***
Микото не знала, как долго они оставались в таком положении. Даже спустя долгое время после того, как слезы прекратились, она обнаружила, что держится за него, не в силах отпустить. Ее щеки раздражающе пересохли, а глаза защипало. Она чувствовала себя такой усталой, а в его объятиях было так спокойно и комфортно, что ей очень хотелось просто отключится. Она наконец-то снова почувствовала его запах, после всего этого сопения, и его запах успокоил ее. Она не хотела двигаться. Она хотела остаться с ним в таком положении. Навсегда. Но ее демоны отказывались оставлять ее в покое, напоминая о своем существовании каждый раз, когда она закрывала глаза. Это оставляло ее разум беспокойным, и хотя все, чего она хотела сейчас, это потерять сознание, она знала, что во сне ее будет ждать кошмар. Сделав глубокий вдох, она выпустила порыв воздуха, после чего оттолкнулась от груди Томы, побуждая его отпустить ее. Она почти пожалела об этом, когда из-за отсутствие его прикосновения ей стало холодно, но она покачала головой от этих мыслей. Ей пора было взять себя в руки. Он провел большим пальцем по ее щеке, пока она купалась в его тепле. — Теперь чувствуешь себя лучше? — мягко спросил он. Она подняла руку, чтобы удержать его, прижимая ее к своему лицу. — Немного. — Ты в порядке? Она слегка покачала головой, чувствуя себя истощенной. — Нет, — призналась она, — но я буду. Спасибо. — Не за что, — мягко улыбнулся он ей, заставив ее сердце растаять. — Помни, что я буду с тобой на протяжении всего этого испытания, поняла? И я не приму никакого другого ответа. Ее губы слегка дернулись. — Я знаю, — она взглянула на него и заметила его мокрую грудь. — Я испортила твою рубашку. Он даже не взглянул на нее, когда сказал: — Не переживай об этом. Он выполнила свою роль. — То есть ты имеешь ввиду, что это срочная салфетка? — Срочный носовой платок, — шутливо поправил он, пожимая плечами, и они оба отпустили друг друга, его рука вернулась к его боку. — Он не одноразовый, ты же знаешь. — Конечно, едва ли что-нибудь в тебе одноразовое. — И едва ли что-нибудь не одноразовое для тебя. Наконец она поймала себя на том, что слегка улыбается, и не смогла сдержать ответной благодарности к нему: — Еще раз спасибо, Тома, — повторила она. — За это и за твое предложение. Не знаю, что бы я без тебя делала. — Не стоит. Я был рад помочь, — он взял их бокалы в обе руки, протягивая один ей. Она с благодарностью приняла его, и они оба выпили: — Ну, давай продолжим игру. У нас еще восьмерка впереди. Она почувствовала, что ее улыбка дрогнула. — Хорошо, но... можем ли мы ... избегать этой темы с этого момента? — она, может быть, и трусит, говоря это, но она не думала, что сможет справиться с этим снова. — Я бы предпочла не говорить об этом снова. По крайней мере этим вечером. — Конечно, если ты этого желаешь, — смилостивился он, взяв бутылку вина и налив немного в оба бокала. — Твоя очередь, кстати. Она кивнула в ответ, прежде чем задуматься. Она выпила содержимое своего бокала одним глотком, и жгучий след, который тот оставил в ее горле, был ей очень приятен. Он покорно наполнил его, и она поблагодарила его. Ей действительно нужен был алкоголь. Она постаралась как можно быстрее придумать вопрос, чтобы не затягивать игру. И честно говоря, чем скорее они продолжат, тем скорее она получит то отвлечение, которое ей было нужно. Ее разум уже был немного затуманен, а ее нынешнее состояние не давало нормально думать. Она приложила руку ко лбу, пытаясь прогнать легкое гудение в голове, закрыв глаза. Была она пьяна? Она так не думала. Ее чувства были немного притуплены, но ее мысли все еще казался связными. И она догадалась, что если бы действительно была пьяна, то не смогла бы решить, пьяна она или нет. Она молча вернулась к обдумыванию вопроса. О чем она могла его спросить? Вопросы о его прошлом были большим "нет", так как у него не было никаких детских воспоминаний. О семье тоже не могло быть и речи, по той же причине. И она знала его достаточно хорошо, чтобы такие мелочи, как любимый цвет, были для нее известны. Она порылась в своем мозгу в поисках идеи. Какие вопросы были в том сюжете, который она читала? Не раздумывая, она спросила первое, что пришло ей в голову: — Ты девственник? Его голова резко повернулась к ней. — Откуда, черт возьми, вылезло это? По его неверящему тону она вдруг поняла, что ляпнула. Она почувствовала, как жар приливает к щекам, но отчаянно попыталась сохранить лицо, отвернувшись. — Ч-чего? Он услышал дразнящие нотки в своем голосе, когда сказал: — Сначала, ты спрашиваешь о моей прошлой любви. Дальше ты выясняешь о моей будущей личной жизни. Теперь ты хочешь узнать и о моей сексуальной жизни? Его грубые слова вызвали у нее еще большее смущение, которое, казалось, доставляло ему удовольствие. Взяв всю свою гордость в кулак, она храбро посмотрела на него и попыталась объясниться: — Я-я-я не—я имею в виду, я просто... не совсем твоя с-с-с... — Ух ты, — он вдруг усмехнулся. Ну, эта попытка была неудачной.... — Не могу поверить, что ты до сих пор не можешь произнести это слово, не покраснев! — К-к-какое слово?! — она честно не знала, почему — а она поступила на медицинский факультет под руководством самого Божественного Хирурга, ради всего святого! — но она вдруг почувствовала себя слишком неловкой, чтобы сказать это. — Секс! — она почувствовала, что ее лицо стало еще горячее от его заявления, и он только громче рассмеялся на это, — О мой бог, Микото. Тебе восемнадцать, но ты все еще невинна как десятилетка. — Я не ребенок! — возразила она с негодованием, но знала, что это напрасно. — Да неужели? Тогда задай мне вопрос снова, используя это слово. — М-мне н-н-не нужно этого делать! — Видишь? Ты даже не можешь это произнести. — Да, могу! — Тогда, скажи. — Ладно! — она вдруг заявила. Она была уверена, что к этому времени уже идеально походила на помидор. — У тебя когда-нибудь был с-с-секс с кем-нибудь? Он снова засмеялся, схватившись за живот от боли. Она почувствовала, как у нее на лбу лопнула вена. — О Ками, еще и заикае—ух! — его смех резко оборвался, когда она вдарила его по голове. Он схватился за шишку, жалуясь: — Это вправду было больно, Бирибири! — Ты издевался надо мной! — прорычала она, выпустив несколько искр от гнева. Он заметно сглотнул. Она была чуть-чуть довольна его реакцией, но этого было недостаточно, чтобы погасить ее гнев. — Я пошутил. Пошутил! — настаивал он, подняв обе руки в знак оправдания. Она стиснула зубы, заставляя себя не обращать внимания на раздражение, которое испытывала. На самом деле, как он мог вызвать у нее такую резкую реакцию? Минуту назад она была меланхоличной, а теперь вела себя так, словно ничего не произошло. Она остановилась в своих мыслях, кое-что осознав. Он пытался отвлечь ее от предыдущей темы, раздражая ее, и она должна была признать, что это сработало. Она почти улыбнулась этому. Он может быть таким милым, когда захочет. Вздохнув, она снова обратила свое внимание на него и послала ему нерешительный взгляд. — Ты собираешься отвечать или нет? Он немного расслабился. — Ну, прежде чем я отвечу, скажи мне, как ты вообще додумалась до этого вопроса. Она снова слегка покраснела, но по крайней мере была благодарна, что на этот раз он казался искренне любопытным, а не просто дразнил ее. — Я прочитала тот сюжет спектакля пару дней назад. В нем речь шла о парне и девушке, застрявших в одной комнате из-за своих друзей, и они играют в 20 вопросов, — объяснила она, отводя взгляд. — Там был такой вопрос, поэтому я и задала его, не подумав. Когда она снова посмотрела на него, его бровь удивленно приподнялась. — Так вот откуда у тебя возникала эта идея? — А что в ней не так? Она же интересная! — оправдывалась она. Он покачал головой, хихикнув. — Иногда я забываю, какой ты романтик. — ...что ты хочешь этим сказать? — Ничего, — легко ответил он, когда уголки его губ дернулись вверх. — Но вернемся к твоему вопросу... — он повернулся к ней с игривой ухмылкой. — Как ты думаешь? Она нахмурилась на это. — Это не игра в угадайку, помнишь? — Что? Разве это плохо мне задаться вопросом, что ты думаешь обо мне? — Ты глупый дурак, который любит ныть о своей невезухе и отсутствии личной жизни, когда он даже не замечает, сколько женщин он привлекает, — сухо заявила она, выпивая. — Короче говоря, неведающий плейбой, вот что я о тебе думаю. — ... ауч... — Я начинаю думать, что ты тянешь время. Ты не хочешь, чтобы я узнала твой ответ? — Дело не в этом, — сказал он ей, наконец, посерьезнев: — Я девственник, если это не было достаточно очевидным. Ты же знаешь, что у меня никогда не было девушки. — Кто сказал, что тебе нужно быть в отношениях, чтобы сделать это? Он с вопросом посмотрел на нее. — Ты действительно думаешь, что я из такого типа парней? — Ну, нет, — призналась она, — но что я знаю? Я не думаю, что ты из тех, кто перепихнулся и уходит, поэтому в чем смысл был меня спрашивать об этом? — Наверное, — пожал он плечами. — А как насчет тебя? Что ты думаешь о "занятиях любовью"? — спросил он, делая воздушные кавычки пальцами. — Это вроде как звучало так, будто ты довольно открыта насчет того, что ты называла "перепехнулся и ушел". Ты считаешь нормальным заниматься сексом с кем-то, с кем у тебя нет отношений? — Я расцениваю это как вопрос, — она поддовинула его Гекотовую пальчиковую куклу на один квадрат вперед, на что он пожал плечами: — По-моему, это было именно то, что ты произнес. Это занятие любовью; то, что вы делаете только с тем, кого любите. Я не осуждаю людей, которые занимается этим из удовольствия. Половина нашего поколения делает это, но я не вхожу в их число. Я просто думаю, что заниматься любовью – это что-то особенное, в особенности если это будет твой первый раз, — объяснила она, после чего выдержала паузу, чтобы сделать глоток вина. — Если я и собираюсь заниматься этим с кем-то, я хочу, чтобы это было только с одним человеком; кто-то, с кем я проведу остаток своей жизни. — Твой муж. Она кивнула, слега улыбнувшись. — Я не говорю, что добрачный секс – это плохо, но я хочу, чтобы мой первый раз был с кем-то, кто также будет моим последним. И как в том сюжете, о котором я тебе рассказывала, что может быть лучшим подарком для моего будущего мужа, чем отдать ему мою девственность, верно? — Верно, — он слегка улыбнулся ей. — Знаешь, я удивлен, что ты ответила на мой вопрос, ни разу не покраснев. Ты даже произнесла слова "секс" и "девственность", не смутившись при этом. — Ты дразнил меня. Конечно, я смущена в некоторой степени. Но это серьезная тема, — настаивала она. — Большинство людей в наше время думают, что у тебя грязные мыслишки, если ты говоришь об этом, но я в это не верю. Секс – это не просто акт удовольствия; это окончательное доказательство любви двух людей друг к другу. Сказав это, она сделала большой глоток вина, и он слегка улыбнулся ее словам. — Или, по крайней мере, так должно быть, — добавила она. — В наши дни многие так не считают. — Ну, это не должно иметь значения, о чем думают все остальные, так ведь? — заметил он. Ее губы изогнулись вверх. — Нет, не должно.***
"Девушка, которая бережет себя для замужества", — подумал Тома, — "она все это время была девушкой моей мечты, а я никогда этого не замечал?" — Боже, мы снова вернулись к теме любви, — внезапно заявила Микото с игривой гримасой на лице. — Давай попробуем не задавать подобных вопросов до конца игры. Он слегка ухмыльнулся. — Попробуем, ключевые слово здесь. — Я всегда считала, что парни ненавидят говорить о любви и всяких глупостях. Как ты с этим справляешься? — шутливо спросила она. — Вопреки распространенному мнению, парням тоже нужно поговорить по душам о своей личной жизни. Мы просто не так откровенны, как девушки. — И что? Когда вы с другими парнями устраиваете вечеринку с ночевкой, у вас есть... мужская версия девичьего разговора? — Мужской разговор, — пояснил он. — И да, у нас действительное такое есть. А что вы, девчонки, думаете, мы делаем на ночевках? —Ну... я не знаю, — протянула она, явно наслаждаясь разговором. — Разводите костры и приносите в жертву животинку? Он бросил на нее невозмутимый взгляд. — Мы не пещерные люди. — Правда...? Его брови дернулись в ответ на ее широкую улыбку. Покачав головой, он решил просто течь по течению и сказал: — Я собираюсь разрушить твою гребаную иллюзию. — Ха! Делали, проходили. Ты же знаешь, что не сможешь поднять на меня руку. — И по сей день я все еще удивляюсь, почему. — Причина, мой друг, в том, что тебя выпороли бы. Он поморщился. — Ничего подобного. Я просто очень тщательно выбираю, кого ударить. — Вот как? То есть те девяносто процентов выбранных тобой целей были девушками? — она фыркнула. — Я бы побеспокоилась за твою будущую девушку, знаешь? — Эй! Ты не можешь винить меня за то, что Магическая сторона состоит в основном из женщин. — М-м. Все еще бил девушек. — О, да ладно тебе, ты же знаешь, что я делал это только для того, чтобы спасти их, — яростно защищался он, хотя и понимал, что она просто издевается над ним. Каким-то образом, когда она указала на его пренебрежение полом, когда дело касалось людей, которых он победил, он почувствовал необходимость объясниться, хотя ему и не нужно было: — Я имею в виду, в самом деле, скольких людей спасла эта моя рука? — Многих, — ответила она, и ему показалось, что она наконец перестала подкалывать его. Она взглянула на него и продолжила: — Я одна из них, и я не думаю, что когда-либо говорила тебе это раньше, но... спасибо, — она мягко улыбнулась ему, — за то, что спас меня... нас... Он улыбнулся в ответ: — Я сделал это, потому что хотел. Не надо меня благодарить. Она рассмеялась. — Ты бы так и сказал, не так ли? Камидзе Тома, Спаситель Сестер, Герой Третьей Мировой Войны и мальчик, который спас мир от всемогущего Магического Бога, — она внезапно покачала головой, а на ее лице смешались веселье, недоверие и что-то еще, чего он не мог понять. — Когда ты сидишь здесь рядом со мной, говоря о самых тривиальных вещах, иногда я забываю обо всем этом. — Во мне действительно нет ничего особенного. Я делал все это, просто потому что был единственным, кто был на это способен. Я спасал людей, потому что мог. — Да, но... — она замолчала, и он лишь вопросительно взглянул на нее. После еще одной минуты молчания она произнесла: — Могу я сейчас задать свой следующий вопрос? Он моргнул, когда она внезапно сменила тему. — Ладно? Она прикусила губу, выглядя противоречиво. — Я просто хотела знать, если... — Если...? — он с непониманием посмотрел на нее, недоумевая, почему она так долго колеблется. Наконец, она спросила: — Ты когда-нибудь сожалел, что спас кого-то? Он недоверчиво посмотрел на нее, совершенно удивленный ее вопросом. — Что ты сказала? Ее явно застал врасплох его взгляд, и она несколько раз моргнула, повторив свой вопрос: — Эм... ты... когда-нибудь сожалел, что спас кого-то? Он не знал, зачем она вообще спросила об этом, не понимал, почему она вообще спросила. Но внезапно из его груди вырвался настоящий гнев, вызванный причинами, о которых он подумал. — Что это еще за вопрос? Она выглядела напуганной, по-видимому, встревоженной его тоном. — Послушай, я думаю, ты неправильно понял. Я просто— — Это из-за причиненной боли? Или того, что подверг свою жизнь опасности? — спросил он, не в силах остановиться. — Неужели ты думаешь, что я пожалел бы о спасении жизни, потому что меня немного избили? Так вот как ты обо мне думаешь? — Нет! Я— — Или ты хочешь сказать, что не все заслуживают спасения? — оборвал он ее, слишком взбешенный, чтобы волноваться об этом. — Вот как? Плохих парней надо просто оставить умирать, чтобы мир стал лучше? Ты действительно спрашиваешь, жалею ли я, что спас своих врагов? Кого-то вроде Акселератора или Фиаммы или— Настала ее очередь прервать его, твердо глядя на него и слегка нахмурившись: — Тома, я не это имела в виду, — ее голос стал подкованным, тон, который она неосознанно использует всякий раз, когда подавляет свой гнев. — Поверь мне, когда я говорю, что уважаю тебя за спасение все этих жизней, потому что понимаю, что не многие смогли бы сделать подобное тебе. И ты знаешь, что, как и ты, я верю, что каждый заслуживает второго шанса, каким бы злым он ни был. — Тогда зачем ты это сказала, а, Микото? — продолжил спорить он с ней. — Почему ты вообще спрашиваешь меня об этом? Если это еще один тычок в сторону моих воспоминаний, клянусь— — Потому что самую большую ошибку в своей жизни я совершила, пытаясь спасти кого-то! Похоже, она наконец стала сыта по горла им, когда резко оборвала его, оставив его неспособным как-то на это ответить. — Ты не знал? — продолжила она с сарказмом в голосе. — Когда-то я сделала что-то, чтобы спасти кого-то. Это не только никого не спасло, но из-за этого погибли тысячи людей. Так скажи мне, не должна ли я сожалеть о том, что пыталась спасти кого-то? Он запнулся, не зная, что ответить на ее утверждение. — Э-это... — Нет. Ты просто не знаешь, каково это – пытаться спасти кого-то так сильно и потерпеть неудачу, — ее неподдельный гнев удивил его, лишив дара речи. Но вскоре она отвела от него взгляд, словно не хотела видеть его лица — (и мягко говоря, он знал, что она хотела бы вдарить ему по лицу, если бы увидела его, вот почему она отвела свой взгляд) — и насмешливо усмехнулась: — Но я полагаю ты прав. Зачем я вообще задала тебе этот вопрос? Между ними повисло долгое молчание. — Нет, я ни о чем не жалею, — сказал он ей спустя некоторое время. Он мельком взглянул на нее и увидел, что она все еще отказывается смотреть на него, явно рассерженная. Он глубоко вздохнул и продолжил: — Но ты права, я не знаю, каково это. Я не виню тебя за то, что ты сожалеешь, но тебе не должно быть стыдно за то, что ты пыталась. Не многие люди могут сделать даже этого. Она не ответила, и в этот момент он испугался, что она может решить игнорировать его до конца ночи. — Послушай, мне очень жаль, — сказал он, не зная, что еще произнести. — Ты просто... ты застала меня врасплох. Я даже не спросил, что ты на самом деле имела в виду, когда спрашивала об этом, поэтому я извиняюсь за недопонимание и что огрызнулся на тебя. Он долго ждал, что она ответит, и как раз когда он собирался снова извиниться, она вздохнула, разочарованно убирая челку со лба. — Нет, это и моя вина тоже, — сказала она ему, когда ее напряженные плечи расслабились. — Я должна была придумать лучший способ сказать это. И я тоже огрызнулась на тебя, поэтому... извини. Он ничего не мог поделать, когда их накрыла очередная волна молчания. Что он мог сказать? За все годы их дружбы они никогда так не злились друг на друга. Она всегда злилась на него, но все это были просто шутки, когда он подкалывал ее и вызывал у нее цундере-реакцию. И даже если бы они разозлились друг на друга, они бы просто избегали друг друга какое-то время, давая им обоим некоторое пространство, чтобы остыть, а при следующей встрече они снова были бы в порядке. Но на этот раз они встряли. И он не мог продолжать игру после того, что только что произошло. — Продолжай, — заговорила она вдруг, заставив его повернуться к ней. — Теперь твоя очередь. Он слегка нахмурился, услышав ее слова: — Ты уверена, что все еще хочешь продолжить это? — Хочешь верь, хочешь нет, но я ожидала, что в какой-то момент мы начнем действовать друг другу на нервы, — она криво улыбнулась ему. — Но ты же знаешь, в этом и смысл игры, потому что после этого мы будем знать друг о друге то, чего не знают другие. Мы будем отдавать друг другу частичку себя, и если мы в конечном итоге примем их, — она пожала плечами, повернувшись к нему с ухмылкой, — наши отношения должны стать сильнее, так ведь? Его губы дернулись от ее слов. — Понятно, — он переставил свою куклу Гекоту на следующий квадрат. — Ну... как насчет этого? Почему ты хочешь стать врачом? Ее бровь поднялась. — Что? Это действительно так странно? — Дело не в этом, просто...— он поколебался, прежде чем наконец признаться: — Еще тогда я всегда думал, что ты будешь каким-нибудь экспертом по электронике или что-то в этом роде. Она бросила на него хмурый взгляд. — Мои способности эспера не имеют ничего общего с моим выбором карьеры. — Я знаю, знаю. Потому-то и спрашиваю. — ... Ее внезапное отсутствие ответа привело его в замешательство. — ...Микото? — ...неужели ты все это спланировал? — пробормотала она это так тихо, что он не был уверен, хотела ли она, чтобы он услышал ее. Поэтому он спросил: — Спланировал что? — Ничего, — она повернулась к нему с шутливой оскалом. — Помнишь, я сказала, что ты умеешь задавать важные вопросы, и ты спросил, хорошо это или плохо? — Да? — Я начинаю думать, что это и то, и другое, — сказала она. — В основном плохая часть, хотя, — она слегка хихикнула, но здесь не было юмора, — в любом случае, что касается моего ответа, я хотела найти лекарство от мышечной дистрофии; в частности, МД Дюшена. Вот почему я решила стать врачом. Он наклонил голову в знак признания. — Дюшена...? Разве это не неизлечимо даже с технологиями Академгорода? Почему именно эта болезнь? Я имею в виду, есть рак и много других заболеваний. — Хм... — промычала она, ее взгляд стал далеким, когда она пробормотала ответ: — Наверное, я никогда не рассказывала тебе об этом, да? Или вообще кого-нибудь, если уж на чистоту... Он с любопытством посмотрел на нее. — Не рассказывала что? — Эй... Ты знаешь, откуда в Академгороде моя ДНК-карта? В его голове зазвенел термин, слова, которые, как он думал, никогда не забудет: — ДНК...? Ты имеешь в виду... — Ага, — подтвердила она, не давая ему закончить, — ту, которую они использовали, чтобы создать моих Сестер, — уточнила она, ее глаза наконец сфокусировались на нем. — ДНК-карта, которую они использовали, чтобы клонировать меня. — ... Она продолжила, несмотря на его молчание: — Я тогда еще училась в начальной школе. Рядом была больница, в которую меня пригласили и где они показали мне, как пациенты с МДД борются с болезнью, — ее взгляд стал рассеянным, и он понял, что она заново переживает то, что произошло в ее голове. — Они были так слабы... Но они никогда не сдавались... Но потом доктор сказал мне, что как бы они ни старались, им не станет лучше, что в конце концов они поддадутся болезни и умрут... Он мог представить себе маленькую Микото, грустно смотрящую на нескольких мальчиков в отделении физиотерапии, зная их судьбу. — Мне было так грустно за них... Но потом доктор сказал мне: "С твоей помощью мы можем найти лекарство". Он мог себе представить человека в белом халате, скорее всего, переговорщика, нанятого Академгородом, который разговаривал с ней, обманывая ее, чтобы она дала им то, чего они хотели. Она сделала глоток вина, облизала губы и продолжила: — Он сказал мне, что с моей силой они могут найти способ спасти этих мальчиков... Что моя ДНК может содержать ответ, чтобы вылечить эту болезнь... — именно в этот момент он понял, что именно она имела в виду; самая большая ошибка в ее жизни, — поэтому я дала им, что они хотели. Если бы я только знала, что они клонируют меня вместо этого, что они будут использовать мою ДНК-карту для такого извращенного эксперимента... Ее голос был так меланхоличен, так полон вины, что он понял: — Ты... все еще винишь себя даже после всех этих лет? — Я не могу этого забыть... — сказала она ему, тряхнув головой, как бы избавляясь от воспоминаний. — Это было так давно... Даже Акселератор нашел в себе силы отпустить это, но... Я все еще не могу, — она издала презрительный смешок, явно насмехаясь над собой. — Может быть, я просто настолько слаба... — Ты не слабая, — мягко возразил он. Его брови нахмурились в один из ее редких моментов отвращения к себе. Она была замечательным человеком. Она должна это знать. — Конечно, даже я думаю, что ты должна отпустить, что не должна больше винить себя... но твоя неспособность так просто отпустить показывает, как сильно ты все еще переживаешь, — он попытался встретиться с ней взглядом, но она отказалась, опустив взгляд на колени. Тем не менее, он продолжил: — Это не признак слабости, — сказал он ей твердо, надеясь, что она поверит его словам. — И даже если это так, тебе не должно быть стыдно за это.***
Она не могла не улыбнуться его словам. Про себя, она осознала, чем он занимался всю эту ночь; заставлял ее улыбаться. Она могла только удивляться, как ему это удалось. Она выдохнула, сигнализируя об окончании очередного страдальческого разговора: — А~а, — начала она, шутливо глядя на него, — ты просто обязан был задать этот конкретный вопрос, да? У него вдруг сделался виноватый вид, и она изо всех сил постаралась не показать, что ее беспокоит его довольно щекотливый вопрос. — Э-эм... Хаха... Прости насчет этого... Она почувствовала укол жалости, когда он извинился. Это была не его вина. Он не хотел поднимать тему, которую, как он знал, она пыталась избежать. Может быть, это был просто его обычный приступ невезухи, который передался ей. — Ну вот, пожалуйста, — продолжила она, заставляя себя говорить спокойно. — Вот почему я хотела найти лекарство от МДД, потому что если бы я этого не сделала, то почувствовала бы, что все случившееся было напрасно, что я действительно просто отдала свою ДНК для того эксперимента. Он ничего не ответил, и она смутно поняла, что он не решается снова сказать что-то не то, поэтому решила продолжить разговор сама: — Ну, как бы то ни было, теперь моя очередь. Она посмотрела на него краем глаза, пока пила вино, пытаясь расшифровать его реакцию. Он все еще слегка хмурился, но как бы ее ни трогала его забота, ей не нравилось, когда за нее переживали—особенно он. Она уставилась на красную жидкость в своем бокале, внезапно осознав, что ей не нужно притворяться, что она в порядке после этого короткого воспоминания. Это пожирало ее уже много лет, с того самого рокового дня — 15 августа, и она никогда его не забудет, — и она отказывалась рассказывать об этом кому бы то ни было. Абсолютно никто, даже ее собственные младшие Сестры, не знали об обстоятельствах, при которых она дала Академгороду свою ДНК-карту. Возможно, это было из-за стыда — она все еще злилась на себя за то, что была такой наивной и доверчивой — но часть ее знала, что это было просто потому, что она боялась. У нее просто не хватило смелости вновь пережить этот момент и заставить себя рассказать кому-нибудь, потому она заперла эти воспоминания под цепями и запихнула их в самый дальний угол сознания. Однако прямо сейчас она с удивлением обнаружила, что почувствовала большее облегчения когда-либо случавшееся с ней, как будто огромный груз наконец-то был снят с ее плеч. Она не была уверена, было ли это потому, что она рассказала ему — и, честно говоря, она не думала, что сможет рассказать кому-то еще — или что его слова произвели на нее большее впечатление, чем она заметила. Но сейчас это не имело никакого значения, потому что он, по-видимому, не понимал, что его вопрос заставил ее почувствовать себя лучше после событий, которые она пережила, за последние несколько лет. Она тихо вздохнула, решив просто продолжать игру, и подтолкнула Пйонько на следующую квадрат. — Если бы ты мог выбрать... — она зловеще замолчала, надеясь привлечь его внимание. Однако это оказалось неэффективным. — С кем бы ты хотел застрять в этой комнате? — Хм... Семьдесят два часа наедине с кем-то? — он вдруг показался нормальным, когда он ответил с гулом: — Я хотел бы, чтобы этот человек был кем-то, с кем я чувствовал бы себя комфортно; кто-то, с кем я мог бы поговорить о чем угодно. И даже если мы не будем разговаривать, я не буду чувствовать себя неловко рядом с ней... Мне бы хотелось, чтобы мне не пришлось ни о чем врать. В его голосе был некий тон, который заставил ее нахмуриться. — Даже о твоих воспоминаниях? Последовала короткая пауза, после которой он кивнул. — ...даже о моих воспоминаниях. Обе ее брови поднялись в ответ на его заявление. Насколько ей было известно, об этом знала лишь горстка людей, и она была одной из них. В ней клокотала надежда, что это означает, что он не захотел бы никого другого на ее месте, даже после всего, что уже произошло этой ночью. Однако она держала это при себе и старалась говорить небрежно, когда произнесла: — Ну, это сильно сужает круг подозреваемых. Назовешь имя? — А сама не сможешь догадаться? — спросил он серьезным голосом, и это заставило ее задуматься, что именно он пытается сказать. Она думала, что он имел в виду ее, но это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Поэтому вместо того, чтобы озвучить свою мысль, она попыталась сопоставить его туманные, почти загадочные ответы с ее собственными косвенными догадками. — ... Я бы не хотела угадывать... — Ну, я уверен, твоя догадка верна. Она немного поиграла с этой идеей, но вместо этого решила сменить тему. Она была не совсем готова к новым душевным терзаниям. — ...ты до сих пор никому не рассказал о потере своих воспоминаний? — Нет, — он покачал головой, и если он и заметил ее попытку сменить тему, то не стал обращать на нее внимание. — Только ты, Индекс, Божественный Хирург и очень немногие другие люди с Магической стороны знают об этом. — Ты никогда не говорил своим родителям? — спросила она, осознав его слова. — Нет, — на его лице была грустная улыбка, и она не была уверена, знал ли он, что одел ее, — у меня тоже нет никаких планов, чтобы сделать это. — Но... Почему? — его признание в том, что он отказался рассказать об этом своей семье, смутило ее. В такой ситуации она бы захотела рассказать родителям при первой же возможности. Семья слишком важна, чтобы лгать. — Это твои родители. Разве они не заслуживают знать правду? — Я не вижу смысла говорить им об этом, — пожал он плечами. — Я имею в виду, что прошли годы, а они даже не заметили. Почему я должен идти и говорить им что-то, что только сделает их несчастными? Его самоотверженная логика заставила ее нахмуриться. Иногда его героический комплекс действительно действует ей на нервы. — Они это заслужили, Тома. Ты можешь думать, что защищаешь их, скрывая правду, но чем дольше ты тянешь время, тем труднее это будет для них и для тебя в будущем. — Как я уже сказал, это больше не имеет значения. — Как это не имеет? — переспросила она, не в силах понять его причины. — Это твое прошлое. Ты просто позволишь ему исчезнуть, не попытаясь узнать о нем? — Я прожил четыре года, не зная своего прошлого, и все счастливы, несмотря на это, — сказал он ей легко, так, будто только и имело значение. — Почему я должен что-то менять? — А ты сам счастлив? Он не ответил. — Не зная, кто ты такой... — продолжала она, потому что для нее не имело значения, что другие будут чувствовать или думать. Она заботилась только о нем. — Разве это не заставляет тебя чувствовать себя... неполноценным? Он одарил ее еще одной из тех печальных улыбок, которые всегда использовал, когда они говорили об этом. — Знаешь, иногда я действительно задумываюсь об этом. Как я могу быть самим собой без моего прошлого? — он посмотрел на нее и на этот раз уже не казался таким грустным. — Но потом я понял, что это не я определяю, кто «я». Это люди вокруг меня, люди, которых я люблю. Она не знала, что ответить на это. — Поэтому пока ты... все со мной, — поправил он себя и встретился с ней взглядом, — мне не нужно волноваться о том, что я могу потерять себя. Она отвела глаза,и на ее лице появилась легкая улыбка — ...как я могу ответить на это, а? — Ты и не можешь. В этом вся суть. Она покачала головой, глядя на него. — Ты вправду пугающе сентиментален. На мгновение воцарилось молчание, пока они потягивали вино. — Значит, ты больше никому не расскажешь о своих воспоминаниях? — снова спросила она. — А ты расскажешь своим родителям о магии и о том, как ты во всем этом замешана? — ... Его губы невесело дернулись на отсутствие ее ответа. — Есть вещи, о которых лучше не рассказывать, Микото. И ты это знаешь. Ее брови снова нахмурились, потому что, хотя она и понимала, она также знала, как тяжело ему было. — А что, если нет? Что, если секрет просто съест тебя изнутри? — Такого не произойдет, — уверенно ответил он, улыбнувшись ей. — Пока у меня есть ты, мне не придется беспокоиться об этом. У нее перехватило дыхание в горле от его слов. На мгновение она подумала, что он имел в виду именно то, как это прозвучало. Но потом она поняла, что это был Тома, бестактный парень, у которого не было фильтра во рту, что часто приводило его в беду. Она чуть не рассмеялась. Он, наверное, даже не понимал, что могли означать его слова. — Что? — он, казалось, заметил ее растущую ухмылку, потому что, хотя он выглядел смущенным, улыбка также формировалась на его лице. — Ничего... — сказала она ему, поджав губы, чтобы избавиться от улыбки на лице. Она не была уверена, что нашла в этом такого смешного. Может быть, из-за его абсолютной тупости, а может быть, из-за полной безнадежности ее ситуации с ним, но она все еще не могла остановить хихиканье, проходящее через ее губы. — Просто ты почти не изменился. Все еще говоришь много вводящих в заблуждение вещей. Я не удивлюсь, если ты создашь еще один гарем. При этих словах он поднял брови. — Что ты имеешь в виду, говоря "вводящих в заблуждение"? Я имел в виду каждое произнесенное слово. В ответ она выпила еще больше вина. Затем она протянула ему свой бокал. Она заметила, что он нахмурился, но все равно наполнил бокал: — Эй, разве тебе уже не хватило выпитого? — Замолкни. Я в порядке, — и чтобы доказать свою правоту, она сделала еще один глоток. Он не выглядел убежденным, но все же уступил: — Как скажешь. Она кивнула ему, когда он снова наполнил свой бокал. — Твоя очередь. — Хм... — промычал он, поставив почти пустую бутылку на стол. После еще одного мгновения раздумий он спросил: — Из всех инструментов, почему ты научилась играть именно на скрипке? — Разве это не очевидно? Мама заставила. — Лгунья, — ответил он без паузы, словно был совершенно уверен в своей правоте. Она слегка нахмурилась, а он продолжил: — Я знаю Мисудзу-сан, и она никогда не заставила бы тебя делать то, что тебе не нравится. Она слишком тебя обожает, особенно когда ты была ребенком. Ее глаза сузились в подозрении. — Почему ты такой умный, когда мне этого не надо. Он поднял бровь в ответ. — Почему ты идешь против своих собственных правил? Они смотрели друг на друга в течение нескольких секунд, пока она, наконец, не произнесла: — ...Я ненавижу тебя. Ее раздражало, что у него хватило наглости ухмыльнуться: — Ты не должна так говорить своей первой любви. Она почувствовала, как у нее на лбу вздулась жилка от его заявления. — Ты никогда этого не оставишь, не так ли? Он ухмыльнулся: — Неа. Она вздохнула. — Ну же, Микото, сколько раз ты сегодня была нечестной? — игриво спросил он, слегка подтолкнув ее в бок. — Играй в свою игру. Что такого сложного в моем вопросе? — Я не знаю. Просто... — она в нерешительности заправила прядь волос за ухо. — Я научилась играть на скрипке по детским причинам. — Которые...? — ...Я считала это романтичным... — застенчиво призналась она, объясняя: — Даже когда я была маленькой, папа редко бывал дома, поэтому я часто спрашивала маму о нем. Она рассказывала мне, как они познакомились и как полюбили друг друга. Папа был из богатой семьи, достаточно богатой, чтобы он мог тратить деньги на многие свои прихоти. По-видимому, он был также очаровательно умен — вроде как Тони Старк, как говорит мама — так что он был настоящим плейбоем. Мама, с другой стороны, была из низшего среднего класса; не слишком бедные, но у них было только то, чтобы поддерживать потребности. Они познакомились в кампусе, когда изучали один и тот же предмет и стали одноклассниками, — улыбка медленно поползла по ее лицу. — Мама ненавидела папин тип, поэтому она старалась держаться от него подальше, но папа... он очень быстро влюбился в нее. Он улыбнулся ей, когда она мельком взглянула на него. Она почувствовала, как ее улыбка стала шире, поэтому она продолжила: — Мама была очень красивой... она и сейчас такая, но когда я спросила папу, почему он влюбился в нее, он ответил: "Потому что она была первым человеком, который узнала меня таким, какой я есть, а не таким, каким я пытался быть", — сказала она ему так, будто это был очень важный урок в классе, и в каком-то смысле для нее это было так, поэтому она была рада, что он слушал ее так внимательно. — У моего отца было много семейных проблем, так что у него сформировался его собственный защитный механизм – вести себя как беспечный плейбой. Но когда он встретил маму, он изменился. Он стал тем, кто он сейчас, и начал ухаживать за ней, — она тихо фыркнула, — к ее первоначальному раздражению. Он, с другой стороны, рассмеялся. — Полагаю, Табикаке-сан прошел через многое, чтобы понравиться Мисудзу-сан, да? Она не смогла сдержать улыбку, когда вспомнила: — Ты и половины не знаешь. Мама рассказывала мне, что из-за полного отчаяния у папы вошло в привычку раздражать ее только для того, чтобы они начали спорить и она поговорила с ним. Она всегда злилась на него, но именно с этого началась их странная, но неоспоримая дружба. — Хе, — ухмыльнулся он ей, — это напоминает мне о нас двоих, знаешь? Потому что тогда ты всегда злилась на меня. — Не моя вина, что ты был таким идиотом и всегда оскорблял меня. — Ну, извини, что я такой идиот... — сухо сказал он ей. — В любом случае, как Табикаке-сан удалось заставить Мисудзу-сан полюбить такого, как он? Улыбка вернулась на ее лицо. — Папа снова попытался пригласить маму на свидание, когда они наконец стали чем-то вроде друзей. Он написал короткое стихотворение и велел доставить его ей, сказав, чтобы она пошла в определенную комнату музыки. Когда она пришла, то обнаружила, что все вокруг усыпано лепестками роз и горят свечи, а в центре папа играет на пианино, — она задумчиво замолчала, представив себе сцену, которую часто пыталась представить в детстве. — Она сказала, что это было самое романтичное, что папа когда-либо делал. — И Мисудзу-сан влюбилась в него? — Ясное дело. Мама сказала, что именно в этот момент, в тот самый момент, когда она увидела, как он играет, она влюбилась в него... и когда мама рассказала мне эту историю... я не знаю, — ее голова склонилась набок в задумчивости. — Я просто подумала, что, может быть, я смогу заставить человека, который мне понравится, влюбиться в меня таким же образом. — Игрой на скрипке? Она кивнула, чувствуя себя немного смущенной своим признанием. — Я знаю, что это глупо, но я училась игре на скрипке именно из-за этого. Он поменял позу, повернувшись к ней чуть ближе. — Но почему скрипка? Ты ведь могла бы учиться играть на пианино? — Я и училась играть на пианино до скрипки, но это никогда не было моим призванием, понимаешь? — она взглянула на него, только чтобы поймать его мягкий взгляд. Она отвернулась, надеясь, что ее щеки не вспыхнут, а сердце успокоится. Она снова сосредоточилась на том, что говорила, молча заговаривая себя не отвлекаться. — Мне нравилось пианино, но это была папина фишка. Я хотела что-то, что было только моим, и когда я впервые увидел скрипичный концерт... я влюбилась в этот звук... поэтому я решила, что если он смог заставить влюбить меня в себя, я обязательно заставлю кого-то точно так же влюбиться в меня. Краем глаза она заметила, как он мягко улыбнулся. — Так... ты уже делала это? — Хм? — Ты влюбила в себя человека, который тебе нравится? "Ты же так и не влюбился в меня?" — чуть было не сказала она ему, но придержала язык. Ох, какая ирония в том, что он спрашивает ее об этом. Она не знала, смеяться ей или плакать над своим положением. Неужели он действительно такой тупой? Неужели он не понимает, что он был единственным, кроме ее учителя музыки и семьи, для кого она когда-либо играла на скрипке? Все эти сольные практики, на которые она его приглашала, неужели он забыл обо всем этом? Ее молчание, должно быть, было слишком долгим, потому что он осторожно позвал: — Микото? — ...нет, — наконец, сказала она. Он все равно не поймет, что она имеет в виду его, так какой смысл лгать? — К сожалению, он глупый дурак, который на самом деле не очень любит музыку, поэтому это так и не сработала на него. Он, казалось, изучал ее взглядом некоторое время, а затем ответил: — Вот так? — Мм-хм, — промычала она, прежде чем сделать еще один глоток вина. Оно больше не жгло ей горло, и она почти заметила, что ей не так грустно, как следовало бы. В груди у нее возникло легкое онемение. Она подумала, не означает ли это, что алкоголь наконец-то взял верх. — Почему бы тебе не попытаться снова? — спросил он, и она чуть было не расхохоталась. Подавив смех, она весело сказала ему: — Как я уже сказала, он не очень любит музыку, тем более классическую. Это ничего не изменит. Он нахмурился, то ли из-за ее слов, то ли из-за смеха, она так и не поняла. — Ты не можешь быть в этом уверена. Серьезность в его голосе заставила ее замереть. Что он пытался сказать? Он вел себя так неопределенно, что она не могла понять, что происходит в его голове. Это было, как если бы он... Она неосознанно прикусила губу. Нет. Не было и шанса, что он мог знать. Она даже не пыталась намекнуть ему — в отличие от тех других попыток в прошлом, которые потерпели неудачу, — поэтому он не мог догадаться, что она чувствовала к нему. И даже если бы он это сделал, почему тогда он продолжал настаивать на том, чтобы "заставить человека, который ей нравится, влюбиться в нее", если он знал, что это будет он. Это не имело никакого смысла, если только... "Если только я ему нравлюсь..." — заключила она. Но как только эта мысль пришла ей в голову, она тут же ее отбросила. Это не поможет ей обрести надежду, только разобьет ей сердце, да еще и эту дерьмовую ночь. "Но что такое еще одна душевная боль?" — с тоской сказала она самой себе. Она только оттянет неизбежное, если упустит этот шанс. Кто знает, когда она еще сможет спросить его об этом, когда ему не разрешат лгать? Было бы лучше просто покончить с этим. Чем дольше она будет ждать, тем больнее будет, когда он наконец откажет ей по-настоящему. Кроме того, лучше всего принять боль, когда алкоголь уже немного притупил ее. И хотя она прекрасно понимала, что на следующий день этот эффект пройдет, она обнаружила, что в данный момент ей было все равно. Она разберется с этим, когда придет время. Она мрачно представила, как забивает последний гвоздь в крышку собственного гроба, и тихо пробормотала: — ... почему бы и нет...***
Он молча наблюдал , как она погрузилась в свои собственные мысли. Честно говоря, он не был уверен, почему сказал ей это. Может быть, из-за его страха, что теперь она уйдет; теперь, когда он наконец осознал, что чувствует к ней. Снова она нарушила молчание и объявила: — А вот и мой последний вопрос. Он просто кивнул: — Я готов. — Ты сможешь влюбиться в меня? Он замер на ее вопросе, бросив на нее неуверенный взгляд. В данный момент он сомневался в своей трезвости. — Есть ли шанс... — четко повторила она, давая ему понять, что на самом деле это не галлюцинации. — Что ты сможешь влюбиться в меня? Его разум затуманился, и в течение долгого момента, все, что он делал, это смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Она внезапно рассмеялась, возвращая его мысли в нужное русло: — Извини. Ты прав, я выпила слишком много вина, — шутливо сказала она, глядя на свой почти пустой бокал. — Кажется, я немного перебрала. Вот язык и развязался. Он покачал головой, больше для того, чтобы сосредоточиться, чем ответить ей, пока он ломал голову над тем, как правильно ответить ей. — ...нет, нет... Это эм... — он сглотнул, молча ругая себя за жалкий ответ. — Все в порядке. Не нужно извиняться. — Хе. Спасибки. — Знаешь, тебе надо почаще напиваться, — пошутил он, но внутри пнул себя, что был таким трусом, когда попытался отвлечься от темы. — Ты склонна быть более честной, когда не трезва. Она дразняще посмотрела на него, приподняв бровь и слегка ухмыльнувшись. — Правда? А, может быть, ты просто хочешь сделать со мной что-то, в момент когда я более всего беззащитна. Он мысленно поблагодарил небеса за то, что она подыграла ему, и пожал плечами. — Может быть. Она оскалилась в ответ, слегка толкнув его локтем. — Извращенец. — Меня называли так множество раз. Между ними снова воцарилось молчание, и Тома легко почувствовал, как неловко все это было. Он знал, что больше не может отвлекаться от этой темы, но почему-то ему было немного страшно. Почему он так нервничал теперь, когда ему дали шанс рассказать ей? Он любил ее, не так ли? Почему он тогда так колеблется? — ...ну и? — спросила она, и он понял, что его время истекло. Он нервно облизал губы, не в силах больше откладывать это. — Это действительно твой вопрос? — Я же не могу сейчас изменить свой вопрос, правда ведь? Это часть правил, которые я установила. — ... Она посмотрела на него с нечитаемым выражением. — Не можешь ответить на него? Он сделал тихий вдох, чтобы взять себя в руки. — ... я, влюбиться в кого-то вроде тебя? — повторил он, глядя на нее с нежной улыбкой, прежде чем ответить: — Я думаю, что невозможно не влюбиться в тебя, Микото. — ... невозможно... ха? Она выглядела неуверенной, как будто ей было трудно поверить в его ответ, поэтому он продолжил: — Ты замечательная девушка. Конечно, временами ты вспыльчива и склонна быть немного слишком жестокой, но это то что в тебе и привлекает, — произнес он, обнаружив, что ему немного трудно правильно объяснить ей. — Ты все еще любишь детские вещи, которые делают тебя очень милой. Она слегка приподняла бровь на это. — Ты знаешь, я бы не сказала, что ты даешь мне комплименты. Он моргнул, внезапно почувствовав себя немного смущенным, когда понял, что это правда. — Ахаха... Вот как? Я был уверен, что сказал это правильно... Ее ответом было хихиканье. — Дурак. Он не мог не улыбнуться, наблюдая за выражением ее лица. — И это, — она замерла, когда услышала его, повернувшись к нему и обнаружив, что он смотрит на нее. — Это то, что заставляет людей так легко влюбляться в тебя; эта улыбка, которая, кажется, касается твоих глаз, также как и касается сердца людей, — потом он шутливо добавил: — Будто делает все внутри нас таким теплым и пушистым. Ее бровь поднялась, когда она посмотрела на него с удивлением. — Это звучит вправду надуманно. — Я говорю откровенно, — он поднял руки ладонями вверх в свою защиту. — Кроме того, разве Ширай тебе еще не говорила? — Что? — Что она хочет защитить твою улыбку. — ... — Как и все мы, знаешь, — он подтвердил: — Даже Рюко и Казари, Ласт Ордер и все твои младшие Сестры, мы все хотим сохранить эту улыбку на твоем лице. Ты всегда пыталась защитить нас, как бы тебе ни было тяжело. Вот почему мы хотим сохранить эту улыбку на твоем лице. Самое меньшее, что мы можем сделать, это сделать тебя счастливой. Она затихла, чтобы затем невесело фыркнуть. — ...ты подразумеваешь определенное событие здесь? Он строго посмотрел на нее. — Нет, я имею в виду множество событий. — Это нечестно. Твой комплекс героя намного хуже моего. Почему это меня отчитывают. — Потому что, в отличие от тебя, я действительно прошу о помощи, когда проблема становится слишком несоразмерной для меня. А ты – полная противоположность. Похоже, чем безвыходнее ситуация, тем меньше шансов, что ты попросишь нашей помощи. — Ты знаешь, почему я это делаю. Он нахмурился на это. — Знаю, и это дает мне полное право отчитывать тебя. — ...я все еще считаю тебя лицемером. — А я все еще считаю тебя упрямой. — ... — Мы все здесь ради тебя, понимаешь? — повторил он, просто чтобы убедиться, что она никогда этого не забудет. — Мы всегда будем вместе. Так что никогда не думай, что мы не хотим разделить твою ношу. Еще одна пауза. — Это твой способ убедить меня рассказать им об этом? Он на мгновение задумался. — Нет...— сказал он. — Это мой способ сказать, что бы ты больше никогда так не делала. Она разочарованно провела рукой по лицу. — Что ты хочешь, чтобы я сделала, Тома? Плакаться тебе каждый раз, когда происходит что-то подобное? — Я знаю, что ты не сделаешь этого, даже если я отвечу "да", но я по крайней мере хочу, чтобы ты полагалась на нас чуточку больше. Она ущипнула себя за переносицу, прежде чем отвернуться и сказать. — Можем мы просто вернуться к чему начали? Кроме того, ты так и не ответил на мой вопрос. — Конечно, — ответил он мгновенно. При этих словах ее брови взмылись вверх. — Конечно? — Я же говорил тебе, что в тебя невозможно не влюбиться, — повторился он, чувствуя себя немного смелее, чтобы наконец признать это. — Это касается и меня. Она закатила глаза и саркастически сказала: — Ха-ха... Спасибо за добрые слова. — Ты так и не поняла, да? — его глаза сузились, когда он понял, что она думает, что он шутит. — Ты, наверное, самый добрый человек, которого я когда-либо встречал. Ты помогаешь людям, потому что можешь. Ты спасаешь людей, когда никто другой не спасет, — попытался он объяснить то, что уже говорил, но более подробно. — И хоть это раздражает, но ты пытаешься справиться с каждой проблемой в одиночку, потому что хочешь защитить людей, которых любишь. — А если я скажу, что делала все это из эгоистических побуждений? — Тогда ты лжешь. — ... — Еще тогда, когда мы все находились в разгаре войны между наукой и магией, ты никогда не переставала поддерживать меня, — с нежностью он вспоминал: — Я знаю, что это не выглядело так, но я был очень рад, что ты была рядом, — признался он, глядя на нее. — По началу я держал тебя в неведении, потому что не хотел подвергать тебя опасности. Но потом, после Третьей Мировой Войны, ты вдруг говоришь мне все эти вещи... — ...вещи? — повторила она. — Что я был не один... — он встретился с ней взглядом и продолжил: — Что с этого момента мы идем по одному и тому же пути... Ты не представляешь, как много это для меня значило. Она отвела глаза, как будто не могла выдержать его пристального взгляда, прежде чем выдохнуть. — ...ага, я в этом удостоверилась, когда ты оставил меня на Гавайях, — внезапно пошутила она, ухмыляясь. Внезапное напоминание заставило его остановиться, заставив неловко натянуть воротник от этого воспоминания. — О-ой... Ты все еще помнишь это? Она сухо посмотрела на него. — Ты оставил меня одну в чужой стране. Как тут не вспомнить? — Ладно, слушай, мне очень жаль. Но, как я уже говорил, как можно не влюбиться в тебя? — снова спросил он, возвращаясь к теме и надеясь, что она поймет. — Ты такой удивительный человек. Она, казалось, проигнорировала его слова, просто спросив: — И твой окончательный ответ...? — Да, — признался он. Он никогда не мог представить, что именно так и скажет ей. Но как бы это ни было неромантично и неожиданно, ей нужно было знать, кем она была в его жизни. — Я уже влюбился в тебя. Она молчала, а он ждал. Но из всех реакций, которые он мог ожидать — (начиная от ее обычной реакции цундере и заканчивая застенчивостью) — он не мог предположить, что этим будет другое. Потому что внезапно она задрожала и захихикала, как будто услышала смешную шутку. Это заставило его замереть. Он снова и снова прокручивал в голове сказанное, чтобы понять, какую часть его признания можно истолковать как шутку. — Над чем ты смеешься? — наконец спросил он, встревоженный ее смехом. Внезапно придя в себя, он продолжил: — Я сказал что-то глупое? Она попыталась подавить хихиканье и ответила: — Ничем. Как я уже говорила, недопонимание. Его лицо нахмурилось, когда он понял, что она имела в виду: — Ты мне не веришь, ведь так? — его голос повысился от неверия и разочарования, требовательный, обвиняющий. — Ты думаешь, я лгу? Она покачала головой, в ее глазах оставалось веселье и что-то еще, и он не мог понять, что это было и почему. — Нет, не врешь. Просто... недопонимание. — Какая часть моего ответа может быть неправильно понята? — потребовал он, и в его голосе послышалось разочарование. — Неважно... Я закончила со своими вопросами, — гнев все нарастал в его груди из-за того, что она отвергла его признание. Почему она ему не поверила? Неужели он так скверно вел себя с ней, что она уже давно была уверена, что он не проявляет к ней никакого интереса? Неужели эта мысль действительно была такой нелепой? — Ииии вино почти закончилось, как раз вовремя, — она вылила остатки вина в свой бокал, наполнив его в последний раз. Он пристально смотрел на нее, пока она потягивала вино, не зная, что делать. Он выпил свой напиток одним глотком, алкоголь оставил жгучий след в его горле, что он очень приветствовал. Разочарованно вздохнув, он провел рукой по волосам и снова взглянул на нее. Видя, что она действительно не воспринимает его всерьез, он сказал: — Я задам свой последний вопрос, идет? — Ну, задавай. Он нахмурился еще сильнее. Должен быть какой-то способ показать ее, что он был серьезен; что на этот раз то, что он сказал, было действительно тем, что он имел в виду. — Если бы... если бы я поцеловал тебя прямо сейчас... — он посмотрел на нее, когда она уставилась в свой бокал. Он оценил ее реакцию и нерешительно продолжил: — Что бы ты сделала? Она встретилась с ним взглядом, ее щеки покраснели от алкоголя, но взгляд был непоколебим. — Я бы поцеловала в ответ. Он медленно наклонился, его взгляд упал на ее губы. Но, подумав, он остановился, его губы были всего в нескольких сантиметрах от ее губ. — Врешь? — его голос был низким и хриплым, когда он спросил в последний раз. Ее голос был так же мягок, как и ответ. — Хочешь это проверить?КОНЕЦ