Лот номер

Ноэль спал на диване, возле окна. Его разбудило ржание лошадей, их топот по заледенелой каменной дорожке. Он открыл глаза, выглянул в окно и увидел, как высокий мужчина с широкими плечами, которого омега не видел раньше, вывел красивого, блестящего чёрного коня из конюшни и куда-то повёл. Шмыгнув носом, омега посмотрел на спящего Амаэля. Его кудри были разбросаны на подушке, они блестели, переливались золотом. Фарфоровая кожа была ровная, без единого изъяна, брови словно нарисованные умелым художником. Омега подошёл ближе, он с интересом разглядывал альфу. Таких красивых людей он раньше не видел. Ему захотелось коснуться его, но когда бледные пальцы были уже в сантиметре от лица Амаэля, за дверью что-то упало, и Ноэль вздрогнул. Амаэль не проснулся, а вот за дверью послышался голос Дэвида. Омега вышел и увидел, что тот уронил целый столовый набор золотых вилок и ложек. — Ковёр загнулся, — проговорил омега, сложив вилки обратно в деревянный ящик и поднял голову, посмотрев на Ноэля. — Вам помочь? — осторожно спросил Ноэль, положив в ящик ложку. — Ой, было бы здорово, надо подготовить стол, скоро приедут гости, — Дэвид пошёл в сторону кухни, и Ноэль потрусил следом. — Гости? — спросил он, когда они спускались по лестнице в празднично украшенную гостиную. — Да, у господина Амаэля сегодня день рождения. Наконец совершеннолетие, — омега улыбнулся, поставив ящик на пол возле раковины. — Совершеннолетия? — омега поднял бровь. Это слово он слышал раньше, но никогда не понимал, что это значит. — Да, ему исполняется двадцать один год, — Дэвид полез в старого вида потрепанный шкаф и вытащил красивые салатницы. — Альфы становятся совершеннолетними в двадцать один, а омеги в девятнадцать. Ноэль задумался, сев за дубовый стол ведь по сути, он тоже совсем недавно стал совершеннолетним омегой, хотя в сиротском приюте никогда не отмечались дни рождения, каждый ребенок знал про свой праздник. Было не принято дарить подарки или угощать вкусной едой, да и вообще такие дни проходили как совершенно обычные, дети лишь считали, сколько им еще осталось до выпуска из этих серых стен. — Арчи тебя покормит сейчас, — омега поставил на стол салатницы. — А мне ещё надо… Найти большие блюда, — он задумчиво посмотрел на шкаф, после чего пошёл в кладовую, а на кухню пришёл Арчи. Заметив Ноэля, он наложил ему вкусной каши и дал сладкую булочку с маком. Пока Ноэль ел, Арчи собрал его волосы в высокий хвост и завязал его фиолетовым бантом. После они принялись мыть посуду, Ноэль помогал готовить: чистил морковь, картофель, лук. Он мыл фрукты, которые в это время года были большой редкостью и омега даже очень удивился, увидев в деревянном ящике, принесенном Дэвидом жёлтые яблоки, когда на кухню зашёл Абеле: — Мне нужна ваша помощь, надо принести вино из подвала. — У меня суп, я не могу, — протянул Дэвид, помешивая ароматный, бурлящий бульон в медной большой кастрюле, — а Арчи в столовой, сервирует стол. — А я? — скромно спросил Ноэль, сложив фрукты в огромную фарфоровую миску. Альфа улыбнулся и удовлетворительно качнул головой. Омега побежал за ним, спустился по лестнице и оказался в тёмном подвале. Абеле зажёг свечку и повел омегу к деревянным полкам, на которых, покрытые пылью и паутиной стояли бутылки с вином. Дворецкий долго их рассматривал, что-то периодически помечал в своём блокноте. Выбрав несколько бутылок, он дал две Ноэлю и они вышли. По дороге на кухню, им встретился Амаэль. Альфа, уже одетый в шоколадного цвета костюм, ходил по коридору. Заметив Ноэля, он улыбнулся и подошёл к нему: — А я тебя успел потерять, — он убрал паутину с белых волос. — Испугался. Омега пожал плечами и улыбнулся. От чего-то он сильно смутился, чувствуя альфий приятный запах. Но пришлось бежать за Абеле на кухню. А вскоре, когда Ноэль носил блюда в столовую вместе с Арчи, который был одет в красивый белоснежный костюм с праздничными рюшами и алым бантом, с улицы послышалось ржание и цокот копыт по замерзшей каменной дорожке. Одетый в нежно-голубой костюм дворецкий приветствовал гостей, а широкоплечий мужчина провожал куда-то повозки. Ноэль только поставил на стол большую супницу, как вдруг его за руку схватил Дэвид: — Пойдём, надо переодеться, — он нежно улыбнулся. — Господин выбрал для тебя очень красивый наряд. Они ушли в комнату, заставленную коробками тут и там, манекенами, на которых белая ткань давно стала серой и было множество потертостей, дыр. В углу стоял чёрный, на вид ужасно тяжёлый шкаф с красивым вырезанные по дереву узором. Из него Дэвид вытащил костюм, который был невероятно красивого бледно-сиреневого цвета. Белая рубашка была в крупных рюшах, а на шею повязали чёрный бант. Дэвид затянул на омеге лавандовый корсет и надел на плечи тяжёлый такого же цвета пиджак с крупными пуговицами. Бриджи, белые гольфы и туфли на невысоком каблуке с белыми лентами дополнили костюм. Затем Дэвид расчесал снежные волосы, застегнул их с одной стороны милым чёрным бантиком. — Ноэль, запомни, ты… — омега закусил губу, присев перед блондином. — Как бы это помягче сказать… — Не человек? — словно чужим голосом спросил омега, посмотрев в какой-то задумчивый взгляд слуги. — Ой, нет, не это я хотел сказать, — перепугался тот. — Я хотел сказать, что ты принадлежишь господину Амаэлю, поэтому ты должен быть с ним сейчас, помогать и подавать еду только ему. Хорошо? Ты меня понял? Ноэль коротко кивнул и почувствовал неведомой страх. А вдруг он сделает что-то не так? Вдруг случайно запачкает господина. Но времени на испуг не было, они вышли в столовую. Тут уже была куча народу. Все они громко галдели, старый граф травил какие-то шутки, то и дело вытирая вспотевшее багровое лицо. Всё гости были наряжены в красивые, изысканные наряды, они были ухожены до кончиков пальцев. Заметив у проходившего мимо него альфы бежевый лак на ногтях, Ноэль глянул на свои. Погрызаны, поломаны. Так было всегда, правда раньше ещё под ногтями была чёрная грязь. Он украдкой посмотрел на руки Дэвида. Его ногти были непозволительно короткие, словно их и в помине не было. Спрятав свои руки за спиной, омега продолжал смотреть на гостей. Они разбрелись по гостиной. Вдруг в двери вошли трое: пожилой альфа с болезненным видом, потухшими глазами, не намного его моложе омега с крупной косой и невысокий, совсем молоденький омежка с красивыми шоколадными кудряшками. К нему тут же бросился старый граф, ещё больше напоминающий сейчас важного гуся. Он, поздоровался с отцом омеги, пожав руку, поцеловал руку папе и, взяв тонкую, хрупкую кисть омеги, громко заголосил: — Вы как всегда прекрасны, юный маркиз! Такая честь видеть вас в этот замечательный день. Омега звонко захихикал, прикрыв рот свободной ладонью и, слегка присев сказал: — Я тоже очень рад видеть вас, граф Регенбург. — на лице омеги словно была фарфоровая маска с вечной улыбкой. Седой отец омеги подошёл к графу и сказал, кашляя: — А где же виновник торжества? — Он сейчас уже должен спуститься, Блейк, — улыбнулся ему старый граф. — Вы выглядите как-то совсем не хорошо, как ваше здоровье? — Честно признаться ужасно, Финнер. Лечение практически не помогает, — вдруг маркиз заглянул за спину хозяину особняка и громко проговорил, — Ох, Амаэль, как он вырос! Граф, как и Ноэль, повернулись к лестнице, по которой в сопровождении Арчи, спускался Амаэль. В своём темно-синем костюме, распущенными золотыми кудрями он ещё больше походил на ангела со старых витражей в деревенской церквушке. Он поздоровался с пришедшими и тут, омега с шоколадными волосами подбежал к нему, обнял и поцеловал в светлую щеку. — Они прекрасная пара, — улыбнулся старый маркиз, кашляя и обращаясь скорее к себе, нежели к мужу, к которому он повернулся. Тот лишь молча удовлетворительно кивнув. — Мы сделали прекрасный выбор, когда объявили о их помолвке, — проговорил граф Регенбург и пригласил всех к столу. Услышав это у Ноэля что-то разорвалось внутри. Он многого не знал, но был осведомлён о том, что помолвка означает неминуемую свадьбу, а значит он может и не мечтать о том, что Амаэль будет с ним. Конечно и до этого можно было и не мечтать, но теперь все уже точно перечеркнуто. Поникнув, он встал, где ему велел Дэвид, по правую сторону от Амаэля. Тот сидел между каким-то старым омегой ворчуном, который то и дело хаял еду, приготовленную слугами дома Регенбург. То суп ему не достаточно посолен, то салат слишком сухой, то картошка переварена. Ноэль смотрел на него и чувствовал дикое отвращение к этому человеку. Да если бы он только знал, что такое есть картошку почти без соли, ту, которая самого плохого качества, с гнильцой, а вместо наваристых щей питаться супом, в котором кроме лука, картофельных очисток и нескольких кусочков моркови и воды нет ничего, когда хлеб настолько чёрствый, что к нему всегда подавали воду. А про такую вещь как салат Ноэль не знал и в помине. Свежих овощей дети из приюта не видели. Если только на базаре у какого-нибудь продавца они начинали гнить, он отдавал их задаром, лишь бы не пропали совсем, а иногда даже приходилось подворовывать, чтобы не умереть с голоду в холодные периоды и голодные года. Тут все было настолько вкусно, мяса было вдоволь. В приюте за маленький, жёсткий кусочек свинины многие дети начинали драться. И пусть оно застревало в зубах, а жевать его приходилось несколько минут, зато оно было сытное. Так хотелось стукнуть этого старика, когда Арчи подал ему кусок жареного говяжьего стейка, а тот кривил свою недовольную рожу. Сдержавшись, Ноэль поставил такую же тарелку Амаэлю, которую ему только что на тележке подкатил Дэвид. — А это что за куколка? — вдруг послышался сладкий, словно ручеек, голос омеги с шоколадным кудрями, который сидел по другую сторону от Амаэля, и сейчас осторожно разрезал жаренное мясо. — Это Ноэль, отец… Подарил, — улыбнулся Амаэль. — Дилан, тебе налить ещё вина? — Правда? Какой милый, — на фарфоровом личике блеснула добродушная улыбка. — Нет, спасибо, я больше не буду. — У моего мужа было трое таких, — в разговор вмешался старый ворчун, небрежно качнув головой в сторону Ноэля. — И вот что я скажу. Их надо сразу стерилизовать, а то потом денег не хватит на всякие аборты. А они же ещё те прохиндеи. — Я не собираюсь… Уподобляться вашему мужу, — раздражённо произнес Амаэль, хмурясь и разрезая мясо. — Ноэль мой помощник, а не подстилка. — О, я знаю, знаю, милый, — он подмигнул альфе и рассмеялся. — Молодёжь теперь так их называет. Он продолжал гадко хихикать, а Ноэль еле сдерживался, чтобы не пнуть этого человека. Амаэлю, было видно, этот разговор также был противен, но он молчал, зная, что спорить со стариком — признак плохого тона. Застолье продолжалось ещё несколько часов, и совсем скоро со старого ворчуна, внимание омеги переключилось на самого себя. Он чувствовал, что его ноги налились свинцом и ужасно устали от неудобных туфель, поясница тоже разнылась от долгого статичного положения. Хотелось сесть, но Дэвид, заметивший это, знаками показал, что пока нельзя. Ноэль продолжал смотреть на воркующего Дилана и нежно отвечавшему ему Амаэлю и ему становилось все хуже, и хуже, земля уходила из-под ног, а надежда тихо гасла в его груди…