Тридцать один день октября

      Иногда она желала стать человеком. Обычным человеком, с радостями и горестями, присущими этой форме жизни: рождение, смерть, ощущение мимолётности жизни, когда за малое время нужно успеть так много. Но то было давно.       Тайга вздохнула и продолжила прясть. Большая деревянная прялка тихонько поскрипывала, нить вилась в ловких пальцах Тайги, а педаль под её босой ногой поскрипывала. Надо бы попросить Лешего достать немного масла на стационаре, чтобы смазать железные шестерёнки.       Она пряла, глядя на то, как за окном древесного дома осыпаются с деревьев сухие листья. Осень в этом году пришла рано, и, когда Тайга выходила утром в лес, то шагала по скованной инеем земле. Всё в лесу начинало медленно засыпать, готовясь к зиме.       Так было, так есть, и так будет.       Нить мелькала в руках Тайги, а в зеркале на стене она видела своё отражение. Высокая женщина с густыми волосами цвета мёда, полосами от золы на лице и зелёными глазами смотрела на неё, когда Тайга поднимала голову.       Она не всегда была такой. Лишь с появлением первых людей она стала оформляться в нечто, им подобное. Люди молились лесам, воздавали хвалу солнцу и небу, их вера и души наполнили Тайгу новой, неизведанной раннее силой. Она принимала их дары, не замечая, как всё больше становится подобием человека.       Первым изменилось тело, затем мысли и, наконец, чувства. Она становилась похожей на человека, обретая силу любви и ненависти, обернувшиеся в определённый момент слабостью. Раньше бы постройка водохранилища на месте леса, деревни и стационара не затронули бы Тайгу: она пережила и не такое.       Глядя на колесо прялки и не видя его, Тайга уносилась в шелесте и вращении спиц в далёкое прошлое.       Раньше её звали Море. Бескрайнее и величественное море покрывало молодую планету, а она уже была.       Растворённая в солёной тёплой воде, она видела, как зарождаются в океане первые бактерии. Смотрела, как животные обретают скелет.       Следила за тем, как первые растения тянули к солнцу тонкие стебли. Чувствовала, как воздух насыщается живительным кислородом, и вышла на сушу вместе с первыми хвостатыми амфибиями.       Видела зарю и закат эпохи динозавров, наблюдала за тем, как крохотные млекопитающие осваивали доставшийся им в наследство мир, а настоящие птицы взмывали в небо.       Дышала ароматами заполонивших всё цветковых растений, но как-то пропустила момент, когда первобытные обезьяны слезли с деревьев и начали строить цивилизации.       Тайга видела разные цивилизации, многие из которых зародились, достигли расцвета и умерли задолго до тех дат, которые ставили им учёные.       Тайга знала могучих атлантов, оставивших ей вечно горевшие свечи.       Беседовала с почтительными жителями нынешнего острова Пасхи: настоящими, с образа которых были высечены в камне маои.       Видела жителей Пацифиды, наивно утверждавших, что на их континенте зародилось человечество.       Щедро делилась знаниями о жизни и смерти с высокими беловолосыми и белоглазыми обитателями Гипербореи, живших у самых краёв ледяных гор.       Тайга не говорила им, что все их города и королевства не более, чем временные победы над силой, господствовавшей на планете, частью которой была и она сама.       Смерть следовала за жизнью, но люди всех цивилизация старались обратить жизнь в вечность. Тайга только усмехалась таинственно и печально на просьбы научить секрету вечной молодости. Секрета никакого не было, просто она не была живой. В том смысле, в каком были живы другие организмы. Да и организмом она не была.       Дух леса, дух природы ― так её стали называть Homo sapiens. Потом они придумали ей и другое имя, но Тайга предпочитала то, каким она называлась сейчас.       Теперешние люди ― обычные и колдуны ― не подстраивались под мир, а старались подстроить мир под себя. Тайга считала это стремление похвальным. Она была бы не против снова стать водой, скрыться под толщей и почувствовать себя в начале зарождения мира. Но она уже во многом переняла человеческую сущность, и это обернулось для неё бедой.       Любовь и ненависть.       Тайга полюбила рыжего Лешего, его друга-колдуна Альфреда Дрелиха, пугливого биолога Вадима Ильинского и предсказательницу Ирину Дорохову. И возненавидела некромантов Дороховых ― отца и сына.       Тайга хотела стать человеком и почти им стала. Но не полностью: человек волен выбирать, уйти ему или остаться. Тайга же была прикована к своему лесу. Раньше только происхождением, а теперь ещё и цепями. Жёсткие стебли эхиноцистиса кололись под кожей, а листья просвечивали и насыщались кровью. Некромант, любивший её жестоко и странно, оставил о себе вечную память.       Дверь дома бесшумно отворилась, и на пороге возник Леший. Тайга улыбнулась и остановила колесо прялки. Рука дрогнула, и палец соскользнул на иглу веретена.       ― Ай! ― стиснув зубы, пробормотала Тайга. ― С чем пожаловал, Леший?       ― Пришёл сказать, что остаюсь навсегда. ― Леший уселся напротив неё и взял за руку. ― Твой лес больше не отпускает меня.       ― Наш лес, ― поправила его Тайга. Ей нравилось смотреть на Лешего. С годами он изменился, всё же изначально он был человеком. Рыжие волосы чуть потускнели, но густая борода так и горела, словно поляна купальниц. А светлые глаза, такие же, как и у неё, светили золотистыми и зелёными огоньками. ― Ты тоже отдал ему свою жизнь. Ты становишься человеком всё меньше, а я ― всё больше. ― Тайга провела ладонью по щеке Лешего, замечая в бороде крохотные цветки.       Леший перехватил её руку и молча прижался губами к пальцам. Тайга увидела, как по её ладони стекает кровь. Что ж, Леший, становясь частью леса, передал и ей немного своей прежней людской сущности.       Всё меняется. Тайга запомнила и приняла это уже давно. Другие духи полей и лесов, такие, как она, тоже смирились.       Ведь у всех них, как и у неё, есть и другое имя, придуманное людьми, ― Эволюция.