Лазарева в поцелуе.       Мир расслоился. Рита отчётливо увидела себя, целовавшую Диму, и Громову, соскальзывавшую в темноту. Миг ― и Рита провалилась во мрак.       Она лежала, зажмурившись, только чувствовала под руками шероховатый камень. Рита провела по камню ладонью: что-то ей подсказывало, что это ― базальт. Перед закрытыми веками засиял неясный свет, и Рита, усилием воли заставив себя сесть, открыла глаза. У неё перехватило дыхание: она сидела посреди огромной пещеры, заполненной миллионами свечей. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались целые поля горевших огоньков. Чёрные стены пещеры уходили вверх, потолка и вовсе не было видно.       Опираясь руками о пол, Рита встала. Что-то щекотало плечи, но она не обратила на это внимания. Свечи горели ровно, будто её здесь и не было.       В следующее мгновение одна свеча погасла, а на другом конце пещеры вспыхнула новая. Свечи гасли и вновь загорались, сияли, словно новогодняя гирлянда. Рита смотрела на огоньки и не могла оторвать взгляд.       ― Пещера Гасящего! ― прошептала Рита. Она не могла сказать, откуда к ней пришла эта мысль. Она просто знала. ― Охренеть!       Что-то прошуршало по каменному полу. Рита вздрогнула и отдёрнула руку. Да так и застыла. Её прежняя одежда исчезла, тело покрывал тёмный балахон, полы которого сливались с тенями пещеры.       ― Ты пришла просить за Лазарева? ― Звук этого голоса заставил Риту вздрогнуть. Потому что это был её собственный голос.       Из темноты пещеры, мягко ступая, вышла… Маргарита Громова. Невысокая, рыжеволосая и кареглазая с большой грудью. Рита на миг подумала, что выглядит она неплохо. И тут же судорожно вздохнула: от запястья и выше руки Другой покрывали перья. Гладкие и чёрные, они поглощали отсветы огня, искажённая тень, ложившаяся на пол, была тенью гигантской птицы с загнутым хохолком на голове.       ― Ты ― Гасящий? ― выдохнула Рита. Хотя уже знала, какую птицу можно встретить здесь.       ― Я ― это ты, ― ответила другая. ― Твоё второе я, то тёмное начало, которое ты глушишь песнями и спиртом. Я то, с чем ты остаёшься, когда уходишь покурить, с кем засыпаешь одинокими ночами и кого слышишь в поле. Я то, что скрыто в тебе. Я ― Сирин.       ― Дима умер, ― произнесла Рита. ― Я хочу увидеть его свечу. ― Откуда-то пришла уверенность, что ей дозволено не просить, а приказывать.       ― Вот она. ― Рыжие волосы Сирин завивались наподобие перьев. ― Смотри.       Рита посмотрела туда, куда указала Сирин. Погасшая свеча стояла в луже не успевшего застыть воска, а над фитилем вился едва заметный дымок. Рита наклонилась ближе и увидела, что едва заметный огонёк догорает на кончике фитиля.       Сирин не говорила ей ничего, но Рита поняла, что надо делать. Она провела пальцами по лицу, собирая слёзы, и поднесла руку в свече. Солёная капля сорвалась и упала на фитиль. Миг, и свеча вспыхнула, взметнув пламя вверх.       Птица Сирин плачет на яблоки, вспомнила Рита, снова проваливаясь во тьму. И они становятся целебными.       ― Как вы себя чувствуете? ― Раздавшийся над ухом женский голос заставил Риту вздрогнуть и открыть глаза. Она сидела, прислонённая к стене, в расстёгнутой кофте, а в носу ощущался резкий запах аммиака. Рита моргнула и сфокусировалась на медсестре скорой помощи ― черноволосой девушке, которая склонилась над ней со склянкой нашатыря.       ― В-всё н-нормально, ― произнесла Рита. Её трясло. Она валялась в обмороке и всё пропустила. ― Где Дима? Он жив?       ― Да, ― кивнула медсестра. «Алиса Константиновна Князева» ― прочитала Рита, скосив глаза в тетрадь с записями. ― Хотите поехать с ним?       ― Я ему не родственница, но я поеду. ― Рита поднялась. ― Я, чёрт возьми, за него отвечаю! ― Перед кем, Рита не хотела думать. Она ещё раз вдохнула нашатыря и, держась за стену, но с каждым шагом ступая всё уверенней, нагнала санитаров, которые несли на носилках Лазарева.       ― Сима? ― Дима чуть приоткрыл мутные глаза, кажется, почти ничего не видя. ― Сима, это ты? ― Его бледные губы почти не шевелились. Он попытался приподнять наскоро забинтованную руку, но силы оставили его.       ― Нет, Дима, ― Рита не собиралась ему врать, ― это я ― Маргарита. Ритка-Два-Стакана.       ― А я думал ― Серафима. ― В голосе Димы проскользнула обречённая усталость. ― Но я рад тебя видеть, Рита.       ― Послушай, Дима, ― быстро заговорила Рита, беря его холодные пальцы в ладонь. ― Серафимы больше нет. И убивая себя, ты её не вернёшь. У тебя есть дочь ― Лия. Живи ради неё. Серафима бы этого хотела. В память о Серафиме. И о себе не забывай. Женись, роди ещё детей.       ― Спасибо, ― прошептал Дима. ― Щекотно. Перья твои щекочут.       ― Какие перья? ― Рита недоумённо посмотрела на него. Холодок пополз по рёбрам: она в отключке видела… себя? Сирин? Сирин её считал только один человек. Женя. Евгений Лащенко. Тот, кому она не позвонила. Дура.       ― Бредит, ― пожал плечами санитар.       ― Да, ― согласилась Рита. ― Бред какой-то.