Лот номер

      День был абсолютно обычный. Ноэль, забрав из прачечной постиранное белье, которому не хватило места для сушки, вышел на улицу через заднюю дверь. Двор позади особняка не мог похвастаться красотой, как перед ним. Если гостей сразу за воротами встречали мраморные статуи, кусты и клумбы, которые хоть и были под слоем снега, однако их было заметно, то сзади вид был даже в чем то удручающий: слегка покосившаяся дровница, сарай, возле которого стояла лопата для чистки снега, какие-то доски, наваленные в углу забора, и натянутые специально для сушки белья верёвки, на которые омега стал вешать белоснежные простыни. От них поднимался завораживающий пар и в купе с блестящим на зимнем солнце снегу, он выглядел как-то особенно волшебно. Он почти закончил, как вдруг услышал скрип калитки деревянного манежа. Повернув голову, омега заметил Тома, который вошёл внутрь и стал рыхлить снег, смешивая его с наваленными там опилками. — Доброе утро! — крикнул ему Ноэль и махнул рукой, когда альфа повернулся в его сторону. Тот по своей особенности не ответил, лишь кивнул и продолжил заниматься своей работой. Ноэль собирался уходить, но вдруг вспомнил ночной огонёк и решил узнать у конюха, не видел ли он его, и не знает ли, что бы это могло быть. Взяв металлический таз, он подошёл ближе к манежу. — Томас… Можно с вами поговорить? — осторожно спросил он, смотря в широкую альфью спину. Тот пожал плечом: — О чем угодно, но не на долго, у меня куча работы. — Я вчера из своего окна видел огонёк, примерно где-то за оградой. Вы не видели ничего такого? — продолжал осторожно спрашивать Ноэль, словно боясь спугнуть этого нелюдимого альфу. Тот остановился и посмотрел на омегу. — Где ты говоришь? — спросил он заинтересованно, что для него было не свойственно. — Прямо вон там, — он указал пальцем в сторону ограды. Альфа, поманив за собой омегу, пошёл в ту сторону и, когда они подошли ближе к ограде, то заметили, что на обратной стороне в снег были углубления, указывающие, что там точно кто-то ходил. Том внимательно их рассматривал, после чего спросил: — И что этот твой огонёк делал? Гас и загорался? — Верно, — уверенно кивнул омега, посмотрев в глаза альфы. — Мне показалось это подозрительным. — Опять шастают… Как же мне все это надоело, — нахмурился Том, помотав головой. — Давно говорил господину, что нам нужна собака, и желательно позлее. Развернувшись, Том стал возвращаться к манежу, и Ноэль потрусил следом, то и дело поправлял выскользающий таз коленом. — Это воры? Да? Конюх удовлетворительно кивнул: — Они самые. Бездельники. Будь моя воля — расстрелял бы всех. Ноэль выдохнул, но что-то было все равно не так. Сиротский приют никто никогда не грабил, а вот дома зажиточных крестьян только так. И если бы только грабили, омега хорошо помнил один случай, когда воры не только стащил все ценное, но и жестоко забили хозяев дома кочергой и молотом. Это были самые большие и самые пугающие похороны, что приходилось видеть ему. Не хотелось оказаться на подобном месте. Омега вернулся в особняк в глубоком раздумье. Переодевшись в рабочую одежду, он отнёс таз обратно в прачечную и, получив задание от Абеле, начал подметать и мыть лестницу. — Ноэль! — снизу вдруг послышался грозный голос старшего Регенбурга. Омега, вздрогнул, развернулся, посмотрев на графа. — Что глазенки вылупил? Сюда иди, поживее! Кивнув, омега быстро сбежал по ступенькам вниз, вытирая попутно мокрые руки о серый передник. — Да, господин, — он поклонился, все как учили слуги. — Скажи-ка мне, крысеныш, почему я должен встречать важных клиентов в мятом костюме? — он сунул под нос омеги свою рубашку, которая и взаправду была мятой. — Но… Это же… Не моя обязанность, — привыкший к тому, что в приюте все делали лишь свою работу, Ноэль недоуменно посмотрел на графа. — Дэвид занят, Арчи на кухне, а значит ты должен был привести мой костюм в порядок! — рыкнул альфа, схватив омегу за волосы и слегка приподняв его голову. — Извините, я не знал… — запищал омега. — Где твоё место, ты тоже не знал? — дернув его к себе ближе, почти прошипел граф. — О чем вы? — омега посмотрел в горящие какой-то злобой глаза. — Не прикидывайся идиотом. Я знаю, что Амаэль провел ночь в твоей комнате. Ты думаешь обдурить нас? — Я вас не понимаю… — на глаза выступили слезы от боли. — Знаю я таких, как ты. Хочешь повысить свой статус благодаря моему глуповатому сыночку? — Ничего подобного я не хочу, — громче пискнул Ноэль, за что граф его встряхнул. У него и мысли подобной не возникало, ведь он любил Амаэля больше всего на этом свете. — Господин! Что вы делаете?! — послышался топот и голос Дэвида, который через несколько секунд оказался рядом. — Мой лорд, не трогайте его, я же все вам приготовил. Ваш костюм… Моя вина, я не занёс его вам. Граф метнул грозный взгляд в сторону слуги. Отпустив Ноэля, он со всего маху зарядил Дэвиду пощёчину. — Дрянной пёс! Почему мои слуги такие бестолковые?! Пороть вас надо, а то разбаловались! На его крик прибежал сам Амаэль. Спустившись по ступенькам, он подошёл к отцу и, нахмурившись, произнёс: — Что тут происходит? Отец, ты опять их терроризируешь? Он бросил взгляд на Дэвида, у которого покраснела щека, а на ресницах повисли слезинки, он продолжал покорно смотреть в пол, не смея поднять взгляд. Ноэль, заметив молодого графа, тоже поспешил уставиться в пол. Он чувствовал, что становится яблоком раздора в семье и ему это ужасно не нравилось. — Хватит уже вести себя с ними так, будто они чего-то стоят, Амаэль, — процедил вдруг Финнер. — Они не способны даже приготовить выходную одежду, вернее, забывают, что обязаны её приносить хозяину, — он с укором посмотрел на Дэвида, который поспешил поклониться со словами: — Прошу, простите меня, мой лорд. Я искуплю свою вину… — Молчать! — прикрикнул тот, и Дэвид, вздрогнув, замолк. — Ты будешь наказан, не переживай. Ноэль заметил, что слуга нервно сглотнул, кивнув, и поспешил стереть слезные дорожки с лица. — Иди, — скомандовал граф, и омега поспешил удалиться. Ноэль хотел пойти следом, но Финнер его остановил. — А ты, крысеныш, стой. С тобой мы ещё не закончили. — Он-то что сделал тебе? — удивился молодой граф. — Я утром видел, что он работает, помогает. Хотя я собирался его отвлечь, у нас сегодня занятия. — Амаэль, если ты желаешь быть преподавателем, то тебе стоит обучать людей, а не скот. Поверь, толку от этого будет гораздо больше. Например, у твоего двоюродного дядюшки подрастает чудесный внук, ему как раз в пору начинать учиться грамоте. — Во-первых, Ноэль человек, а не скот, — проговорил граф, подтянув к себе омегу и приобняв его, — а во-вторых, у семьи дядюшки достаточно денег, чтобы нанять учителя его внуку. — Вот именно, Амаэль, у них есть деньги. А у этого отброса? Чем он может тебе заплатить? Разве что своим телом? Видимо этим он и платил тебе прошлой ночью, но позволь… — Хватит! — граф резко перебил речь отца. — Не хочу слушать ничего подобного! Пойдём, Ноэль. Молодой граф уже было хотел уйти, но отец поймал его за фиолетовый пиджак. — Нет, ты дослушай, этот черт играет тобой, его место у постели, чтобы по каждому зову подставлять тебе свой зад. Я закрыл глаза на то, что ему позволили работать, но не замечать того, что ты, потомок великого рода Регенбургов, обучаешь смерда чтению… Ты позоришь меня, позоришь память о своих почивших предках. Амаэль ничего не ответил, он дёрнул плечом, вырываясь из рук отца и, крепко сжав руку Ноэля, ушёл, буквально чувствуя тяжёлый взгляд отца на своей спине. С Ноэлем они зашли в библиотеку. Граф опустился в темно-зелёное кресло, закрыв глаза и потирая переносицу. Амаэль выглядел нездорово, только сейчас Ноэль заметил бледность его лица. Он осторожно подошёл к нему и, встав на колени, положил голову на колено графа, всматриваясь в измученное лицо. Альфа приоткрыл глаза и улыбнулся, погладив белые волосы. Он вдруг вспомнил, как в детстве так же подходил к папе, когда тот, уставший после важных встреч, сидел в этом же самом кресле, и наконец понял, почему тот начинал улыбаться, видя лицо сына. — Господин, вы плохо себя чувствуете? — спросил вдруг Ноэль, взяв руку Амаэля. — Нет… Нет, родной, просто я устал, — встряхнул головой, проговорил граф и выпрямился. — Значит, вам надо расслабиться, — Ноэль встал, потянув за собой графа к диванчику. Он сел, указывая графу жестами, чтобы и тот присел рядом. Он послышался, и через минуту его голова уже лежала на коленях Ноэля, а сам омега тихо проговорил: — Знаете, в приюте, когда мы уставали, нянечка пел нам одну старую песню. Она всегда успокаивала, расслабляла… Поглаживая бронзовые волосы, Ноэль тихонько запел, и хоть голоса у него можно сказать не было, Амаэлю это вновь напомнило о папе. Тот, правда, обладал музыкальным слухом и невероятным голосом, он выступал в театрах, на светских приемах и, конечно же, пел своему единственному сыну колыбельные. И эту песню по мотиву Амаэль узнал, даже слова… Они тоже были теми же, что и пел папа, лишь некоторые почему-то были изменены на синонимы. Слегка грубоватые пальчики гладили светлые волосы, лицо. Граф закрыл глаза, все проблемы на миг словно улетучились, и вот он, вновь пятилетний мальчишка, лежит в своей постели, а рядом папа. Румяные щеки, белоснежная улыбка, сладкий убаюкивающий голосок и нежные руки, осторожно гладящие волосы сына. Колыбельная закончилась, за ней последовал невесомый поцелуй и такое тёплое, такое реальное «Спокойной ночи, сынок». Из закрытых глаз вдруг пошли слезы. Амаэль положил ладонь на глаза. — Ох, господин, простите. Я… — протараторил Ноэль. Но альфа улыбнулся, открыв глаза. Он приподнялся, подтянул к себе омегу и накрыл его губы своими. Нежный, невинный поцелуй, неожиданно переродился в более страстный, глубокий. Оторвавшись от губ возлюбленного, Амаэль посмотрел на раскрасневшееся личико, на опущенные в смущении глазки. Он улыбнулся, положив ладонь на омежью щеку: — Я безумно счастлив, что ты появился в моей жизни, Ноэль… Папа был бы очень рад за нас… — Господин, я тоже… Тоже очень рад, — омега поднял глаза, взявшись за руку графа. — Знаете, я так боялся, что меня купят плохие люди и… Сделают со мной что-то ужасное, но… — Ноэль вдруг запнулся. Он опустил голову. Кажется, сейчас он понял, что человек, которого он боится, который не особо красиво поступает с ним и с другими, буквально спас ему жизнь и подарил шанс начать все с чистого листа. — Что «но»? — посмотрев на застывшего Ноэля, спросил граф, убирая за ухо прядь белоснежных волос. — Но ваш отец… Он… Сохранил мне жизнь, — Ноэль посмотрел в глаза графа. Младшему Регенбургу и в голову не приходила подобная мысль. Он, хоть и был в курсе подпольных аукционов, торгующих чужими жизнями, но никогда не задавался вопросом, почему именно они проходят закрыто. Торговля людьми в его стране дело обычное. В целом, страна пыталась уйти от рабовладения, но зачатки такого общества все ещё находили свои отголоски. Слугу можно было спокойно купить на базаре в столице или другом крупном городе, но хозяин был обязан платить ему за работу, предоставлять жилье, отпускать на выходные. Многие слуги это дети крестьян, которые родились в бедности, родители просто не в состоянии вырастить их, от этого и продают, бывает даже за корову, козу или лошадь. А вот подпольные аукционы распродают чаще всего для публичных домов или для опытов в медицинских учреждениях, более богатые альфы покупают таких омег для себя, с которым можно было бы развлечься, пока муж вынашивает ребёнка, работает или по другим каким-либо причинам не может удовлетворить своего альфу. Такие омеги не пользовались даже минимальными правами слуг, они были в худшем положении, а вот Ноэлю несказанно повезло, у него было все, о чем только может мечтать тот, кто всю жизнь был никем. Немного поговорив, Ноэль вновь сел за учебник, Амаэль стоял за его спиной, поправляя, если вдруг омега читал что-то не так. Спустя час, граф вдруг закрыл его книгу и проговорил: — Чтож, теперь самое время начать изучать грамматику и продолжить письмо. Омега кивнул, и хоть он устал, ему хотелось учиться новому, он был готов сделать все, что от него зависит, только бы стать равным графу хотя бы в минимальных знаниях. Он взял перо, обмакнул кончик в чернильницу и, скрипя по плотной бумаге, начал выводить незамысловатые закорючки, черточки и прочие элементы, из которых состояли буквы. Чёрные чернила оставляли грязные пятна, тонкие линии от чрезмерно сильного надавливания жирнели и превращались в самые настоящие бревна. Казалось, что с каждым разом черточки становились все хуже и хуже, пятен было гораздо больше. Макнув кончик пера в чернила в очередной раз, Ноэль склонился над пергаментом так низко, что кончиком носа чуть ли не касался листа. Со всей силы он стиснул зубы, слегка покраснев, к глазам подступали слезы, но не время для того, чтобы сдаться. Он написал уже половину листа, осталась вторая половина и омега, задумавшись, положил руку на ещё не высохшие черточки. Светло-бирюзовая рубашка тут же пропиталась, и на ткани остались уродливые разводы, а весь труд омеги был практически слит в трубу. Незаметно для себя, омега простонал, сунув перо в чернильницу. — Ноэль? — граф поднял голову от учебника, который очень внимательно до этого читал. — Что-то случилось? — Ох, нет, господин… — повертел головой омега. — Но, мне надо отойти. Переодеться, — он показал запачканный рукав. — Чтож, конечно, беги скорее, — улыбнулся ему граф, кивнув и вновь принялся читать, а Ноэль вышел из библиотеки и быстрым шагом направился к комнате Дэвида и Арчи, так как в основном одежда для прислуги была у них, в комнате же самого Ноэля кроме двух выходных костюмов, ночной рубашки и сменного нижнего белья, ничего не было. Он осторожно постучал в резную тяжёлую дверь, и услышал голос Дэвида, позволяющий Ноэлю войти. Комната двоих слуг была достаточно просторной, несмотря на то, что здесь было две кровати, огромный платяной шкаф, в прошлом, принадлежащий графу Натаниэлю, и несколько зелёных сундуков. Так же тут стоял огромный, почти во весь рост портрет графа Натаниэля с маленьким Амаэлем, и несколько картин всей счастливой семьи. Обычно они были накрыты плотной серой тканью, но сейчас это покрывало валялось в углу комнаты. Дэвид стоял возле портрета, что-то внимательно рассматривая. Оторвавшись, он повернулся к омеге и спросил, зачем тот пришёл. Ноэль показал испачканный рукав и Дэвид, устало вздохнув, подошёл к сундуку и начал там искать подходящую одежду. — Господин Финнер был таким стройным? — спросил вдруг Ноэль, заметив портрет всей семьи. — Ох, он был безумно красив, — поднялся Дэвид и подал омеге чистую рубашку розоватого оттенка. — Да он и сейчас, на самом деле, довольно красивый альфа, просто… Сильно себя запустил. — слуга опустил взгляд на портрет, с которого на омег смотрел высокий, стройный альфа с густыми волосами, длинными, собранными в низкий хвост, бакенбардами, делающими его лицо ещё более длиннее и острее, а взгляд не был холоден, он был властен, внушал доверие и покорность. В кресле рядом с ним сидел улыбчивый омега с золотыми кудрями, свисавшими на довольно широкие для омеги плечи, а на его коленях сидел сам Амаэль. Такой ещё маленький, пухлощекий, с огромными глазами, блестящими драгоценным аметистом, кучерявые волосы ещё не отросли и торчали в разные стороны, делая малыша ещё более забавным. — У него всегда были ужасно непослушные волосы, — засмеялся вдруг Дэвид. — Чтобы нарисовать этот портрет, мы долго пытались уложить его кудряшки, — слуга провел рукой по холсту. — Они тут такие красивые… А зачем вы сняли портреты Натаниэля? — сняв грязную рубашку и надев новую, спросил омега. — Граф Финнер приказал через месяц после смерти мужа, — тяжело вздохнул Дэвид, пряча взгляд. — Ему было тяжко смотреть на него. На самом деле, он до сих пор очень сильно любит своего омегу… Знаешь, я слышал много историй графских семей, и в основном там нет никакой любви, а они любили, словно были истинными… Господин Натаниэль вообще сам по себе был самым настоящим ангелом, — Дэвид говорил, улыбаясь и задыхаясь от слез, выступивших на глаза. — Лучшие уходят рано, — омега вытер глаза рукавом синей рубашки. — Чтож, нечего раскисать, надо приниматься за работу. Я как раз уже закончил штопать носки, — слуга сложил нитки с иголками, лежащими на прикроватной тумбе, в деревянную коробку, после чего надел на ноги тёплые носки, которые, судя по их виду, помнят ещё динозавров, на столько ли были заштопаны не один десяток раз. Ноэль взял свою запачканную рубашку, и слуги покинули светлую комнату. Ноэль пошёл в сторону прачечной, чтобы сразу отстирать пятно, а Дэвид же пошёл на кухню, помогать с ужином. Налив в жестяной таз ледяной воды, Ноэль подставил ковш к крану, повернул и отскочил от печи. Из крана полился кипяток, серый пар тут же залил небольшую комнатку. Осторожно потянувшись, Ноэль закрыл воду и, аккуратно, дабы не ошпариться, налил горячую воду в таз с холодной, положил кофточку и, стоя на коленях, принялся стирать. Ему не надо было привыкать стоять коленями на холодном полу и тереть одежду о стиральную доску, вот только если раньше одежда была плотная, ткань была грубая, то эта кофточка была из нежнейшей ткани, невероятно мягкая, было страшно приложить даже малейшие усилия. Но, как по заказу, в прачечную вошёл Арчи. Увидев в растерянности Ноэля, он покачал головой и, засучив рукава своей малиновой рубашки и потуже затянув чёрный передник, сел рядом и жестами стал давать указания. Было удивительно смотреть на то, как человек без единого слова смог не только донести правила стирки подобной ткани, но и на сколько это было… Строго? Нет, Арчи не злился, не ругался, он сейчас выглядел как самый настоящий учитель, который одним только взглядом заставляет шумный класс успокоиться. Сколько Ноэль себя помнил, взрослые, возомнившие себя учителями, всегда орали, били и все равно было непонятно, чего они требуют от детей, которых ни свет ни заря притащили в деревенский колхоз. — Спасибо, что помог, — сказал Ноэль, когда Арчи, взяв таз, направился к выходу. Тот повернулся и, лучезарно улыбнувшись, качнул головой, кажется, он был доволен своим учеником. Закончив со стиркой, Ноэль помчался в библиотеку. Амаэль уже все убирал. — Господин, извините, — он поклонился настолько низко, что показалось, что сейчас коснётся пола лбом. — Ох, Ноэль, — граф повернулся к нему, улыбнувшись. — Не за что извиняться. На сегодня урок можно окончить, ты и так сделал много. — Но моё письмо оставляет желать лучшего, — вздохнул омега, подойдя к столу и посмотрев на свои каракули. — А вот и нет, ты не прав. У тебя есть прогресс, просто он ещё не сильно велик. Ты всему научишься со временем, — граф поцеловал омегу в висок. — Ты большой молодец, — горячее дыхание обожгло ухо Ноэля и граф, проведя по ладони омеги, пошёл к выходу из библиотеки. — Пойдём ужинать и отдыхать. Поужинали они вместе, Финнер ещё не вернулся. Амаэль приглашал за стол и слуг, но те отказались, сославшись на то, что уже успели поесть. Ноэль все ещё пытался научиться столовому этикету, но он путался в вилках для рыбы и мяса, и ложках. Он считал, что это все какой-то абсурд, но старался все повторять за Амаэлем, держать правильно вилку, аккуратно резать мясо ножом, дабы не разбить тончайшую тарелку. Граф видел эти мучения и, наконец, когда ему надоело наблюдать, как голодный омега пытается выбрать ту самую вилку, которой надо есть капусту, продвинулся ближе и сказал: — Бери любую. Кушай так, как тебе удобно. — Но я хочу научиться, как правильно, — вздохнул омега. Ему показалось, что граф разочаровывается в нем. — Чтож, в таком случае надо запастись терпением. Оно нужно во всем, хотя некоторых столовых правил я не понимаю и против, тебя кое каким хитростям научу, — он встал, подошёл к омеге сзади. — Помнишь Арчи? Омега тут же выпрямился, вспомнив, недавний опыт, а альфа осторожно снял его локти со стола, прижав их к торсу. Вокруг шеи он повязал белую салфетку. После чего альфа сел рядом, давая ещё кое-какие указания. Ноэль кивал и старался не стучать приборами по тарелке, держал ложку так, как показывал Арчи и сидел с ровной спиной, от чего она ужасно затекла. — Ты привыкнешь, — наконец сказал граф и подал Ноэлю салфетку, указывая на губы. — И, раз уж ты умеешь читать, то сможешь сам все прочитать, Где-то в нашей библиотеке была книга по этикету. Стоит её как-нибудь найти. Ноэля эта информация только воодушевила. Он научится, он обязательно всему научиться.