Лот номер

Ноэль зашёл в конюшню, озираясь по сторонам. В стойле стоял гнедой конь, грозно стуча копытом и громко фырча. — Тихо, Фергус, — грозный бас донесся со спины, и Ноэль поспешил обернуться. В помещение вошёл высокий альфа с чёрными сальными волосами и щетиной. Он вёл за поводья серого коня и, заметив Ноэля, нахмурился и несколько грубо произнес: — Ты кто такой? Что тут делаешь? — Я… Я Ноэль, меня господин отправил сюда работать, — заикнувшись, протараторил омега, потерев замерзший нос. — Ммм, — протянул альфа и прошёл мимо омеги, завёл коня в пустое стойло. — Я Том, в таком случае. — альфа скрылся из виду Ноэля. Он что-то тихо говорил себе под нос, и это явно не относилось к растерянному омеге. Сняв с лошади уздечку, он вышел из стойла, закрыл его и, хмурясь, повернулся к незваному гостю: — Ну и что ты стоишь как истукан? Раз прислали помогать, то давай, делай хоть что-нибудь. Твоего коня звать Цезарь, вот его стойло, — он ткнул в пустую секцию, — написано даже. Ноэль заметил немного кривоватые буквы на низкой дверце, но прочесть, что же там написано, он не мог. От чего-то ему вдруг стало до боли обидно, но виду он решил не подавать и спокойно завёл туда коня. К огромному счастью, Ноэлю пару раз удавалось видеть, как люди расседлают лошадей и однажды он даже сам пробовал это сделать. И хоть он был не уверен в себе, обращаться к Тому за помощью совершенно не хотелось. Уж слишком этот альфа показался ему грубым и злым. Пользуясь тем, что за деревянной перегородкой, лошадью и толстыми металлическими прутьями его, невысокого человека, не особо видно, он принялся расстегивать ремни. Это заняло гораздо больше времени, чем у тех людей, которых он видел за подобной работой ранее, однако он справился, за что мысленно себя похвалил. Пока он возился с седлом, не заметил, что Том ушёл. Он это понял, только когда услышал тяжёлые шаги и очередной цокот копыт по подмерзшему подмостку, ведущего в помещение конюшни. Взяв довольно-таки тяжелое седло, Ноэль осторожно вышел, козлы для седел он приметил сразу, как вошёл, так что с этим нехитрым делом он управился быстро. — Теперь надо покормить? — тихо предположил Ноэль, смотря на альфу, снимающего с серой лошади уздечку. Тот на вопрос омеги удовлетворительно кивнул в угол, там стояли мешки, видимо со специальным кормом и тут же лежали кипы сена. Видимо те самые, на которых Ноэлю совсем недавно пришлось спать. Не зная нормы, Ноэль насыпал еды в миску и вдруг услышал грозное, но в то же время понимающее: — Сыпь больше, сейчас зима, холодно. Им надо больше есть. Спорить с тем, кто знает больше, Ноэль и не думал, поэтому досыпал корма и уже хотел узнать, что ему делать дальше, как Том, выйдя и закрыв стойло коня, чьё имя Ноэль не мог прочитать, сказал: — Я налью им воды сам, а ты покорми этих. Только Фергуса не надо, он накормлен. Какой из трех скакунов Фергус Ноэль не знал. Он приглядывался к табличкам на железных путях, но разобрать что же там написано — не мог. Он решил, что Фергус это тот, которого Том привёл сначала. Ведь он к нему обращался, когда тот мотал головой. Ноэль насыпал корм последнему приведённому, и только начал насыпать стоявшему в конюшне коню изначально, как вдруг тяжёлая рука альфы стукнула по его спине: — Я же сказал, что Фергуса кормить не надо! — Но… Но ведь это не Фергус… — растерянно пролепетал омега, посмотрев на Тома. — Ты что? Не видишь? Тут написано, что это Фергус, — альфа ткнул пальцем в табличку с именем. Ноэль прям чувствовал, как краснеет и ему становится стыдно за то, что из-за своего неумения, он не смог выполнить простейшие задание. Он опустил голову и медленно подошёл к соседней кормушке и насыпал корм туда, после чего принялся подметать по просьбе Тома. Омега провел с этим молчаливым и на вид грубым альфой несколько часов. За это время Том ни разу не спросил Ноэля о чем-нибудь, сам ничего не рассказывал, однако то и дело беседовал с лошадьми, гладил их морды, чистил скребком шёлковые шкуры, осторожно причесывал гривы. Особенно осторожно он относился к Фергусу (этого коня Ноэль запомнил навсегда). Только спустя время омега разглядел истинную красоту гнедого жеребца: стройный, с большими вороньими глазами, длинная чёрная грива тяжело свисала на бок. Конь Амаэля тоже не отставал по красоте. Когда том расплел его гриву и хвост, они оказались очень длинными, густыми. Альфа долго и кропотливо расчесывал его. Наконец, он встал с низенькой табуретки и громко сказал: — Уже поздно. Ты можешь возвращаться в особняк, — он закрыл стойло коня и скрылся за углом. — А вы? — робко спросил омега, вынося тяжёлое ведро из стойла серого коня — Я живу отдельно, — нехотя проворчал альфа, складывая скребки и гребни в деревянный ящик. Ноэль не совсем понял, о чем говорит альфа, но спорить и спрашивать дальше больше не стал. Надев шапку и застегнув верхние пуговицы тёплого кафтана, омега вышел из конюшни. Уже смеркалось. Темно-синий свет падал на белый снег, луна робко появлялась на чистом небосклоне. Лёгкий морозец щипал кончик носа и щеки омеги, под ногами поскрипывал снег. Он зашёл в особняк, лицо мгновенно обдало теплом. — О, вернулся, а мы заждались, — на лестнице, натирая перила, стоял Дэвид. Он сложил губку и полироль в ящик и спустился. — Пойдём, накормлю и переодеться помогу. — А твоя работа? — сняв шапку, спросил Ноэль. — Господин будет ругать. — Нет, не будет, — махнул слуга рукой, — он сейчас занят, до поздней ночи точно не появится. Омеги прошли в сторону кухни, по дороге Ноэль снял верхнюю одежду, и Дэвид повесил её в небольшом чулане, где висели другие куртки и полушубки, видимо каждого из слуг. Он налил Ноэлю тарелку ароматного рыбного супа с целым куском рыбы, а себе из чугунка достал пару жёлтых картошин, обильно полил их маслом и сел напротив. Ковырнув кусок рыбы ложкой, омега спросил: — Господин хорошо вас кормит… Дэвид вдруг покраснел и хитро улыбнулся: — Ну… Честно? Мы у него немного крадем, если это можно так назвать… Тех денег, что он выдаёт нам на еду едва хватит на добротный ужин, а те деньги, что он нам платит за работу… Тоже не очень много и тратить их на еду не хочется, ведь нам надо одеваться и иногда есть желание прикупить себе какую-нибудь мелочь. А ещё господин скупой, поэтому, пока не приехал Амаэль, он строго следил, чтобы была приготовлена лишь одна порция… Однако, он не силен в подсчётах расходов, поэтому мы то и дело таскаем по паре картошин, по рыбке ну и так далее, хозяин не замечает, а мы можем спокойно жить, не превращаясь в живые скелеты, — Дэвид разломил ароматную картошку, отправляя кусочек в рот. Ноэль задумчиво посмотрел в свою тарелку. Он не видел в подобном воровстве ничего плохого, ведь он и сам когда-то таскал фрукты с прилавков некоторых невнимательных граждан. Правда был один момент в его жизни, когда продавец в прямом смысле поймал его и его приятеля за руку, привёл в приют, и высказался воспитателям. В этот же день по тонким, как веточки, рукам, прошлись розгами, вымоченными в солёной воде. Алые полосы только так разгорались на светлой коже, раны больно щипали, столько слез было пролито. Ноэль ревел навзрыд, а после почти день не мог говорить из-за того, что сорвал горло. Пальцы долго не могли сгибаться, больно было даже держать ложку, а драить полы в столовой было еще ужаснее. Эта боль была сравнима разве что с пытками, что пророчили всем грешникам в аду. Мыльная вода жутко щипала глубокие раны и без градин слез пол вымыть было невозможно. А потом Ноэля ждало несколько недель в церкви. Его отправляли туда каждое утро, в целях «перевоспитания». Первое время он ходил нехотя, ведь работа там куда скучнее, потому как рядом нет приятелей, с кем можно поговорить. Но через некоторое время, его заметил молодой священник. Альфа с красивыми зелёными глазами долго рассказывал, почему воровство это плохо, однако, услышав то, что ему поведал сам омега, о скудности еды в сиротском приюте, священник замолчал и не мог сказать что-то против. Несколько дней альфа был в какой-то прострации, кажется, тогда Ноэль что-то неосторожно сломал в этом человеке, слегка изменил его представления о вере, с которой он так давно жил, учился и свято чтил заповеди. И однажды, когда Ноэль усердно чистил пол от накапавшего воска, подошёл и дал несколько монет, а после взял с Ноэля слово, что тот никогда не возьмёт воровство в привычку и, когда подрастёт, будет работать и зарабатывать на пропитание честным трудом. Ноэль пообещал. И действительно после он уже не воровал, лишь иногда просил угостить или просил у хозяина конюшни за их работу давать мальчикам и себе хотя бы по яблоку. И сейчас, вспомнив этот момент, он решил, что эти слуги не воруют, они заработали на это честным трудом. Ведь убирать огромный особняк, готовить еду к определённому времени  дорогого стоит, а они тоже люди и жить хотят по-человечески. Доев вкуснейший рыбный суп и перепачкав лицо, Ноэль довольно откинулся на спинку деревянного стула. — Тебе понравилось? — улыбнулся Дэвид, протянув омеге белую салфетку. — Ой да, очень вкусно, спасибо, — вытерев губы, промурчал омега. — А где господин Амаэль? Мне наверное надо к нему… — Не думаю, что ты сейчас ему можешь помочь, — улыбнулся слуга, собрав тарелки. — он готовится в библиотеке, ведь через месяц его ждут экзамены в академии. Он не любит, когда рядом с ним в этот момент кто-то находится, — сложив тарелки в огромную деревянную кадушку, Дэвид повернул вентиль и из крана полилась холодная вода. — единственное, что ты можешь… Это приготовить его комнату ко сну. Я тебе сейчас помогу, подскажу, — омега взял закипевший чайник и вылил немного воды в кадушку, — принеси мне, пожалуйста, из чулана две грелки. Ноэль качнул головой, быстро сбегал в чулан и принёс коричневые резиновые грелки. Таких в приюте было три и все они находились в лазарете, зачем они сейчас понадобились Дэвиду, омега не понимал, ведь вроде никто не болеет. Отдав их слуге, он увидел, что омега наполнил их кипятком и положил у батареи. После чего вернулся к кадушке и стал мыть посуду. — Дэвид, а можно спросить? — робко спросил Ноэль, смотря на медную кастрюлю с супом. — Да, конечно, — кивнул тот головой. — А Том… Кто он такой? Он сказал, что живёт отдельно… А питается тогда чем? И как… — отчего-то омегу переполнял невиданной страх за этого малознакомого альфу. — Какой Том? Не знаю таких, — непонимающе посмотрел на Ноэля Дэвид. — у нас таких нет. Ноэль весь вдруг похолодел. Как так? Ведь он чётко помнит альфу с чёрными сальными волосами и щетиной. Распахнув глаза, он остекленело смотрел на Дэвида, помывшего тарелки. Тот вдруг засмеялся и сказал: — Да я шучу, знаю я Тома. Это наш конюх. Ноэль облегчённо выдохнул, словно с его лёгких сняли тугие цепи. — Прости, не хотел пугать, Том он… Очень нелюдимый… Не знаю, что случилось у него, когда я пришёл сюда работать, он уже тут был и уже был такой… Тихий, правда жил со всеми в особняке, — Дэвид взял грелки, и они с Ноэлем пошли в комнату Амаэля, — потом у нас случилось горе и с тех пор Том переселился в пристройку к конюшне. Совсем перестал с нами общаться. Он предпочитает животных людям. Ну, это его выбор, конечно… — омега тяжело вздохнул, открыв дверь спальни молодого хозяина и оказавшись в холодной комнате. Он зажёг свечи в нескольких бра и в канделябрах и комнату более менее осветило. — А что за горе? — осторожно спросил Ноэль. Дэвид молчал. Он изменился в лице. В глазах замелькала грусть, уголки губ опустились. Он расправил простынь, положил грелки на кровать и накрыл сверху одеялом. — Извини, что я спросил, — Ноэль почувствовал свою вину в том, что задали неудобный вопрос. — Все нормально, — выдохнул Дэвид. — Горе это… Наш граф… Омега, папа Амаэля, скончался… Он очень долго болел, в последний месяц даже не вставал с кровати. Он был добрейшей души человек, — Дэвид поднял голову и по щекам потекли слезы. — Всегда с нами был добр, общался, как с равными. Амаэль взял с него эту манеру поведения. Это было для нас для всех сильным ударом, когда утром он не проснулся. Знаешь, раньше все было иначе, даже господин… Он был хоть и строгим, но никогда не поднимал на нас руку, как сейчас, — Дэвид приподнял рубашку и Ноэль увидел фиолетовый синяк. — Не часто, конечно, но все же… Амаэль об этом не знает, нам запрещено говорить. И уйти нам некуда, ни у кого из нас нет дома, куда можно было бы уйти… — Дэвид вздохнул, смахнув слезы, — Прости. Мы очень скучаем по нашей прежней жизни. Ноэль сел рядом с Дэвидом и прижался к нему. Объятия всегда помогали, когда ему было грустно, возможно они сейчас так нужны были Дэвиду. Тот же, упершись лбом в плечо омеги разревелся что было сил. Видимо и правда смерть папы Амаэля был самый тяжёлый удар для всех жителей этого особняка, и Ноэлю захотелось узнать, что же в нем было такого, помимо отношения к слугам…